Как-то в ночь на четвертое сентября 2018 года Билли Айлиш (Billie Eilish Pirate Baird O’Connell) покончила с собой — во сне. «Я прыгнула с моста», — вспоминала она недавно. Но самым тревожным, когда она об этом вспоминала, было то, насколько мало это тревожило ее. «У меня на душе было очень плохо», — сказала Айлиш. Этот сон показался ей не столько кошмаром, сколько зловеще соблазнительной фантазией. На следующий день она подошла к своему старшему брату, Финнеасу О’Коннеллу (Finneas O’Connell), автору песен и продюсеру, и рассказала ему об этом. Они вместе работали над всеми композициями, которые она выпускала, и она представила ему свою мечту в качестве возможной вдохновляющей идеи для новой песни.
Айлиш, полное имя которой Билли Айлиш Пайрат Бэрд О’Коннелл, выросла в восточной части Лос-Анджелеса в скромном небольшом доме площадью чуть более 100 квадратных метров, в котором было три комнаты и множество деревянных деталей ручной работы. В 2018 году Финнеас купил собственный дом, но его детская спальня, расположенная рядом со спальней Билли, уже давно стала их любимым местом для занятий музыкой. (Их родители, актеры, которые подрабатывали, занимаясь строительством и преподавательской деятельностью, по-прежнему спят на диване в гостиной). Финнеас, сидя лицом к клавиатуре, слушал, как Билли рассказывает свой сон, и вместе они придумали несколько аккордов, которые должны были стать обрамлением для обманчиво оптимистичной начальной строчки, написанной Билли: «Мне приснилось, что я получила все, что хотела».
Однако пока они работали над песней, Финнеас становился все более нервным, потом разозлился и, в конце концов, отказался продолжать. «Мы серьезно поспорили, даже поссорились, — рассказывает Билли. — Потому что я призналась кое в чем, что я, ну…. Я призналась не в чем-то физическом. Я не знаю, как выразиться, не говоря совсем уж прямо. А я, если честно, не хочу этого говорить. Но это было мое признание кое в чем очень серьезном, что касалось моей депрессии. О чем-то очень серьезном, что, как я призналась, я собиралась сделать. А Финнеас сказал: „Я не хочу писать песню о том, как ты убиваешь себя и о том, что это все, чего ты хотела!“». Ее родители узнали об этой ссоре и вместе с Финнеасом «жутко встревожились», говорит Билли. «Все это превратилось в такую чудовищную проблему, что я заперлась в своей комнате и сидела там, просто рисуя на стене».
Рассказывая об этом эпизоде, Билли сидела, скрестив ноги, на диване в гостиной Дома Финниса, упираясь в подушки своими не совсем подходящими к наряду кроссовками Air Jordan 1. Ее волосы были выкрашены в черный, как смоль, цвет, а у корней — в кислотно-зеленый. Она была одета во все черное — рубашку-оверсайз для боулинга с принтом в виде двух целующихся окровавленных женщин в коронах и брюки-карго, которые со своим традиционным изобилием ремешков и карманов обеспечивали оптимальное сочетание между стилями готов и спецназа. Когда Билли говорила, я видел, как подергивается ее левая бровь — врачи выявили у нее синдром Туретта, который проявляется главным образом в виде лицевых тиков и мышечного напряжения. Едва она закончила свой рассказ, как в дверь вошел сам Финнеас. В 2019 году он со своей девушкой переехал в другой дом, а этот приспособил для того, чтобы встречаться здесь с людьми, записывать музыку и просто проводить время. Помимо этого, этот дом был «безопасным местом», как выразилась Билли, поскольку в прошлом году адрес семейного дома попал в интернет.
Даже для помещения, которое никто больше не называет домом, дом Финнеаса казался особенно пустым. На столе в центре гостиной стояли компьютер и микрофон. У дальней стены стояло пианино «Каваи». Единственными декоративными элементами, если не считать растения в горшке (которое, судя по всему, давно не поливали), были две черно-белые фотографии с видами Йосемитской долины (из тех, что можно увидеть на стене над кофе-машиной Keurig в бизнес-отеле). И еще красная неоновая вывеска с надписью «10 000 часов» (популярной фразой о роли труда в достижении творческих успехов, встречающейся в научно-популярной литературе и ставшей знаменитой благодаря Малькольму Гладуэллу (Malcolm Gladwell)), которая отлично смотрелась бы над резервуаром с чайным грибом в каком-нибудь общем офисном помещении.
