Если попросить Джилл Прайс вспомнить любой день из ее жизни, она тотчас вам все расскажет. Чем она занималась 29 августа 1980 года? «Была пятница, мы с подругами-близняшками, Ниной и Мишель, и их семьей отправились в Палм Спрингс на выходные в честь Дня Труда. А перед отъездом близняшкам надо было сделать эпиляцию в зоне бикини. Они кричали без остановки во время всей процедуры», — поведает вам она. Прайс в тот день было 14 лет и 8 месяцев.
А что насчет того дня, когда она в третий раз в жизни села за руль? «В третий раз я села за руль 10 января 1981 года, в субботу. Это было в автошколе для подростков. Нам там давали уроки вождения». Ей было 15 лет и 2 недели.
А когда она впервые услышала песню Рика Спрингфилда Jessie's Girl? 7 марта 1981 года. Она ехала в машине с матерью, та на нее кричала. Ей было 16 лет и 2 месяцев.
Прайс родилась 30 декабря 1965 года в Нью-Йорке. Ее первые отчетливые воспоминания начинаются с возраста 18 месяцев. Тогда она вместе с родителями жила в квартире в Мидтауне, напротив была больница Рузвельта. Она помнит сирены скорой помощи и звук проезжающих машин, помнит, как любила забираться на кушетку в гостиной и в окно смотреть на Девятую авеню.
Когда ей было 5 лет и 3 месяца, ее семья — отец (сотрудник агентства William Morris Endeavor, в число клиентов которого входил Рэй Чарльз), мать (бывшая танцовщица варьете) и ее маленький братик — переехала в Саут-Оранж, Нью-Джерси. Они жили в трехэтажном кирпичном доме в колониальном стиле с просторным задним двором, окруженным высокими деревьями. Ради такого места люди и уезжают из города. Джилл там очень нравилось.
Когда ей было семь, ее отцу предложили работу на Columbia Pictures Television в Лос-Анджелесе. Год он провел, каждый день катаясь из Нью-Джерси на работу в Калифорнию и обратно, пока они с женой весной 1974-го не решили переехать оттуда. К первому июля 1974 года, когда Джилл было восемь с половиной лет, они уже снимали дом в Лос-Анджелесе. Этот день, по ее словам, ее мозг «зафиксировал».
У нее всегда была очень хорошая память. А еще она всегда очень боялась перемен. Понимая, что после того, как они уедут из Нью-Джерси, ничто уже не будет таким, как прежде, она пыталась в памяти запечатлеть тот мир, из которого ее вырывали. Она составляла списки, фотографировала, хранила каждый памятный предмет, каждую записку, каждый корешок билета. Если она делала это осознанно, чтобы натренировать память, ее усилия не прошли даром. Они сработали, возможно, лучше, чем она когда-либо могла себе вообразить.
Прайс была первым пациентом, у кого диагностировали синдром, известный сегодня как гипертиместический синдром или гипертимезия. Всего в мире такой диагноз поставили еще примерно 60 людям. Она помнит почти каждый день своей жизни так, как мы помним события, произошедшие совсем недавно. Ее воспоминания — смесь общих планов и мельчайших подробностей. Сейчас ей 51, и она помнит каждый день недели, начиная с 1980 года; она помнит, чем занималась, с кем и где была в каждый из этих дней. Она вспоминает события двадцатидневной давности с такой же легкостью, как и двухдневной, но возникают они бессознательно.
Она говорит, что как будто видит разделенный пополам экран: в левой его части отражается ее настоящее, а в правой — постоянный поток воспоминаний, и каждое из них вызвано какой-то деталью в настоящем. Такая память может сводить с ума, признается Прайс, потому что буквально любое из того, что она видит или слышит, может послужить причиной возникновения воспоминания.
До Прайс о гипертимезии ничего не знали. Так что же она может рассказать о том дне, когда отправила электронное письмо доктору Джеймсу Макгоу, работавшему в Калифорнийском университете в Ирвайне? Это было 8 июня 2000 года, четверг. Прайс было 34 года и 5 месяцев.
Доктор Джеймс Макгоу тоже помнит этот день. Тогда он был директором Центра нейробиологии обучения и памяти, исследовательского центра, который в 1983 году он основал в Калифорнийском университете в Ирвайне. В своем письме Джилл Прайс написала, что у нее проблемы с памятью. Он почти сразу же ответил ей и объяснил, что работает не в клинике, а в исследовательском центре, и ей бы лучше обратиться куда-нибудь, где ей смогут помочь.
Ответ от Прайс пришел быстро и неожиданно.
