Похоже, что последняя из многих, казалось бы, незыблемых систем, разрушенных пандемией COVID-19 — это мировые нефтяные рынки и то, как крупнейшие в мире экспортеры энергоресурсов измеряют свою собственную мощь и прибыль. В воскресенье, после продолжавшейся в течение месяца нефтяной войны, в результате которой цены сократились вдвое, два главных участника конфликта — Россия и Саудовская Аравия — надо полагать, достигли перемирия, в рамках которого нефтедобывающие страны сократят добычу почти на 10 миллионов баррелей в сутки. Президент Трамп выставил себя миротворцем и туманно высказался о том, что США тоже сократят свою добычу нефти.
Это новое многостороннее соглашение нефтедобытчиков, заключенное при беспрецедентном участии США, представляется новой формой энергетической дипломатии с возможными серьезными последствиями в то время, когда мировая экономика является крайне нестабильной и ей, скорее всего, грозит рецессия. Но дело в том, что это соглашение может оказаться лишь кратковременной мерой — и не исключено, что Россия, страна, которая в большей степени, чем все остальные, спровоцировала это противостояние, в итоге будет похожа на игрока, который зашел слишком далеко, изрядно переоценив свои возможности.
Мир выглядел совсем иначе всего полтора месяца назад, когда Москва и Эр-Рияд решили, что у них есть преимущество друг перед другом, а политические лидеры в обеих столицах посчитали, что они, а не их соперники, лучше подготовлены к тому, чтобы выдержать финансовые тяготы ценовой войны. Обе страны достигли компромисса в вопросе будущего сокращения добычи в составе группы ОПЕК+, созданной в 2016 году, когда Россия и ряд других производителей нефти (но не США) присоединились к имевшимся членам картеля. Их расчет был основан на простой рыночной экономике: производители соглашались ограничить предложение, чтобы не допустить падения цен.
Поначалу это соглашение отчасти дало результат — цены на нефть выросли с минимума в 27 долларов за баррель в 2016 году до 60 с лишним долларов к концу 2019 года. Но оно оказалось далеко не идеальным. По причинам климатического и геологического характера российские нефтяные скважины труднее приспособить к различным условиям, чем саудовские: их нельзя просто закрыть сегодня и снова открыть завтра. В России сокращение объемов добычи может привести к повреждению скважин и потере некоторых месторождений на долгие годы, а то и навсегда. Это означало, что российские нефтяные компании продолжали качать нефть в гораздо больших объемах, чем формально обещали официальные лица страны. Михаил Крутихин, партнер московской консалтинговой компании RusEnergy, рассказал мне о своих беседах с российскими нефтяниками. Он вспомнил, как спросил их: «Как вам удается выполнять требования ОПЕК+?». «Мы продолжаем добывать и делаем вид, что не добываем», — смеясь, ответили они.
Многие лидеры в Москве — особенно Игорь Сечин, давний друг Путина и глава «Роснефти», государственной нефтяной компании-гиганта — были вообще против каких-либо сокращений добычи в рамках соглашения ОПЕК+. По логике вещей, соглашаясь на ограничение объема добычи нефти, Россия лишала себя потенциального дохода. А в США благодаря высоким ценам добыча сланцевой нефти была экономически целесообразной, и американские производители сланцевой нефти, не связанные обязательствами в рамках соглашения ОПЕК+, могли добывать столько, сколько им хотелось. У Сечина были и личные причины возражать против сокращения добычи: он хотел, чтобы «Роснефть» разрабатывала новые амбициозные и требующие больших капиталовложений нефтяные месторождения в Арктике, но пока компания в своих действиях была ограничена правилами ОПЕК+, реализация этих проектов была невозможна.
Независимо от того, добросовестно ли действовала Россия или нет, поначалу соглашение ОПЕК+ было ей выгодно: в течение трех лет согласованные сокращения добычи принесли России дополнительные доходы от продажи углеводородов в размере 120 миллиардов долларов. Но поскольку в начале этого года спрос на нефть, а вместе с ним и цены, начали падать, лежащее в основе этого соглашения взаимопонимание, допускающее попустительство, вытеснила экономика, основанная на трезвом реализме. В начале марта Саудовская Аравия потребовала от участников соглашения ОПЕК+ дальнейшего сокращения добычи на полтора миллиона баррелей в сутки. В условиях падения цен наследный принц Мухаммед бен Салман и другие влиятельные фигуры в энергетической отрасли Саудовской Аравии были менее склонны закрывать глаза на не совсем строгое соблюдение Россией соглашения о совместном сокращении добычи. Позже стороны обвинили друг друга в балансировании на грани допустимого, и началось противостояние: либо Россия согласится на дальнейшие сокращения добычи, либо соглашение ОПЕК+ будет разорвано, и его участники будут добывать столько нефти, сколько им захочется.