Между 18-летней Билли и 22-летним Финнеасом существует непринужденная и откровенная близость. Они получили домашнее образование, и Билли любит в шутку говорить, что если бы они когда-нибудь ходили в государственную школу, то над Финнеасом — эксцентричным и добродушным — там бы издевались, а вот Билли, невозмутимая, харизматичная и острая на язык, сама издевалась бы над другими. Однако в разговоре они выражают свою привязанность не насмешками и язвительными замечаниями, что часто делают братья и сестры, а обычно говорят друг другу комплименты, откровенно и искренне. Финнеас одет в высшей степени лос-анджелесском стиле: вычурная цветастая рубашка, узкие брюки, коричневые мокасины с перфорацией на босу ногу. Наклонившись над диваном, он обнял Билли. «Я по тебе скучал», — сказал он, на что она ответила: «От тебя приятно пахнет». Он уселся на журнальный столик напротив нее, а она вытянула правую ногу, «пристроив» ступню на внутренней стороне его левого бедра.
Видя, как Айлиш так беспечно и неосмотрительно общается со своим братом, можно забыть, что она является одной из самых больших поп-звезд планеты. Звезд, определяемых либо по критериям эпохи стриминга, либо по самым старым, самым жестким стандартам, существующим в бизнесе. По данным интернет-сервиса потокового аудио «Спотифай» (Spotify), ее песни собрали более 15 миллиардов прослушиваний в стриминговых сервисах по всему миру, а ее пять самых популярных видео на «Ютубе» набрали в общей сложности около 2,5 миллиарда просмотров. В прошлом году первый студийный альбом Айлиш «When We All Fall Asleep, Where Do We Go?» («Когда мы все засыпаем, куда мы отправляемся?») дебютировал на первом месте американского хит-парада Billboard 200, а когда в августе ее самый главный на сегодняшний день сингл «Bad Guy» («Плохой парень»), поднялся на первую «Горячей сотни Billboard», он потеснил эпохальный хит «Old Town Road» («Старая городская дорога») ее сверстника по поколению Z — хип-хоп-исполнителя Лил Нэс Икса (Lil Nas X). В январе Айлиш стала триумфатором музыкальной премии Грэмми (Grammy), в том числе в номинациях «Песня года», «Запись года» и «Альбом года». В том же месяце организаторы премии «Оскар» пригласили ее выступить на церемонии In Memoriam, посвященной памяти об ушедших из жизни за прошедший год кинематографистов. А киностудии MGM и Eon попросили ее написать и спеть заглавную песню для следующего фильма о Джеймсе Бонде.
Как и сегодняшние поп-суперзвезды, Айлиш отличается своим неизменным интересом ко всему мрачному, зловещему и будоражащему нервы. Она реанимировала эстетику ужасов, чудовищного насилия, которая почти полностью отсутствовала в музыкальном мейнстриме с момента расцвета рок-музыки 90-х годов, которую проповедуют, например, группа Nine Inch Nails и Мэрилин Мэнсон (Marilyn Manson). В ее лирике рассказчики убивают своих друзей, а любовников уподобляют заложникам. В ее музыке яркие мелодичные «хуки» сменяются внезапными надрывными дисторшн-эффектами, а исполняемые тихим шепотом тексты прерываются пронзительными звуками, напоминающими визг зубоврачебной бормашины. В своих видеороликах, в создании которых она участвует и которые иногда продюсирует сама, она плачет черными слезами и выпускает изо рта огромного паука. В одном клипе безликие мучители жгут ее окурками сигарет, в другом — колют шприцами.
Все это отражает сознательную стратегию исполнителя, направленную на то, чтобы взбудоражить аудиторию и вызвать у нее отвращение — увлечь, соблазнить поклонников и заманить их в ловушку, как это делает режиссер фильмов ужасов. «Мне нравится пугать людей, — сказала в беседе со мной мне Айлиш. — Приводить людей в ужас. Мне нравится, когда на меня смотрят. Мне нравится, когда обо мне думают. Меня это подпитывает, заряжает». Но это также связано с ее склонностью к меланхолии и депрессии, что, по словам Айлиш, помогает ей ориентироваться и, в идеале, помогает слушателям относиться к ее музыке гораздо глубже. «Я хочу быть голосом людей», — призналась она в какой-то момент.