«Каждый раз, когда я случайно вижу дату по телевизору или где-либо еще, я автоматически вспоминаю, где я была в тот день, что я делала. Я не могу контролировать этот бесконечный поток воспоминаний, это выматывает меня. <…> Многие говорят, что это дар, но я считаю это проклятьем. Каждый день я прокручиваю в голове всю свою жизнь, и это просто сводит меня с ума!!!»
Она проехала около часа от своего дома в Энсино (богатый район Лос-Анджелеса, с высокой долей евроамериканского населения), где она жила со своими родителями, и встретилась с Макгоу у входа в Научно-исследовательский центр Куреши Калифорнийского университета в Ирвайне. Было облачно, что необычно для Южной Калифорнии. Пока они поднимались в офис на втором этаже, Прайс все еще испытывала приятное волнение. На прошлое Рождество Макгоу получил огромное подарочное издание под названием «Двадцатый век, день за днем», в котором были представлены фотографии и краткое изложение крупнейших новостных сюжетов последнего столетия. Для того, чтобы проверить способности памяти Прайс, Макгоу и его ассистент использовали книгу для поиска вопросов, которые, вероятно, были бы по зубам человеку с невероятной способностью вспоминать. Свой тест они ограничили событиями позднее 1974 года — когда, по словам Прайс, проявилась ее способность запоминать.
Сидя напротив Прайс, Макгоу задал свой первый вопрос: «Когда начался захват американских заложников в Иране?»
После небольшой паузы она ответила: «4 ноября 1979 года»
«Неверно, это произошло 5 ноября».
«Нет, четвертого», — настаивала она.
Макгоу проверил другой источник: Прайс была права; в книге была ошибка.
На остальные вопросы Прайс отвечала быстро, уверенно и в большинстве случаев верно. В какой день полицейские Лос-Анжелеса избили таксиста Родни Кинга? Воскресенье, 3 марта, 1991 года. Что произошло 16 августа 1977? Элвис Пресли скончался в ванной комнате своего поместья «Грейслэнд». Это был вторник. Когда умер Бинг Кросби? В пятницу, 14 октября 1977 года, на поле для гольфа в Испании. Прайс услышала об этом по радио в машине своей матери, когда она везла ее на футбольную тренировку.
Десятилетиями Макгоу изучал память и обучение и никогда не слышал и не видел ничего подобного. Прайс вспоминает, что после того, как они пообедали и прощались на тротуаре рядом с рестораном, Макгоу «в буквальном смысле почесывал свою голову».
По дороге домой Прайс чувствовала себя немного приунывшей. Она вспоминает: «Я пришла домой немного раздраженной, а мой отец сказал: „А ты что, ожидала ответов?" А я такая: „Ну да! Я думала, мне и таблетки пропишут!"»
Джилл Прайс стала первым человеком, которому поставили диагноз, известный как «исключительная автобиографическая память», или HSAM (Higly Superior Autobiographical Memory).
Макгоу — гигант в области исследований памяти. Его офис в Калифорнийском Университете в Ирвайне расположен напротив другого здания, Макгоу-Холла, названного в его честь. Он написал более 550 работ и книг, многие из них о том, как формируется человеческая долгосрочная память, что является областью специализации ученого. В 2015 году он получил премию Гравемайера, — знаковое признание в конкурентной области психологии, за которое вручают приз в 100 000 долларов США, — за свой вклад в понимание памяти и эмоций. Наградная табличка стоит на полке его рабочего стола. К пробковой доске рядом с монитором компьютера прикреплена цветная фотография Макгоу: он, с аккуратно подстриженной седой бородой, квадратными очками, в профессорской мантии, стоит прямо за Бараком Обамой на церемонии вручения дипломов в Калифорнийском Университете в 2014 году. В мой визит прошлой осенью Макгоу поделился со мной забавной историей об этой фотографии: на самом деле фотограф пытался запечатлеть именно его, а не Президента, для статьи в Los Angeles Times о его 50-летней карьере в университете. «Это чистая правда, но никто этому не верит!» — посмеялся он.
Макгоу 85 лет, и он скоро выходит на пенсию. Он начал изучать память еще в пятидесятых. К тому моменту, как с ним связалась Прайс, его исследования были сфокусированы на доказательстве того, что чем более эмоционально провокативно переживание, тем более вероятно, что нейробиологические механизмы, вовлеченные в запоминание, обеспечат отложение этого переживания в памяти. Как только происходит что-то хоть немного стимулирующее, позитивное или негативное, это вызывает секрецию стрессовых гормонов надпочечников, которые в свою очередь активируют миндалевидные тела мозга. Затем миндалевидные тела передают в другие области мозга сигнал, что случилось что-то важное, и необходимо это запомнить. По объяснениям Макгоу, именно через эту систему контролируется сила нашей памяти.