К этому времени последствия распространения коронавируса COVID-19 в Китае уже оказывали негативное влияние на систему поставок и способствовали снижению объемов мирового экономического производства. Кремлю ограничение объемов добычи в целях поддержания высоких цен казалось занятием бессмысленным или, по крайней мере, неэффективным. «Бороться с ситуацией падающего спроса, когда дно неочевидно и неясно, где оно находится, мы не можем», — заявил в интервью агентству «Рейтер» (Reuters) заместитель министра энергетики России Павел Сорокин. Сечин выбрал подходящий момент, чтобы снова обратиться к Путину со своими доводами, направив ему личное письмо (копия которого попала в распоряжение агентства «Рейтер»), в котором он утверждает, что соглашение ОПЕК+ создает «преференциальное преимущество» для США и, таким образом, представляет собой «стратегическую угрозу» для России. Кроме того, Сечин якобы сказал Путину, что Россия должна нанести удар по американской сланцевой промышленности и саудовскому бюджету «в самый болезненный момент» — то есть, когда спрос на нефть уже падает.
Шестого марта на встрече в Вене представители Саудовской Аравии и России не смогли прийти к соглашению. «Переговоры закончились, все хлопнули дверью», — сказал в беседе со мной Федор Лукьянов, редактор журнала «Россия в глобальной политике» и известная фигура в московских внешнеполитических кругах. Саудовская Аравия ответила не только тем, что начала добывать нефть в объемах, существовавших до заключения соглашения ОПЕК+, но и тем, что выбросила на рынок дополнительно два миллиона баррелей по очень льготной цене. За один день цены на нефть упали на 30%, и рубль подешевел по отношению к доллару на 10%. И все же в первые дни марта в Москве преобладало мнение, что Саудовская Аравия должна будет уступить первой. «Им будет плохо, а мы сумеем продержаться», — сказал Лукьянов, описывая существовавшие тогда настроения.
Эта уверенность зависела от цены на нефть, при которой сбалансирован национальный бюджет каждой страны. Для России эта цифра составляет 40-45 долларов за баррель, для Саудовской Аравии — 80-85 долларов. Однако в этом расчете не указано то, что высокие цифры у Саудовской Аравии основаны на амбициозных и дорогостоящих проектах, таких как программа стратегического развития Saudi Vision 2030 («Видение Саудовской Аравии 2030»), направленная на снижение нефтезависимости страны. А цены на нефть, заложенные в российский бюджет — это то, что действительно необходимо государству для работы без дефицита. В случае необходимости Эр-Рияд мог бы ограничить или даже отказаться от своих чрезмерных расходов и при этом оставаться относительно благополучным.
В то же время ясного представления о том, что низкие цены уничтожат американских производителей сланцевой нефти, не было. В целом добыча сланцевой нефти выгодна при ценах около 50 долларов за баррель. Но, в отличие от таких раздутых государственных компаний гигантов, как «Роснефть», в американском сланцевом секторе работает множество компаний, и те, которые не разоряются, способны на некоторое время свести до минимума и даже прекратить добычу, а затем — если/когда цены вырастут — опять ее увеличить. Путин и Сечин делали ставку на то, что Россия сможет обрушить нефтяной сектор Саудовской Аравии и США, продержавшись дольше, чем каждая из этих стран, за счет сочетания ресурсов (Россия накопила в суверенных резервных фондах более 560 миллиардов долларов), стойкости, силы духа и просто смелости.
Хотя это кажется смелым и рискованным, вполне возможно, что Россия чувствовала, что у нее есть несколько вариантов получше. Соглашение ОПЕК+ теряло свою значимость, и изменить это не могли никакие реальные объемы сокращения добычи. В этих условиях решение России отказаться от дальнейших сокращений «выглядело вполне разумным», считает эксперт по нефти Энергетического центра московской школы управления «Сколково» Екатерина Грушевенко. Но неожиданное глобальное распространение коронавируса COVID-19 вскоре кардинально изменило мнение в Москве и в других странах. «Какая бы логика там ни была, она утратила актуальность, как только вирус распространился по всему миру», — сказала она в беседе со мной.
