Санкт-Петербург, Россия — В воскресенье Россия вышла на второе место в мире по числу заболевших коронавирусом после США.
Эта мрачное известие появилось на фоне укрепления ряда жестких мер по борьбе с вирусом — включая систему цифровых пропусков, по которой для перемещения по городу на автомобиле и общественном транспорте жителям приходится получать специальный код. Москва внедрила ее 15 апреля, и уже на следующей неделе 21 федеральный округ сообщил о запуске аналогичных систем.
Хотя московская система уже столкнулась с рядом неудач, в том числе с техническими сбоями и очередями в метро, чиновники высоко оценили ее вклад в борьбу распространением нового коронавируса. По состоянию на 17 мая на Москву приходится более 142 тысяч из более чем 280 тысяч заболевших по всей стране, и российская столица продолжает оставаться эпицентром эпидемии.
Но если для некоторых строгие ограничения на передвижение стали долгожданным шагом после вялого отклика властей в первые недели эпидемии, то правозащитники беспокоятся, что Кремль может воспользоваться положением, чтобы внедрить авторитарные меры, разработанные задолго до появления Covid-19.
«Есть серьезные опасения, что система контроля за перемещением граждан останется в силе и после снятия карантина», — считает Дмитрий Макаров, сопредседатель Московской Хельсинкской группы, ведущей правозащитной организации в России. Меры контроля могут ограничить свободное передвижение граждан, которые считаются угрозой общественной безопасности, и к тому же собранные данные позволят правительству вычислить, кто с кем контактирует. «Кроме того, есть риск, что эти данные будут использованы для борьбы с инакомыслием или попадут к преступникам на черный рынок».
Макаров также отметил, что судебная и пенитенциарная системы могут воспользоваться чрезвычайными обстоятельствами как предлогом для консолидации контроля над гражданскими лицами. В частности, заключенные могут лишиться возможности жаловаться на небезопасные условия заключения в тюрьмах и исправительных колониях, а их родственникам перестанут сообщать об изменении места заключения. Группы по защите прав заключенных, такие как «Россия за решеткой», обычно публикуют жалобы арестантов, но в последнее время на них давят новые законы против распространения ложной информации о вирусе. Эти правила действуют с марта и предусматривают тюремное заключение сроком до пяти лет за распространение так называемых «ложных новостей» о вирусе. Правозащитники бьют тревогу, что закон грозит стать прикрытием для цензуры — по нему будут наказывать тех, кто оспаривает официальную статистику.
Так, новый закон уже вынудил «Новую газету», известную своими журналистскими расследованиями, удалить репортаж о спорных мерах против коронавируса в Чечне, исторически нестабильном регионе на юге России. Автор статьи Елена Милашина — в 2017 году она рассказала о концентрационных лагерях для геев — говорила, что люди боятся сообщать о симптомах, чтобы их не заклеймили террористами. Генеральная прокуратура распорядилась удалить статью, сославшись на закон о ложных новостях, а глава Чечни Рамзан Кадыров выступил с угрозами против Милашиной лично и ее газеты. Ранее Кадыров официально заявил, что с нарушителями карантина надо расправляться.
Последствия закона о ложных новостях могут выйти далеко за пределы страны. Уже на прошлой неделе официальный представитель МИДа Мария Захарова заявила, что законодатели попросили министерство лишить «Нью-Йорк таймс» (The New York Times) и «Файненшл таймс» (The Financial Times) аккредитации за сомнения в низких данных по смертности в Москве. Захарова признала, что это будет крайняя мера, но отметила, что «дальнейшие шаги будут зависеть от того, опубликуют ли они опровержения или нет».
В среду представители московского департамента здравоохранения заявили, что 60% смертей пациентов с коронавирусом в официальных цифрах не значатся, поскольку смерть наступила по другим причинам. Очевидно, что оптика, которая выявляет более высокий уровень смертности по сравнению с заявленным, Кремль настораживает. Пока что официальная смертность в России составляет составляет 18 на миллион — по сравнению с 275 на миллион в США и более 500 на миллион в Великобритании и Италии, соответственно.
Мэр Москвы Сергей Собянин развернул систему в феврале, и вскоре она вызвала нарекания после ошибочного задержания китаянки по подозрению на коронавирус. Кроме того, сообщалось, что к заболевшим, когда те выходили из дома, чтобы вынести мусор, приходили сотрудники правоохранительных органов. Москвичей, которые покидают свои дома дальше, чем на сто метров, может арестовать полиция — бросив собак, которых те выгуливали, на произвол судьбы.
Кроме того, Кремль объявил о новых тревожных мерах по сбору и анализу данных, собранных с помощью мобильных телефонов. 20 апреля премьер-министр Михаил Мишустин — с тех пор он сам заразился — призвал доработать к концу месяца программу по отслеживанию инфицированных граждан. Ранее в апреле сообщалось, что когда границы заново откроются, туристов могут начать отслеживать по SIM-картам.
ФСБ, секретной службе страны, было поручено расследовать случаи заражения врачей из-за административных злоупотреблений в больницах. Но оказалось, что вопрос это щекотливый — и вскоре стало известно о трех медицинских работников, которые, пожаловавшись на условия труда, выпали из окна при загадочных обстоятельствах.