Всю свою профессиональную карьеру Макгоу изучал четко сформированные воспоминания, а у Прайс они превосходили все когда-либо встречавшиеся ему случаи. Ранние работы Макгоу изменили наше понимание механизмов памяти, и его интерес теперь заключался не только в желании разобраться в ее невероятных способностях вспоминать. Он надеялся, что ее уникальное состояние сможет открыть для нас что-то новое о том, как образуются и хранятся воспоминания. Как сказал сам ученый: «Самая главная цель тут в том, чтобы понять, как работает память».
И тем не менее сначала он был настроен скептически. «Когда я опрашивал ее, я придерживался научного предположения, что она на это не способна», — поделился он. И несмотря на то, что Прайс неоднократно доказывала обратное, Макгоу оставался непреклонным: «Ну да, это привлекло мое внимание, но я не сказал себе: „Ух ты!" Потребовалось работать еще. И мы провели еще больше исследований». (Однако согласно воспоминаниям Прайс, ее способности «действительно шокировали доктора Макгоу».)
После первой встречи с Прайс Макгоу собрал команду исследователей с целью определить глубину и размах ее памяти. Нейропсихолог Элизабет Паркер выстроила схему способности Прайс, а нейробиолог Ларри Кэхилл помогал анализировать результаты. В последующие пять лет прошла кучу как стандартизированных тестов на память, интеллект, и научение, так и специально разработанных. Например, они попросили Прайс, еврейку, написать даты каждого Песаха в промежуток 1980-2003 гг. Она ошиблась только в одном случае, и то на два дня. Прайс также могла сказать, что она делала в те дни. Через два года исследователи повторили свой вопрос, и она не только поправилась в дате, но и уточнила личные детали (например: 17 апреля 1987 года — «стошнило от морковки»; 12 Апреля 1998 — «дом пахнет свининой»).
Обычно сложно удостовериться, являются ли автобиографические воспоминания верными, но «к счастью, она вела дневник» (слова Макгоу). Прайс всерьез занялась записями деталей о своей жизни 24 апреля 1980 года, во время романа в старшей школе, который она хотела запомнить. Она обязательно делала одну (а обычно больше) записей ежедневно, и они состояли из кратких заметок о самых ярких деталях дня. Ее дневники велись на календарях, на печатной бумаге, скрепленной зажимом, в блокнотах, карточках; некоторые заметки были написаны даже на обоях в ее детской.
Для Прайс записывание своих собственных воспоминаний означало, что они были «настоящими», частью постоянных исторических записей, ни от чего не зависящих. (Она сказала, что когда умрет, то хочет, чтобы дневники похоронили с ней или развеяли листы в пустыне.) Они также помогали зафиксировать беспорядок в ее голове, организовать мысли. Прайс говорит, что она не перечитывает дневники, и учитывая то, как ученые бросали ей случайные даты, нет причины считать, что она подготовилась к вопросам. Исследователи из Калифорнийского университета сопоставили ее ответы с записями дневника; в некоторых случаях у них также была возможность свериться с воспоминаниями ее матери.
Со временем стало понятно, что автобиографическая память Прайс беспрецедентна. Но если речь заходила о событиях, не касающихся деталей ее собственной жизни, память Прайс была не лучше, чем у нас всех. Она вспомнила дату кризиса с заложниками в Иране из-за, как она выразилась, «новостного мусора», и эту деталь она вписала в свою личную историю того дня.
Школа была для нее «пыткой» — она не запоминала факты и числа — но она невероятно подробно описывает телевизионные программы 60-х и 70-х, ностальгируя по тому времени. Остальные подробности, если они, конечно, не относятся к ней самой или к ее интересам, забываются: если спросить ее, что было надето на журналистах, которые в течение нескольких часов с ней общались, она не вспомнит. Когда ее попросили посмотреть на случайный набор чисел и запомнить их порядок на определенное время, она рассмеялась и сказала, что это невозможно. Память Прайс так же выборочна, как, скажем, моя или ваша, и хранит воспоминания только о том, что кажется Прайс важным, она просто намного, намного лучше поддерживает и воспроизводит их.
Б
Спустя 2 года исследователи из Калифорнийского университета предложили Прайс прочесть план доклада о ней перед тем, как представить его на рассмотрение. В нем они описывали ее одновременно как «надзирательницу и заключенную» в своей памяти. «Я подумала: Боже, если бы я ничего об этом не знала, для меня это выглядело бы как повреждение мозга или что-то вроде», — отзывалась она об «AJ», псевдониме, который ей дали. «Я плакала. Я рыдала, пока читала. Кто-то наконец услышал меня. Ведь всю свою жизнь я провела крича об этом, что есть мочи, но никто меня не слышал».