Однако, рассказывая Финнеасу по свой сон о самоубийстве, она не подумала о том, что необходимость слушать об этом и помогать в создании такой музыки может стать ударом для тех, кто любит ее больше всего. «С тех пор мы почти не говорили об этом, но Финнеас всем видом как бы говорил: „Я не хочу больше сочинять эти грустные песни, которые никогда не станут лучше“, сказала — Айлиш. — Он хотел сочинять песни, в которых в конце все налаживается. А я ему такая: „Но, Финнеас, в жизни так не бывает. И я не собираюсь лгать в песне и говорить о том, как мне хорошо, если это не так“».
Сидя на журнальном столике, Финнис кивнул и протянул руку, чтобы убрать грязь, упавшую на диван с подошв кроссовок сестры. «Это было время, когда я действительно беспокоился о своей сестре, и я чувствовал себя человеком, который поможет ей написать такую мрачную песню, как эта, — сказал он. — Это то же самое, что дать алкоголику еще пива: „Я не собираюсь помогать в этом “. Многие песни написаны задним числом, но эта была написана в реальном времени, и я подумал: „Это мы должны написать по-другому. Мы должны пройти через это в реальной жизни. Не всегда можно решить в песне свои проблемы “».
Когда я впервые встретился с Айлиш в ее родном доме в декабре 2018 года, через три дня после того, как ей исполнилось 17 лет, и за три месяца до выхода альбома «When We All Fall Asleep, Where Do We Go?», она уже была знаменитостью в музыкальных стриминговых сервисах, уже подписала контракт с главной звукозаписывающей студией, и на ее счету был каталог с несколькими синглами, написанными после ее прорыва, прекрасной баллады под названием «Ocean Eyes» («Глаза океана»), которую они с Финнеасом загрузили в SoundCloud в 2015 году. Ее альбом был близок к завершению, но на заключительной стадии работа была мучительной — «в бесконечном подвешенном состоянии», как сказала Айлиш. «Незаконченные композиции хороши, если знаешь, что ты будешь делать с ними дальше, но если у тебя нет ни малейшего представления?», — сказала она, вытаращив глаза, чтобы изобразить отчаяние.
В доме было множество привлекающих внимание безделушек, стоявших на каминной полке, повсюду были музыкальные инструменты, а под ногами крутились дружелюбные домашние животные — спасенный кот Миша и взятая из приюта собака по кличке Пеппер. Родители Айлиш, Мэгги Бэрд (Maggie Baird) и Патрик О’Коннелл (Patrick O’Connell), постоянно ходили туда-сюда, занимаясь домашними делами, заглядывая к Айлиш, живо интересуясь, как у нее дела, и спрашивая, не принести ли мне еще стакан воды. Их задний двор был просторным и солнечным, в одном углу располагался звуконепроницаемое помещение, в котором Патрик иногда записывал рассказы для аудиокниг и другую закадровую озвучку.
Финнеас, когда-то снимавшийся в кино и известный по телесериалу «Хор» (Glee), сказал, что, когда они с Айлиш были детьми, денег дома часто не хватало. «Нашим родителям было очень трудно содержать себя и нашу семью только на деньги, которые они зарабатывали как артисты, — сказал он. — Наш папа подрабатывал плотником, а мама параллельно вела множество разных занятий по искусству импровизации и воздушной гимнастике. Я надеялся, что они делают то, что им нравится, что приносит им какое-то удовлетворение, например, нашему папе на самом деле нравится плотничать, Хотя да, то, что родителям-артистам приходилось изо всех сил стараться, чтобы свести концы с концами, удручало. Однако он подчеркнул, что, хотя «деньги, безусловно, заставляли испытывать стресс (мы видели, как наши родители переживали, ведь, если в этом месяце мы не проработаем столько часов, будет очень трудно), деньги совершенно не приносили счастья в нашей жизни. Наши родители никогда о деньгах нам в таком ключе не говорили».
Айлиш показала мне свою комнату, небольшое помещение, которое казалось намного меньше из-за разложенной везде роскошной одежды, которую ей прислали различные модельеры и владельцы спортивных брендов в надежде, что она сможет надеть эти наряды, выступая на телевидении, или в Инстаграме. «Это уже слишком», — сказала она. Вот, например: десятки и десятки пар редких и в некоторых случаях ни разу не надеванных кроссовок (после 49-й пары я сбился со счета) стояли аккуратными рядами, между которыми извивались узкие «тропинки». «Они стоят как бы две тысячи долларов», — сказала Айлиш, показывая вниз.