Ценовая война ударила по мировым нефтяным рынкам как раз в то время, когда пандемия приобретала глобальные масштабы. Почти все крупные экономики в мире были в той или иной форме «остановлены». В условиях, когда предприятия закрыты, на дорогах нет водителей, и прекратилась торговля, спрос на нефть упал до рекордного уровня. Нефтяные рынки в конечном итоге были обрушены под одновременным воздействием двух факторов, каждый из которых был мощнее, чем предполагала Россия. Речь идет, во-первых, об избытке предложения, который оказался более резким из-за предпринятого саудитами демпинга, и, во-вторых, о пандемии COVID-19, в результате которой возник беспрецедентный экономический хаос. «Во время войны лучше не воевать сразу на двух фронтах», — сказал в беседе со мной Андрей Бакланов, бывший посол России в Саудовской Аравии.
Путин и его советники рассчитывали на то, что Россия сможет пережить длительный период, когда нефть будет стоить 40-45 долларов за баррель, хотя они хвастались, что смогут продержаться даже при цене на нефть на уровне 25-30 долларов, по которой нефть и продавали в прошлом месяце. Но если бы все шло по-прежнему, цена на нефть могла бы упасть еще ниже — по некоторым прогнозам до 15-20 долларов за баррель. По словам Грушевенко, по сравнению с докризисной ситуацией неуправляемая ценовая война могла бы привести к тому, что российский бюджет недополучил бы в 2020 году порядка 100 миллиардов долларов.
Путин оказался в сложной ситуации, возникшей по еще одной причине: число случаев заболевания COVID-19 в России росло в геометрической прогрессии и достигло более 20 тысяч. И он решил не проводить четко определенных мероприятий по всей стране. Страна оказалась в условиях, в которых нет единых требований к режиму изоляции и закрытия предприятий, и каждый регион формально отвечает за то, вводить ли карантин, и если да, то насколько строгий и в каких масштабах. Путин и его советники также решили не использовать имеющиеся в России огромные запасы нефти, чтобы поддержать экономику. «Они боятся будущих потрясений, будь то на нефтяных рынках или в результате мировой рецессии, и не хотят, чтобы их резервы были израсходованы до того, как начнется новая волна, — сказал Владимир Милов. Но это дорого обходится и экономике, и здравоохранению. Учитывая, что из Москвы особых средств, предназначенных для финансирования мероприятий в условиях чрезвычайных обстоятельств, не поступает, у регионов нет денег, чтобы позволить себе вводить длительный карантин. «Они вынуждены выбирать между карантином и экономикой», — сказал Милов.
Не желая использовать финансовые резервы России в условиях пандемии и постоянно падающих цен на нефть, Путин теперь уже склонен к тому, чтобы пойти на сделку. Смена его настроений совпала с тем, что бин Салман и Трамп, в экономике которых также возникли проблемы, стали действовать более настойчиво. Путин преследовал еще одну цель — он хотел, чтобы США стали участником, частью глобальных механизмов сдерживания цен на нефть, и не были страной, незаслуженно пользующейся преимуществами. Позиция России, пояснил Лукьянов, состоит в том, что «США должны принять участие в соглашении и взять на себя какие-то обязательства».
В этом смысле, с учетом того, что США теперь стали участником мировой нефтяной политики, соглашение стало для России минимально приемлемым. Трамп заявил, что США снизят добычу, даже взяв на себя некоторые обязательства Мексики по ограничению добычи нефти.
Однако детали соглашения свидетельствуют о том, что оно опасно для России. И Россия, и Саудовская Аравия сократят добычу нефти на два с половиной миллиона баррелей в сутки, что гораздо больше, чем сокращение на пятьсот тысяч баррелей, от которого Путин отказался в прошлом месяце. В соответствии со старым соглашением ОПЕК+, Россия фактически добыла на миллион баррелей больше, чем Саудовская Аравия. Теперь столько же будут добывать обе страны. Более того, ни одно из обязательств США не было сформулировано конкретно — и вполне возможно, что в качестве выполнения Соединенными Штатами условий соглашения будет засчитано естественное сокращение добычи в США из-за падения цен. По словам Крутихина, России, так или иначе, было суждено выйти из соглашения ОПЕК+, но она должна была сделать это «постепенно и мирно, без такого скандала». «Теперь же Россия дорого заплатит за эту ошибку», — сказал он.
В интервью московскому каналу деловых новостей РБК вице-президент крупнейшей российской частной нефтяной компании «Лукойл» Леонид Федун сравнил эту сделку с «Брестcким миром, когда большевики в 1918 году были вынуждены… пойти на сделку с Германией, которая была унизительной и тяжелой».
Возможно, Россию может успокоить то, что довольно скоро может устареть само понятие картеля. Целью достигнутого в воскресное соглашения является сокращение мировой добычи на 10%, а связанные с коронавирусом потрясения, по предварительным прогнозам, приведут к снижению спроса на 30%. Если удержать цены от падения не в состоянии даже самая многообещающая в современной истории нефтяная сделка, то каким еще способом их можно удержать?