Работа «Случай необычной автобиографической памяти» была опубликована в журнале о нейропсихологии Neurocase в феврале 2006 года. «Мы ошиблись, назвав это „гипертимезией" (от греч. thymesis — вспоминать), это было ужасной идеей, потому что, если называешь явление в таком духе, ты как будто знаешь, что оно из себя представляет», — признался Макгоу. По правде говоря, все, что у них было о случае Прайс, это начало наблюдений, много описаний и ни малейшего представления о том, какой механизм кроется за работой ее памяти. Теперь же им надо было отыскать еще таких же как Прайс людей.
Прайс запомнила 12 марта 2006 года как очень важный день. «Это был последний день, когда моя жизнь принадлежала только мне», — рассказывала мне она. На следующее утро в Orange County Register вышла первая статья об открытии «гипертимезии». К полудню того дня ассистенту Макгоу звонили 5 разных изданий, чтобы попросить взять у Прайс интервью. Месяц спустя в университет поступало столько звонков по поводу Прайс, что они попросили ее нанять пресс-секретаря, чтобы разобраться со всеми запросами. Однако Прайс, которая все еще была известна под псевдонимом AJ, просто «выдумала» себе пресс-секретаря и сама отвечала на все вопросы. «Я контролировала все, что происходило. Целый год никто не знал, что разговаривает со мной. Это правда было довольно-таки уморительно», — вспоминает она.
Почти сразу же на адрес Макгоу стали приходить электронные письма от людей, которым казалось, что у их знакомых тот же синдром, что и у Прайс. В одном из писем даже говорилось, что ученые Калифорнийского университета в Ирвайне не были первыми, кто открыл подобное состояние, — в статье от 1871 года, опубликованной в журнале о спекулятивной философии, описывается интересный случай Дэниэла Маккартни, которому в момент публикации было 54 года. Это был слепой человек, живший в Огайо, который мог вспомнить какой был день недели, какая стояла погода, чем он занимался и где он находился для любого дня, начиная с 1 января 1827 года, когда ему было 9 лет и 4 месяца.
Десятки людей связывались с лабораторией Макгоу, и его ассистент проводил первый этап отбора, прогоняя потенциальных кандидатов по тому же тесту на даты публичных событий, что и Макгоу проходил с Прайс когда-то. Вторым человеком, у которого доказали наличие того же синдрома, был Брэд Уильямс, радиоведущий из Висконсина. Его брат связался с Макгоу в 2007 году после того, как наткнулся на статью о результатах исследования Калифорнийского университета. Третьим стал Рик Бэйрон. Об «AJ» прочла в интернете его сестра.
Оказалось, что люди с гипертимезией вспоминали автобиографическую информацию о далеком прошлом намного лучше людей с обычной памятью. В воспоминаниях, которые можно было проверить, они оказывались верны в 87% случаев.
Четвертым был Боб Петрелла, стендап-комик, ставший сценаристом и телепродюсером реалити-шоу типа «Смертельный улов». Петрелла с подросткового возраста знал, что его память была не такой, как у других людей, но он никогда не думал, что это было чем-то очень необычным. «Я думал, что это как быть рыжим или левшой», — рассказал он мне, когда в октябре мы встретились в Лос-Анджелесе.
Петрелла обратился к команде УКИ, после того как 19 июня 2007 года друг посоветовал ему узнать о научных основах его памяти. Его отправили к Элизабет Паркер, нейропсихологу и со-автору оригинального исследования о гипертимезии. Они встречались несколько раз. Проведя тесты, она подтвердила, что у Петреллы действительно гипертимезия, и отправила его к Макгоу для дальнейшего исследования. Он впервые встретился с Макгоу и Кэхилл за обедом 28 июня 2008 года (была «отличная погода»), во время которого Макгоу задавал ему, как и Джилл Прайс, вопросы по датам.
Для ученых исследование было захватывающим, но было и опасение, что оно может оказаться потерей времени: учитывая, какое крошечное число людей с синдромом было найдено, разве можно было что-либо однозначно сказать о заболевании? И что могла эта уникальная группа открыть о памяти? Единственным прогрессивным решением было продолжать тестировать все тех же участников исследования и надеяться на большее. К 2012 году исследователи идентифицировали только 6 подтвержденных случаев того, что было переименовано в исключительную автобиографическую память (HSAM — highly superior autobiographical memory). «Гипертимезия звучит как венерическое заболевание», — объяснил Макгоу. После этого раздался звонок из информационно-аналитической программы 60 Minutes.
В августе 2010 года для сюжета «Бесконечная память» 60 Minutes взяли интервью у «волшебников памяти» Боба Петреллы, Брэда Уильямса, Рика Барона, Луиз Оуэн и актрисы Мэрилу Хеннер, известной по роли в ситкоме 70-х «Такси». Прайс не участвовала. К этому моменту она уже утратила анонимность, опубликовав в 2008 году мемуары, но она начала испытывать раздражение от появления в СМИ. Ей казалось, что СМИ сводят ее синдром до «развлекательного сегмента», и она никогда не встречала других людей с синдромом.