Обойдя расставленные кроссовки, все эти Balenciaga Triple S, Travis Scott Jordan, Yeezy, Off-White Air Max, Айлиш добралась до другого конца комнаты, чтобы забрать свой блокнот — «самое ценное, что у меня есть», сказала она, «потому что в нем я записала все свои мысли». Повернув его в мою сторону, Айлиш пролистала небрежно написанные первоначальные варианты текстов, и нарисованные жирными черными линиями иллюстрации — шприцы, темные коридоры. «Это кишки и все такое». Следующая страница. «Это песня, которую мы еще не закончили». Следующая страница. «Это мост из „Похорони друга“» (одного из самых больших синглов Айлиш, самый мрачный рефрен которого — «я хочу покончить с собой» — она написала сотни раз крошечными буквами, нагромоздив слова в рассыпающуюся массу).
Через несколько страниц я понял смысл фразы «Я чувствую, что растворяюсь». Повторяющейся темой всего, что написано и нарисовано в блокноте Айлиш, как и в ее музыке, является самоуничтожение. Так же как и сексуальное желание, и боди-хоррор, и «соскальзывание» с одного в другое в представлении Айлиш. Она немного задержалась на изображении двух обнаженных женщинах, которых она нарисовала. У одной было классически пропорциональное лицо и деформированное тело рептилии, а у другой — гротескные черты лица и тело с вызывающими чувственные желания изгибами. «Это понимание мира, — сказала Айлиш. — Потому что они занимались бы сексом с чудовищем, если бы его тело выглядело так, но они не занимались бы сексом с красивой девушкой, если бы ее тело выглядело вот так». Она отложила блокнот и приподняла темную занавеску, прибитую рядом с кроватью, за которой я увидел ее рисунки и меланхолические каракули, которые, казалось, вырвались из блокнота и расползлись по стене. Айлиш рассмеялась. «Там, за подушками, еще много чего есть», — сказала она.
Депрессия у Айлиш началась в раннем подростковом возрасте, когда она во время танца сломала бедро и повредила пластину роста. Она очень любила танцевать и поступила в труппу, но из-за травмы пришлось сразу же бросить занятия, что было для нее очень тяжело. «У меня кость отделилась от мышцы, и это вывело меня из строя», — сказала она. Айлиш уже давно чувствовала себя неуверенно, ее тело причиняло ей неудобства, причем как психологически (из-за недовольства своим телом она предпочитает носить мешковатую одежду оверсайз, которая скрывают ее тело), так и чисто физически («Мое тело подвержено травмам», — сказала она мне, когда мы были в ее комнате). «У меня сейчас вывихнуты оба голеностопа. Левую ногу я как бы подвернула, не знаю, как это вышло. А на правой растяжение было три раза, практически без причины. У меня начался на ней тендинит во сне — мне было лет 8 или 9, и я с ним просто проснулась». Она пожала плечами и добавила: «Я всегда была очень стойкой. Я никогда не говорю людям, когда мне больно, а у меня всегда что-нибудь болит». Однако, лишившись возможности танцевать, Айлиш впала в глубокое уныние. Иногда это проявлялось в виде нанесения себе повреждений. Когда ее беспокоила боль, справиться с которой она не могла, «спасала» какая-то другая боль, которую она могла контролировать.
Когда я была в гостях у Айлиш, ее родители вели себя спокойно и были жизнерадостными, благодаря чему тот жуткий, кровоточащий хаос, который был выставлен на всеобщее обозрение в ее спальне, казался не столь ужасным, чем это могло бы быть в противном случае. Тогда все это показалось мне не каким-то адским пристанищем впавшего в уныние подростка, в котором царила зловещая и губительная атмосфера, а просто захламленной и неприятной «творческой мастерской» смешного, капризного, чувствительного ребенка. Позже ее мать сказала мне, что почувствовала «большое облегчение», когда Айлиш объяснила родителям, что «все эти песни, которые она пишет, все надписи и рисунки на стенах и все остальное позволяют ей выплеснуть наружу все темное и мрачное, что есть у нее внутри. И что это ее очищает, помогает притупить эти темные чувства. И что она пишет все это не для того, чтобы чувствовать себя хуже, а для того, чтобы чувствовать себя лучше».
