Запутанная геополитика на Ближнем Востоке может принять новый оборот. Турция столкнулась с Россией, прежде удобным региональным союзником, в Сирии, — где Москва ранее закрепилась в качестве второсортной сверхдержавы, а Анкара ощутила вкус неоосманской ностальгии. Толчки от этой истории ощущаются уже давно, а их эпицентр находится в Идлибе на северо-западе Сирии.
Наступление поддерживаемого Россией президента Башара Асада на Идлиб, последний оплот повстанцев-суннитов против режима, представляющего алавитское меньшинство, закончилось гибелью восьмерых турецких военнослужащих. В ответ Турция убила по меньшей мере 13 сирийских солдат, а президент Реджеп Тайип Эрдоган предостерег Россию от вмешательства. Еще он направил через границу в Сирию танковый конвой.
Турция, по словам официальных лиц, считает, что Россия нанесла удар в спину. Россия при этом давно жалуется, что Турция так и не исполнила заключенное два года назад соглашение о создании в Идлибе так называемой зоны деэскалации. Турецкая армия создала 12 «наблюдательных постов», и предполагалось, что обуздает силы джихадистов, связанные с «Аль-Каидой» (запрещенная в России террористическая организация,- прим. ред. ИноСМИ), — но те одержали верх над марионеточным сирийским ополчением Анкары.
Однако коалиция Асада, зависящая от российской авиации и шиитского ополчения из Ирана, ни о какой деэскалации и не помышляла. Для нее Идлибу суждено было стать последней бойней гражданской войны. Из трех миллионов жителей провинции более половины бежали из повстанческих зон деэкскалации, которые режим уже стер в порошок.
Им хорошо знаком порядок действий, лишь ускорившийся с декабря прошлого года в Идлибе, — бомбардировка больниц, рынков и школ, а затем блицкриг. По данным Сирийского центра мониторинга за соблюдением прав человека, в понедельник в Идлибе было нанесено 220 ударов с воздуха, во вторник — еще 133.
Эпизодические прекращения огня и деэскалация стали фиговыми листками, прикрытием для беспощадного натиска. ООН заявляет, что с декабря из Идлиба и западного Алеппо бежали почти 400 тысяч человек — вдобавок к 400 тысячам беженцев с апреля по конец июля. Они зажаты у закрытой границы Турции, которая уже приняла 3,6 миллионов сирийских беженцев.
Когда президент Дональд Трамп в октябре прошлого года поспешно вывел американские войска из Сирии, вынудив перепуганных европейских союзников судорожно искать пути к отступлению, в этой пустоте не осталось ничего, кроме шаткой треноги из России, Ирана и Турции, — а теперь разваливается и она.
Турция всю сирийскую войну провела на противоположной стороне от России (и Ирана). Она поддерживала разные группировки джихадистов, лишь бы свергнуть режим Асадов. Когда это не удалось, стратегическим императивом Анкары стало желание остановить мощные народные ополчения сирийских курдов, — которые действуют заодно с повстанческим движением Рабочей партии Курдистана (РПК) внутри Турции, — и не дать им слиться в прочное автономное образование вдоль своей южной границы. Курды контролировали где-то с четверть Сирии, вплоть до границы с автономным иракским Курдистаном, откуда РПК осуществляет вылазки в горах Кандиль. Для Анкары это вопрос жизни и смерти.
Своей ставкой на сирийских курдов в качестве главного орудия в борьбе с ИГИЛ (запрещенная в России террористическая организация, — прим. ред. ИноСМИ) США толкнули Турцию в объятья России. Когда в октябре прошлого года Трамп бросил курдов на произвол судьбы, Турция поспешила вторгнуться в северо-восточную Сирию — вдобавок к двум уже имеющимся анклавам на северо-западе.
Когда господин Эрдоган поссорился с ЕС и перестал доверять США, президент России Владимир Путин почуял лазейку.
После попытки военного переворота в июле 2016 года, который, как считает господин Эрдоган, одобрили США и ряд европейских государств, господин Путин решил завершить период отчуждения с Турцией и попытался вывести Анкару на орбиту Москвы.
Однако цели Турции и России — а тем более Ирана — никак не совпадают.
Турецкая кампания против РПК и ее союзников из числа сирийских курдов созвучна стремлению Эрдогана вернуть бывшие территории Османской империи, которые, как считают многие турки, после Первой мировой войны у них украли европейские державы.
Господин Эрдоган начал возрождать — в комплекте с картами — прошлые претензии на прилегающие территории от Алеппо в Сирии до Мосула в Ираке. Можно было бы счесть это пустой риторикой, тем более что в то время ему пришлось заключить союз с ультранационалистической партией, чтобы удержать тающее большинство. Но при этом в северной Сирии Турция закрепляется и пускает корни.
Это не просто неоосманское стремление к воссоединению «исконно турецких земель». Это также следствие убеждения, что Турции нужна стратегическая глубина — особенно против курдского сепаратизма у нее на границе.
Российские же цели кажутся проще. Путин сделал из Сирии плацдарм, чтобы восстановить российские притязания на статус сверхдержавы. Здесь он добивается, чтобы режим Асада вернул под свой контроль всю страну. Вот почему интересы Москвы и Анкары друг другу противоречат. Присутствие Турции на северо-западе Сирии зависит от России. Но предполагаемый буфер на северо-востоке подтолкнул сирийских курдов в объятия Асада — на благо России и Ирана.
Наконец, Россия и Турция стоят на противоположных сторонах гражданской войны в Ливии, а Эрдоган, считай, сжег мосты в отношениях с США и ЕС. Получается, Анкара откусила кусок, который никак не может прожевать.