Люди с гипертимезией впервые встречали таких же, как они сами, и сегодня, посмотрев шоу со своим участием, они, очевидно, были приятно шокированы и удивлены, узнав друг друга на экране. На первой встрече, прошедшей, перед камерами, они долго обнимались. Позже, когда их спросили о дате землетрясения в Сан-Франциско, они ответили почти синхронно, а некоторые — ещё и с улыбкой. Выпуск вышел в эфир 19 декабря 2010 года, и тем воскресным вечером его посмотрели почти 19 миллионов зрителей.
Макгоу рассказал, что по окончании передачи он «…включил компьютер и обнаружил на почте более 600 писем». Большая часть их была от людей, считающих, что у них гипертимезия или что они знают кого-то с синдромом. Макгоу провел неделю между Рождеством и Новым годом, отвечая на письма. Студентов и аспирантов попросили принимать звонки и отсеивать звонивших с помощью викторины об общественных мероприятиях. Большинству отказали, но небольшая группа была приглашена в УКИ для дальнейшего тестирования. Тот факт, что к 2011 году, даже после того, как миллионы людей услышали о гипертимезии, ученые обнаружили синдром только у 22 человек, доказывает, насколько это редкое явление.
В мае 2012 года журнал Neurobiology of Learning and Memory опубликовал дальнейшее исследование аспиранта неврологии в УКИ Авроры Лепорт и нейробиолога доктора Крейга Старка, тогда занимавшего в УКИ пост директора Центра нейробиологии обучения и памяти. Прошло почти 12 лет после того, как Прайс впервые обратилась к Макгоу, но исследователи ненамного приблизились к ответу, который она искала.
Чтобы понять, как работает гипертимезия, исследователям сначала надо было понять, что является гипертимезией, а что нет. В статье Лепорт, ставшей второй публикацией на эту тему, установлено, что Прайс и 10 других испытуемых не были отличниками по шкале от «хорошей» до «плохой» памяти, а представили собой отдельный класс. Оказалось, что люди с гипертимезией вспоминали автобиографическую информацию о далеком прошлом намного лучше людей с обычной памятью. Воспоминания, которые можно было проверить, оказывались верны в 87% случаев. И статья дает некоторые ключи к разгадке того, почему так происходило.
Когда Боб Петрелла стоит в пробке, он прокручивает воспоминания о том дне, перечисляет лучшие июньские субботы или старается вспомнить все дни из 2002 года.
Например, большинство людей с гипертимезией описывали мыслительные системы, которые, казалось бы, улучшали поиск: сортировка воспоминаний в хронологическом порядке или по категориям (то есть, все 15 апреля, которые они могут вспомнить). Эта система, основанная на датах, казалось, помогала им упорядочить воспоминания, как будто бы они помечали их для удобства использования в будущем. Что важно, исследования показывают, что люди с обычной памятью плохо располагают воспоминания по времени — мы не чувствуем, случилось что-то две недели назад или два месяца. Как отмечали и Лепорт, Макгоу и Старк, их исследования ограничены той областью, где можно проверить факты, как следователям, убедиться. Даты — самое легкое и, возможно, надежное. «Все, что мы делаем, связано со способностью указать дату. Поэтому есть ли люди с сильной автобиографической памятью, которые просто не датируют воспоминания? Мы их упускаем», — объясняет Макгоу.
Все исследуемые с гипертимезией сообщили, что им нравится проигрывать воспоминания в голове, стараясь вспомнить дни и события. Когда Джилл Прайс сушит волосы, она пролистывает свои воспоминания, например, все 4 октября, которые она может вспомнить. «Я просто пролистываю последние 40 лет в моей голове, последние 42 года», — рассказывает она. «И затем поворачиваюсь к воображаемому человеку в моей голове и говорю: „А теперь ты сделай это"». Когда Боб Петрелла стоит в пробке, он прокручивает воспоминания о том дне, перечисляет лучшие июньские субботы или старается вспомнить все дни из 2002 года.
Исследователи также отметили, что у большинство исследуемых с гипертимезией наблюдалось обсессивное поведение. Рик Бэрон хранил все купюры в алфавитном порядке по названию города, федеральный резервный банк которого их выпустил. У Прайс была кладовка, забитая аккуратно систематизированной коллекцией личных артефактов, которые она не могла выбросить: куклы и игрушки, десятки мягких игрушек Beanie Babies, кассеты с песнями, которые она записывала с радио. Боб Петрелла протирал продукты антибактериальной салфеткой, приходя из магазина. «Существовала положительная корреляция, демонстрирующая, что чем лучше была их память, тем сильнее было их обсессивно-компульсивное расстройство», — рассказала Лепорт, добавив, что в этом есть смысл: если испытуемые вообще вели себя обсессивно, то они могли и обсессивно обращаться к воспоминаниям, повторяя их, и поэтому «вбивать» их глубже. Каждый раз, когда они снова обращались к этому воспоминанию, сделать это было легче, чем в предыдущий — повторение является одним из наиболее верных способов запомнить информацию.