Приход славы настолько осложнил жизнь Айлиш, что поначалу она чувствовала, что не имеет достаточных данных и подготовки. По ее словам, дети в хоре, в котором она пела с восьми лет, начали высмеивать ее зарождающуюся популярность, спуская ее с небес на землю, по причине обычной подростковой злобности и зависти. «Мне пришлось уйти из хора, и я потеряла всех своих друзей, потом я не захотела принимать наркотики, и потеряла всех своих других друзей, потому что они их принимали, — сказала она. — Тогда у меня как бы никого не было». Айлиш почувствовала, что больше не может публиковать в «Твиттере» или Инстаграме свои откровенные мысли, боясь порицания и негативной реакции, и она больше не могла появляться на публике неузнанной. Сначала это было приятно, но потом стало, по ее словам, похоже «на тюрьму».
В июне 2018 года был застрелен популярный 20-летний рэпер из Флориды, известный под псевдонимом XXXTentacion, которого Айлиш считала своим другом. На момент своей гибели он ожидал суда по делу 2016 года о домашнем насилии, нанесении побоев своей бывшей девушке. К тому же, его обвиняли в многочисленных случаях применения насилия, в которых он не признал себя виновным. Когда Айлиш публично оплакивала его смерть, ее подвергали повсеместной и жесткой критике как апологета насилия. «Умер мой друг, — сказала она мне, — а потом целый год все было ужасно».
Сняв ногу Билли со своего бедра, Финнеас встал с журнального столика и подошел к компьютеру. Через четыре дня, на церемонии вручения премии «Оскар», он должен был аккомпанировать Билли на фортепиано во время ее исполнения песни "Yesterday,«и он хотел доработать заранее записанный фрагмент. «Здесь есть фрагмент со струнными, — объяснил он. — Вживую струнные мы записали вчера, так что я пытаюсь понять, как их вставить».
«Она очень красивая», — сказала Билли о песне.
«Был момент, когда люди говорили, что она слишком грустная, — сказал Финнеас. — И я отвечал: „Ну да!“».
«Но это же In Memoriam, церемония в память об умерших! — сказала Билли. — Вообще-то, они хотели, чтобы мы исполнили „Лунную реку“ („Moon River“), это прекрасная песня, но мы такие сказали: „Мы хотим, чтобы люди грустили. Это очень печально. Когда думаешь об умерших, надо грустить“».
Журналисты, освещающие карьеру Айлиш, нередко говорят, что она не относится к культурному мейнстриму. Часто подчеркивается тот несомненно удивительный факт, что она создала успешный альбом в соавторстве лишь со своим братом, в его комнате. Критики при этом напирают на то, что этот альбом во многом ненормален, жуток и мрачен, Также говорят о склонности Айлиш выбирать эксцентричную одежду и ее постоянно меняющемся цвете волос. Все это приводится в качестве свидетельств наличия разрушительного бунта — и даже смены парадигмы — в сфере поп-культуры. Журналисты Национального общественного радио (NPR) назвали Айлиш «недоразумением» и «белой вороной», а «Биллборд» — «бунтаркой». Журнал «Роллинг Стоун» (Rolling Stone), поместив в июле прошлого года ее фото на обложку, отметил ее восхождение как «триумф странного». Когда Айлиш появилась на обложке мартовского номера журнала «Вог» (Vogue), ее назвали там «аутсайдером».
Айлиш, со своей стороны, не называет себя — и уж тем более не считает себя — такой, как о ней говорят. Ее бунтарству, в той мере, в какой оно существует, свойственны почтительность и гибкость. Она решила, что хочет стать знаменитой, когда ей было 12 лет, во время поездки в Нью-Йорк, где она наблюдала, как на Бродвее толпа приветствовала молодую звезду «Матильду». Айлиш часто говорит о влиянии на ее искусство дерзкого и бунтарского рэпера-продюсера из Лос-Анджелеса Тайлера «Создателя» (Tyler the Creator), но ее подраставший музыкальный кумир был гораздо более сдержанным и благонравным — Джастин Бибер (Justin Bieber), обладатель ангельского голоса и «битловской» прически. Вместо того чтобы сегодня отречься от этого идолопоклонства как от постыдного пережитка времен подросткового возраста, как это, наверное, сделали бы некоторые подростки, Айлиш в прошлом году пригласила самого Бибера спеть в ремиксе «Плохого парня». В честь этого сотрудничества она опубликовала в Инстаграме свою фотографию прежних лет, где она стоит у себя в спальне перед висящими на стене четырьмя плакатами Бибера.
