Людям в северных провинциях Норрботтен и Вестерботтен и так жилось несладко, а 1809 год выдался особенно тяжелым. Сперва случился неурожай, а потом пришли солдаты. Годом раньше шведская армия потерпела поражение в Финляндии и отступила, и теперь ее надо было как-то содержать. Но затем русские перешли в наступление и захватили северную часть Норрланда. Шведы вскоре сдались, и началась оккупация.
Бремя снабжения большой армии легло на местных жителей, хотя им и без того было трудно. Солдаты принесли с собой другие напасти — брюшной тиф и дизентерию. Свет в конце туннеля забрезжил лишь спустя семь месяцев оккупации. Русские ушли поздней осенью 1809 года — после Фридрихсгамского мира, по которому Швеция раз и навсегда отказалась от притязаний на Финляндию.
Об этом драматичном годе, одном из самых судьбоносных в шведской истории, в последнее время написано и сказано немало — с упором на политические интриги, свергнувшие короля Густава IV Адольфа. В новой же книге «Страдание и смерть. Русская оккупация 1809 года» основное внимание уделяется мытарствам жителей Северного Норрланда.
Ее автор — журналист Карл-Йоста Бергстрём (Karl-Gösta Bergström), политический обозреватель и ветеран телекомпании SVT. Уроженец деревни Рюссбельт под Каликсом, он вырос на рассказах о русской оккупации. Студентом Упсальского университета он написал эссе о той эпохе. Теперь, почти 55 лет спустя и уже на пенсии, он вернулся к этой теме и решил ее развить.
Конечно, 1809 год выдался очень тяжелым: смертность в некоторых местах превышала обычную вчетверо или даже впятеро. Но это отнюдь не свидетельство особой жестокости русских. Наоборот, у них был строгий приказ держаться достойно — и в целом он, похоже, соблюдался. Но многие шведы умирали от болезней, косивших солдат обеих армий, а еще от голода, который принесла с собой война.
Но все равно в некоторых кругах продолжают муссироваться преувеличения. Так, Бергстрём приводит в пример новый учебник по истории для средней школы, где утверждается, что из всех новорожденных в Умео в 1809 году не выжил ни один. По данным Бергстрёма, это не так: на самом деле выжил (или по крайней мере пережил тот год) 21 ребенок из 38. Конечно, одно то, что почти половина детей скончались в течение первого года жизни, ужасно само по себе, но Бергстрём напоминает, насколько важно точно обходиться с фактами, даже если речь идет о самых мрачных моментах истории.