Также между исследуемыми с гипертимезией и людьми с обычной памятью были и нейро-физические различия. Анализ снимков мозга показал, что у людей с гипертимезией были структурные отличия в областях мозга, связанных с созданием автобиографической памяти: например, увеличенная извилина гиппокампа — область, которая согласно некоторым исследованиям, участвует в воспоминании эмоциональных воспоминаний — и увеличенный крючковидный пучок, мост между лобной и височной корами головного мозга, передающий информацию и вовлеченный в удерживание эпизодических воспоминаний.
Но ничего из этого до конца не объясняет, что именно позволяет людям с гипертимезией помнить так много. В конце концов, корреляция не равна причинно-следственной связи. Не ясно, помогали ли умственные системы организации удерживать воспоминания или людям надо было развить сложные системы, чтобы они могли удерживать эти воспоминания. Многие люди без гипертимезии повторяют свои воспоминания, и многие люди с ОКР не обладают потрясающей автобиографической памятью.
Даже структурные различия в мозге, хоть и значительные, не дают удовлетворительного объяснения, почему и как работает гипертимезия. То, как мы используем наш мозг, может изменить его физически — например, исследование лондонских таксистов (2011 год) показало, что постоянное движение по оживленным улицам привело к увеличению объема серого вещества в задней части гиппокампа и одновременное уменьшении в объеме передней части. Неясно, являются ли различия в мозгу людей с гипертимезией причиной их феноменальной памяти, или, как в случае с таксистами, результатом, или всем вместе. «Развести эти две вещи по-научному будет сложно. Особенно, когда синдром столь редок», — рассказывает Старк.
И Прайс и Петрелла считают, что их невероятная способность ясно все запоминать была вызвана событиями в определенный момент их жизни. У Петреллы это произошло, когда в возрасте семи лет он играл в безумно интересную игру со своим другом во дворе дома. На следующий день Петрелла снова позвал его сыграть, но они заскучали уже через несколько минут. Петрелла понял, что ничего не остается прежним и что важно запоминать происходящее до того, как все изменится. Для Прайс таким моментом оказался переезд семьи к западному побережью. В обоих случаях Прайс и Петрелла утверждают, что их память была хорошо развита и до этого решающего момента, но после него их способность запоминать в корне изменилась.
Когда я спросил Макгоу, что он думает об этих историях, он выразил неуверенность. «Какая часть их рассказа является попыткой объяснить случившееся, а какая соответствует тому, что произошло на самом деле?» — спросил он. Но Крейга Старка эти истории заинтересовали. Он предположил, что если кто-то переживает из-за возможности утратить воспоминания, как Прайс и Петрелла, он может чувствовать необходимость их сохранить и, соответственно, много о них размышлять.
Но, несмотря на поразительную память, в одном люди с гипертимезией похожи на всех остальных — они также склонны к «искажению» воспоминаний, переиначиванию, предположениям, накладкам во времени и другим несоответствиям, составляющим неотъемлемую часть процесса запоминания.
В исследовании 2013-го года доктор Лоуренс Патихис из Университета Южного Миссисипи, изучающий свойства памяти вместе с учеными из УКИ, привлек 20 человек с гипертимезией и 38 человек с обычной памятью к участию в цепочке тестов для оценки их подверженности формированию ложных воспоминаний. Участники с гипертимезией с такой же частотой, что и представители контрольной группы отмечали, что слова, которых не было в списке, на самом деле там были, проявили бóльшую предрасположенность к формированию ложных воспоминаний о слайд-шоу из фотографий и с такой же частотой ошибочно утверждали, что видели несуществующие съемки крушения самолета, следовавшего рейсом 93 United Airlines 11 сентября.
Согласно полученным результатам, никто, даже «маги запоминания», не защищен от восстановительных механизмов, приводящих к искажению воспоминаний. Когда люди с обычной памятью что-то вспоминают, это воспоминание основывается не только на том, что по их мнению произошло и что они тогда ощущали, но и на том, что они знают и чувствуют сейчас. «Мы опираемся на все, что есть в настоящем, чтобы приблизительно воспроизвести прошлое, и с людьми с гипертимезией происходит то же самое», — пояснил Патихис. Некоторые из участников с гипертимезией не были довольны результатами, потому что, как заметил Старк, соавтор этой работы, точные воспоминания составляют основную часть их индивидуальности.