Когда я спросил Айлиш, чувствует ли она настороженность по поводу многочисленных одобрительных оценок, которые она получила, как «аутсайдер», от таких влиятельных учреждений шоу-бизнеса, как «Оскар», она ответила: «Люди по-прежнему пытаться добиться от меня что-то вроде [непечатное слово] „Грэмми“, [непечатное слово] „Оскара“…». Она покачала головой. «Нет, у меня буквально ноль противоречивых чувств. Только возбуждение».
С самого начала успех пришел к ней не вопреки блюстителям корпоративных правил, а благодаря им. После того, как они с Финнеасом загрузили сингл «Ocean Eyes» в SoundCloud, его подхватил музыкальный видеоблог Hillydilly с читателями из числа профессионалов. Финнеас воспользовался дружбой с арт-менеджером Дэнни Рукасином (Danny Rukasin), с которым он общался как музыкант, чтобы тот представлял интересы Айлиш. Рукасин, который занимается делами Айлиш вместе с Брэндоном Гудманом (Brandon Goodman), помог Айлиш заключить контракт с музыкальной платформой Platoon, продвигающей артистов, а затем контракт с Darkroom, звукозаписывающим лейблом-партнером влиятельной компании Interscope Records, с которой на протяжении многих лет сотрудничали Эминем (Eminem) и Гвен Стефани (Gwen Stefani). Компания Apple, которая в декабре 2018 года купила платформу Platoon, еще раньше поддержала Айлиш, пригласив ее выступить на фестивале South by Southwest в 2017 году, и включила ее в свою серию UpNext, в которой компания оказывает выбранному исполнителю «огромную поддержку», как написал Billboard, «используя скрытые ресурсы своей редакционной команды». В данном случае речь шла о таких ресурсах, как запись эксклюзивного мини-альбома от Apple и интервью с Зейном Лоу (Zane Lowe) на радиостанции Beats 1, у которая охватывает более 60 миллионов подписчиков Apple Music. Особое внимание уделил Айлиш и интернет-сервис потокового аудио Spotify.
В 2018 году компания Apple попросила Айлиш и Финнеаса написать нехарактерную для них жизнеутверждающую песню, построенную на мягком риффинге акустической гитары, который нарастает до приятного крещендо, а также тексте о раскрытии миру ваших скрытых талантов — что по энергетике и настроению гораздо ближе Ингрид Майклсон (Ingrid Michaelson), чем Мэрилин Мэнсону. Песня «Come Out and Play» («Выходи и играй») стала темой анимационного рекламного ролика, который Apple транслировала в праздники. «Мы никогда не писали „жизнеутверждающих“ песен, — сказала мне Айлиш. — У нас все было совсем по-другому. Это было очень странно. Я подумала: „Какого черта?“». Песня была не совсем похожа на нее, продолжала она, «но она и не должна была быть похожей на меня, потому что это рождественская реклама. Это очень мило. Это не я, но это чудесно. Я считаю, у тебя должно быть что-то такое, что не является тобой, но при этом работает».
Кем Билли Айлиш является и кем она не является — эти категории постоянно меняются. В разной степени это можно сказать и о каждом из нас, но особенно это характеризует подростка, растущего в глазах общественности. В конечном счете, это был урок, который они с Финнеасом усвоили прошлой весной, когда вернулись к работе над песней о том ее сне с самоубийством, которую они отложили на потом накануне осенью. У Айлиш в телефоне есть сотни голосовых заметок, подробно описывающих ход работы над песнями на разных стадиях — напевная мелодия, речевой оборот, наполовину сформировавшийся хор. «Иногда мы просматриваем старые голосовые заметки друг друга, потому что есть что-то, о чем мы совершенно забыли, и это была одна из них», — сказала Айлиш, показав мне папку, которую она просматривала и остановилась на дате 26 апреля 2019 года.