Но эти результаты отвечают двум другим важным идеям. Во-первых, первоначальный процесс кодирования воспоминаний — то есть то, как мозг превращает пережитое в воспоминание, переводя части этого события в сеть нейронов и синаптических связей — у людей с гипертимезией, судя по всему, не отличается от остальных.
В исследовании, опубликованном в 2016 году, Лепорт и другие ученые протестировали качество и объем автобиографической памяти контрольной группы и группы с гипертимезией за неделю, месяц, год и десять лет. Качество и объем информации, которую смогли вспомнить обе группы о прошедшей неделе, были одинаковы. Однако после этого способности памяти контрольной группы значительно снизились, в то время как память группы с гипертимезией казалась бесконечной, а забывали они гораздо меньше. Согласно полученным данным, люди с гипертимезией формируют воспоминания в принципе так же, как и люди с обычной памятью: они, как и мы, лучше запоминают волнующие события и, как и мы, склонны к искажениям при воспроизведении событий в памяти.
Вторая идея заключается в том, что, несмотря на высокий уровень способности людей с гипертимезией ментально представлять и организовывать воспоминания, не похоже, что для извлечения их из памяти они используют какую-то новую технику. «Это тот же механизм, только лучше», — пояснил Старк, в чьей лаборатории сейчас проводится большинство исследований гипертимезии. Это также означает, что процессы, работающие у людей с гипертимезией по-другому, происходят где-то между кодированием воспоминания и извлечением его из памяти — в промежутке, где воспоминания закрепляются в долгосрочной памяти.
Проверить эту гипотезу довольно просто: провести МРТ контрольной группы и группы с гипертимезией и попросить их вспомнить события предыдущей недели — промежутка времени, в котором результаты обеих групп примерно одинаковы. «Думаем ли мы об этом и переживаем ли мы это по-другому?» — интересуется Старк. Но такие исследования не проводятся — частично из-за нехватки финансирования. Гипертимезия — явление удивительное, но в США сейчас не популярно спонсировать науку ради науки. В организациях, предоставляющих гранты, хотят знать, что нам может дать изучение этого феномена.
В 1953 году 27-летний Генри Молисон из Хартфорда, Коннектикут, отправился на отчаянную операцию в попытке избавиться от эпилепсии в особо тяжелой форме. Проделав несколько отверстий в его голове, хирурги провели «билатеральную резекцию медиальной височной доли», по сути удалив часть гиппокампа и большую часть миндалевидного тела. Операция помогла — количество приступов у Молисона сократилось — но при этом лишила его возможности формировать новые воспоминания. То, что он помнил до операции, не пострадало, и он мог обучаться новым двигательным навыкам, но он так и не смог узнать исследователя, работавшего с ним на протяжении десятилетий, и которого он видел почти каждый день.
Молисон, до конца жизни именуемый в медицинских изданиях как «НМ», в корне изменил наше научное понимание памяти, показав, что у нас нет единой «системы запоминания». Вместо этого «в нашем мозгу имеются различные системы запоминания, работающие с разными типами информации на протяжении разных промежутков времени», — объяснил Макгоу.
Лучшее понимание гипертимезии, уверен он, может привести к схожему открытию касательно природы памяти. «Вот что представляет интерес», — сказал он мне. «Гипертимезия — это интересно, но память интересна в той же степени, вот что важно».
Прайс и Петрелла надеялись, что изучение их памяти может помочь в исследованиях, направленных на лечение того, чего, согласно американским и британским опросам, люди боятся больше всего: деменции. Прайс со свойственной ей прямотой рассказала: «Я хочу, чтобы они нашли способ лечения болезни Альцгеймера. Я сказала Макгоу: „Теперь ваша очередь, вперед. Делайте все необходимое… Я не давлю, просто найдите способ вылечить болезнь Альцгеймера"».
Скорее всего, изучение гипертимезии не приведет напрямую к избавлению от болезни Альцгеймера или деменции. Все еще неясно, окажется гипертимезия просто любопытным явлением или ключом к самым сокровенным тайнам работы памяти. Но как сказала мне доктор Дорте Бернцен, основавшая Центр изучения автобиографической памяти при Орхусском университете, как минимум стал очевиден невероятный потенциал автобиографической памяти. «Может, я, человек без гипертимезии, тоже могу хранить в памяти каждый день своей жизни, но просто не могу к этому прийти? Проблема в извлечении воспоминаний или в их хранении и запоминании? Это может оказаться очень важно, ведь мы задаем новые вопросы, и становится очевидно, что нам, возможно, придется пересмотреть наши предположения о способности помнить прошлое».
Все исследователи свойств памяти, с которыми я разговаривал, описывают воспоминания как то, что нас определяет; они — это мы. Люди не просто так боятся деменции больше, чем рака. Когда умирают те, кого ты любишь, ты со страхом ждешь дня, когда забудешь их смех или голос, потому что это случится. Мы с болью думаем обо всем прекрасном, волнующем, важном, ужасном, душераздирающем, что мы забыли. Но люди с гипертимезией помнят. Кроме научных вопросов, которые поднимает это явление, встает и другой вопрос: хотели бы вы иметь такую память, если бы могли?
«Мы называем это „забывать", но, с другой стороны, простое хранение информации — это глупо, это просто накопление данных. В чем смысл? Нужно извлечь из этого что-то полезное, и это мы считаем знаниями или мудростью», — рассказал мне Старк. «Память, она не для того, чтобы мы оглядывались назад, нет. Она нужна, чтобы благодаря прошлому опыту лучше приспосабливаться здесь и сейчас и в будущем». Но, когда в 2012 году Лепорт спросила людей с гипертимезией, не тяготит ли их такой запас воспоминаний, большинство ответили, что нет.
По Джилл Прайс нельзя судить о всех людях с гипертимезией, но именно с нее началось исследование этой небольшой группы людей. И во вторник восьмого июня 2000 года она написала Макгоу, потому что у нее была проблемы. «У всех в жизни бывают перепутья, вроде „если бы только я сделал это и пошел туда и бла бла бла", у всех», — объяснила она мне. «Вот только они не помнят их все». Ее память — это карта сожалений, других жизней, которыми она могла бы жить. «Я часто об этом думаю: что было бы, что могло бы быть раньше и что могло бы быть сегодня», — поделилась она.
Сейчас Прайс работает со сценариями для кино и телевидения в качестве фрилансера. Она живет в аккуратной квартире в Энсино, штат Калифорния, вместе с родителями, с которыми прожила бóльшую часть своей взрослой жизни. Когда мы говорим, она часто отводит взгляд вправо, на ту сторону «экрана», где «высвечиваются» ее воспоминания. Она цинична, но озлобленной ее не назовешь — кажется, что она устала из-за своей жизни и всех деталей, которые так ясно помнит, но, возможно, это из-за того, что она почти всегда плохо спит. Она сразу переходит к сути дела и не скрывает своих эмоций, но смеется непринужденно, хотя часто и насмешливо.
Макгоу любит повторять (и это написано на табличке в холле Центра нейробиологии обучения и памяти), что память — это мост в будущее. Но Прайс так не кажется. «Я скована, потому что боюсь, что просру очередные десять лет», — пожаловалась она. Так она чувствует себя с 30 марта 2005 года, когда ее муж Джим умер в возрасте 42 лет. Для Прайс груз воспоминаний о их свадьбе в воскресенье первого марта 2003 года в доме в Лос-Анджелесе, в котором она жила почти всю свою жизнь, так же тяжел, как и память о пустых, широко открытых глазах Джима после того, как у него случился сильный сердечный приступ, он впал в кому и его подключили к системе жизнеобеспечения в пятницу 25 марта 2005 года.
Но кроме всего ужасного, о чем люди с гипертимезией никогда не смогут забыть, есть и прекрасные воспоминания. Когда Бобу Петрелла исполнилось 50 лет, он написал «Книгу Боба», сборник наиболее памятных дней его жизни, по одному на каждый день календаря. «Она очень вольная, там про секс, наркотики и рок-н-ролл», — рассказал он. «Я ничего не утаил». А когда он вспоминает 15 апреля 1967 года, он словно начинает светиться и улыбаться:в этот день шестнадцатилетний Петрелла сидел на крыше офиса местной газеты, в которую писал спортивные статьи и некрологи, и слушал музыкантов, участвовавших в битве групп на улице внизу. Тогда он чувствовал себя «королем города». «Мне было так хорошо. Я радовался жизни. Тот апрель был одним из лучших. Такое просто застревает в моей памяти».
Когда я впервые говорил с Макгоу, он сказал мне, что, на самом деле, главный вопрос гипертимезии не в том, почему ее обладатели помнят, а почему мы забываем. «Общим выводом для всего этого будет то, что у них плохо получается забывать», — пояснил он. Для людей забывать естественно, иногда даже необходимо. Главный герой рассказа Хорхе Луиса Борхеса «Фунес памятливый», обретя идеальную память после несчастного случая, больше не может спать, потому что тысячи назойливых воспоминаний пищали ему в уши, словно комары, и не давали уснуть. «Особое сочетание запоминания и забывания — это тот каркас, на котором строится корабль нашего сознания», — писал Уильям Джеймс, один из основателей современной психологии. «Если бы мы помнили решительно все, — продолжал он, — то были бы в таком же безвыходном положении, как если бы не помнили ничего».