В тот день они нашли в записях написанный ими текст. «Мы слушали его и оба удивлялись: „О-о — а, это что такое?“, — вспоминала Айлиш, подчеркивая, что в эмоциональном плане она к тому времени „была в лучшем состоянии“. Она ходила к психотерапевту; она придумала, как сделать гастроли менее мучительными и не чувствовать себя такой одинокой. В частности, она придумала, чтобы ее друзья прилетали и встречали ее во время гастролей. Самое простое, по ее словам, было то, что она стала намного старше, и стала чувствовать, что теперь больше такого, что можно контролировать, просто твой мозг взрослеет, и твое настроение меняется».
Говоря о новой песне, она продолжала: «Моим аргументом, который, думаю, и убедил, наконец, мою маму и Финнеаса согласиться, заключался в том, что я сказала: „Благодаря этой песне я смогу чувствовать все это, не делая ничего с собой“». Когда Айлиш с Финнеасом вновь вернулись к этой теме, ее фатализм одиночки уступил место духу стабильности и товарищества: «У нас с Финнеасом была мысль сделать песню друг о друге, а не только обо мне и о том, что я чувствую», — сказала Айлиш. И если в прошлом главным для Айлиш было выбить слушателей из колеи, то в окончательном варианте текста образы эстетизированного саморазрушения («я думала, что могу летать, вот и шагнула с моста „Золотые ворота“») чередуются со строками о том, как найти утешение в словах товарища. «У нас был весь набор, — сказала Айлиш, — и мы должны были пройти через все это, чтобы получился рассказ о нас как о брате и сестре, и о том, что мы друг для друга значим».
Песня «Все, что я хотела» — это приглушенная танцевальная музыка. Фортепианный рифф в ней звучит так, как будто он слегка мерцает, а ритмичный звук барабана звучат так, как будто он пульсирует из-за стены. Говоря о своем выборе структуры песни, Финнеас сказал: «Я думаю, что там, где песня не звучит, так же интересно, как и там, где она звучит. Иногда мы вставляли другой куплет, когда он должен был идти в припев, просто как оплеуху, необходимую, чтобы «разбудить», например «для этого твой мозг должен бодрствовать». Помимо прочих соображений, это была полезная «хитрость» для того, чтобы выделиться в переполненных плейлистах в стримах, — сказал Финнеас, в чем, «я думаю, мы выиграли потому, что были исключением. Когда слышишь действительно самую обычную поп-песню (а я не использую это слово с негативным подтекстом, просто в смысле стандарта), к тому времени, когда вы дослушали второй куплет, вы точно знаете, как звучит остальная часть песни».
По поводу стандарта он добавил: «Есть продюсерская философия в отношении того, чтобы быть действительно ярким и действительно продвинутым в припевах, но я склонен к тому, чтобы в случае с Билли звучали басы. Я занимаюсь этим постоянно, начиная с „Глаз океана“. Во всяком случае, это происходит от того, что ты ходишь на концерты и слышишь, как по тебе бьет трехметровый сабвуфер, и просто пытаешься воссоздать это на микроскопическом уровне, чтобы это звучало как в микронаушнике».
Несмотря на «взрывы» басов, в песне «Все, что я хотела» нет ничего такого, что напоминает традиционную кульминацию, волна в ней нарастает, но потом отступает, и так происходит снова и снова — пока не будет достигнута высшая точка. Описывая эту динамику, Финнеас использовал сексуальную метафору — «мы с Билли зациклены на оттягивании музыкального оргазма», в ответ на что Айлиш, которая лежала на боку, глядя в свой телефон, резко села, скривила от отвращения лицо и закричала: «Финнеас, Боже!».
На следующий день Айлиш сидела на табурете в репетиционном зале размером с ангар, держа в руках беспроводной микрофон и пытаясь придумать, как лучше всего «оставить свой след» в такой знакомой всем песне «Yesterday», которую она должна была исполнить в ближайшие выходные на церемонии вручения премии «Оскар». Но сначала нужно было преодолеть технические трудности. «Щелчок стреляет мне в уши», — сказала она, указывая на внутриканальные наушники, в которых звучал отсчет метронома, слышный только ей и Финнеасу, игравшему на синтезаторе рядом с ней. Этот щелчок был необходим для синхронизации, но он был еще и их общим секретом, связывавшим брата и сестру друг с другом, даже когда вокруг них образовалось достаточно пространства, чтобы в нем можно было потеряться.
Айлиш приехала сюда, чтобы подготовиться не только к выступлению на вручении «Оскара», но и к своему приближающемуся гастрольному туру, который начинается в этом месяце и должен пройти с аншлагами. По данным журнала Pollstar, освящающего гастрольную деятельность артистов, на концерты в рамках тура, в числе которых будут вечерние выступления в Мэдисон-Сквер-Гарден, на олимпийской арене Дженесс в Рио-де-Жанейро и Паласио-де-лос-Депортес в Мехико, было продано полмиллиона билетов — в первый же час, когда они поступили в продажу. Несмотря на то, что музыка Айлиш чаще звучит в небольших залах и не перед такой многочисленной аудиторией, по словам Финнеаса, они с сестрой спокойно относятся к тому, что ее песни будут исполняться на таких огромных площадках. «Толпа поклонников Билли — настоящая поющая толпа, поэтому независимо от того, насколько тихо будет звучать песня, там будет 10-20 тысяч непрерывно кричащих подростков».
Она попробовала спеть кавер, закрыв глаза и внося в свою интерпретацию некоторые, как ей казалось, обязательные для R&B украшения — от небольших пассажей до мелизмов на определенных гласных звуках. Напротив нее, примерно в 15 метрах, сидели на диване родители, О’Коннелл и Бэрд. Закончив петь, Айлиш вынесла односложный вердикт: «Черт!». Она посмотрела на Финнеаса, который не ничего конкретного не говорил ей о том, как петь первый куплет. «Разве не надо, чтобы в самом начале я сделала небольшой пассаж?— спросила она.— Мне кажется, что так у меня получится лучше».
Из всех критических замечаний, которые Айлиш читает о себе в интернете, одно из самых неприятных — о том, что за ее манерой пения «призрачным» голосом якобы скрывается элементарное отсутствие техники и силы. «Она не умеет петь, только шепчет», — перефразирует она слова тех, кто ее критикует, а ведь таким исполнением, как выяснилось, она хотела немного покрасоваться, показать себя с лучшей стороны. Финнеас сказал ей, что камеры будут ее снимать только в начале и в конце песни, а в промежутке будут менять картинку. «Все в интернете считают, что я не умею петь, — ответила она, — поэтому, когда я буду в кадре, я хочу исполнить эти пассажи». «У тебя такой красивый голос, — успокоила ее мать, сидящая на диване. — В интернете одни идиоты».
Присутствуя на этих репетициях, я представлял себе, как Айлиш исполнит свой вариант «Yesterday», подходя к этой задаче примерно так же, как Джонни Кэш (Johnny Cash) подошел к исполнению своей сдержанной версии композиции «Hurt» группы Nine Inch Nails. Или как Кэт Пауэр (Cat Power) исполнил свою версию песни «(I Can’t Get No) Satisfaction» — переосмысливая песню как нечто призрачное и бессодержательное, лишенное эмоций, и доводя ее почти до монотонности, в которой огонь оригинала превращается в мерцающий уголек. Но у такой певицы, как Айлиш, которая исполняет свои песни столь своеобразно, эксцентрично, стремление к этому выступлению оказалось откровенно условным, и она с уважением отнеслась и к исходному материалу, и к предстоящему концерту.
Задача поп-звезды на общем уровне заключается в том, чтобы доставлять удовольствие, обеспечивать позитивное восприятие. То есть, давать слушателям возможность испытать знакомые чувства, передаваемые с помощью знакомых средств, которые можно извратить или изменить, но только в той степени, в какой они привлекают наше внимание и с большим успехом укореняются в нашем мозгу. С самого начала привлекательность и популярность Айлиш основывались на сочетании ее вкуса к радикальному и сильного чувства классики. В сингле «Everything I Wanted» то, что начиналось как песня об абсолютной дезориентации, закончилось как песня об абсолютной стабильности. Когда вы слушаете этот сингл или смотрите, как Айлиш поет «Yesterday», становится ясно, что для нее — во всяком случае, сейчас — поп-музыка это не то, где можно бунтовать. Это то, что следует чтить как святыню.
Настало время для еще одного выступления с песней, которую Айлиш дополнила новыми вокальными украшениями и которую встретили еще большими аплодисментами, одобрительными возгласами и новыми комплиментами. Несмотря на аплодисменты, Айлиш нахмурилась и покачала головой, а когда аплодисменты стихли, она закатила глаза. «Кошмар», — произнесла она презрительно. Может быть, она была слишком строга к себе, а может, сомнение является самой разумной реакцией на похвалу. Но позже она сказала мне, что ей тоже очень понравилось.