Президент Владимир Путин упомянул о возможности при необходимости привлечь к борьбе со вспышкой вооруженные силы, но не уточнил, какова будет их роль. В своем выступлении 13 апреля он отметил, что страна должна быть готова даже к «самым сложным и необычным» сценариям. 3 мая российская Национальная гвардия сообщила, что начала использовать беспилотники и вертолеты для выявления нарушителей карантина — данные затем отправляются местным офицерам для взимания штрафа или ареста.
Хотя многие из вышеперечисленных авторитарных мер были приняты уже после того, как администрация отказалась от прежних уверений, что коронавирус не приведет к кризису в стране, некоторые из них появились за несколько недель до того, как правительство признало всю серьезность ситуации. Один из таких примеров — развертывание в Москве сомнительной системы распознавания лиц. Кроме того, следует упомянуть злоупотребление личными данными в сети и отказ от установленного протокола при аресте под предлогом эпидемии.
Глебу Пайкачеву и Ольге Поляковой, активистам петербургской организации «Трава», по возвращении из Европы в середине марта было предписано самоизолироваться в течение двух недель. Врачи, приходившие к нему домой, не интересовались его кругом общения и сами были без масок. «У меня сложилось впечатление, что они больше пекутся, как это выглядит на бумаге, чем о здоровье людей», — сказал он.
Полякова, партнер Пайкачева, говорит, что хотя врачи были еще сами не готовы, полиция уже ввела ограничения на передвижение — «хотя сами в вирус не верили».
Еще они расспросили Пайкачева, какие приложения установлены у него в телефоне, включая мессенджеры.
В России подключение к услуге или приложению с помощью номера мобильного позволяет отслеживать вашу деятельность — и активистов оппозиции это настораживает. Более того, по ряду законов, принятых в прошлом году, все устройства в стране продаются с уже установленными государственными приложениями — правозащитники назвали их «лазейками», по которым органы могут отслеживать и собирать личные данные.
Связывать свои номера со используемыми приложениями граждане пока не обязаны, и карантин как предлог грозит сделать их данные более уязвимыми. «Когда меня спросили, прикреплен ли мой номер телефона к моим мессенджерам, я аж опешил», — говорит Пайкачев.
«Карантин быстро превратился в репрессии», — сказала одна художница, пожелавшая остаться неназванной. Уже после запрета на мероприятия с участием более 50 человек она была на вечеринке, как вдруг нагрянула полиция. Полицейских вызвали остановить драку поблизости, но они заметили группу курильщиков и решили провести расследование.
Сообщается, что ФСБ использовала вирус как прикрытие для обыска подозреваемых. В прошлом месяце два сотрудника в гражданском и медицинских халатах отделениях потребовали впустить их в дом некоего Александра Козина на дальневосточном острове Сахалин — якобы чтобы проверить всех на коронавирус. Кончилось все арестом Козина и еще двух мужчин — и изъятием взрывного устройства, предположительно подброшенного. Троих мужчин, ранее не судимых, обвинили в терроризме.
Кроме того, ряду журналистов, аккредитованных при иностранных СМИ, под предлогом эпидемии был ограничен доступ в российский парламент. Корреспондент «Би-би-си» (BBC) Петр Козлов пожаловался в «Твиттере» на неофициальные ограничения, отметив, однако, что журналистов местных, проправительственных СМИ на заседания продолжают пускать.
Эта тенденция к усилению государственного контроля над жизнью граждан в путинской России нарастает давно — и с вирусом лишь усугубилась.
В конце 2019 года был принят ряд законов с целью ограничить сетевое присутствие иностранных государств и компаний во имя защиты так называемого цифрового суверенитета. Сюда относится закон об установке одобренных Кремлем приложений на все продаваемые в стране смартфоны, а также разрешение на отделение российского интернета от остального мира в случае кризиса. Теоретически это позволило бы Москве создать брандмауэр китайского образца. Защитники цифровых прав беспокоятся за судьбу частных данных пользователей.
Затем, в январе, был объявлен референдум — предполагалось, что он внесет поправки в конституцию и ограничит возможности президента. Больше власти получит парламент и Государственный совет — как подозревают многие, его возглавит Путин в конце своего президентского срока. Благодаря этому он останется за кадром, даже усадив формального преемника.
Но ничего из этого не сбылось. В начале марта, в ответ на кризисы, в том числе российско-турецкий конфликт в Сирии и глобальный обвал цен на нефть, российский парламент формально призвал обнулить сроки Путина, чтобы он смог в 2024 году баллотироваться еще на два срока — в общей сложности на 12 лет. Пресс-секретарь Кремля Дмитрий Песков, сказал, что это необходимый ответ на «крайнюю турбулентность в мире». Очевидно, что Кремль собирался усилить контроль задолго до появления пандемии.
На фоне пандемии чрезвычайные меры, нацеленные на практически неограниченный мандат и увеличение цифрового потенциала, могут оказаться благом для лидера, который возглавит российское общество в новую, технократическую эпоху.
Однако вызовов пандемия несет не меньше, чем возможностей. Референдум, изначально запланированный на 22 апреля, перенесен на неопределенный срок. Парад Победы 9 мая — краеугольный камень путинской пропагандистской легенды — тоже отложен.
Хотя последнее может показаться несущественным, военные парады и всякое увековечивание памяти о победе над фашизмом в 1945 году всегда были важными факторами высокого рейтинга Путина — вкупе с недавними военными операциями вроде аннексии Крыма в 2014 году. В этом году исполнилось 75 лет со дня победы во Второй мировой войне — шла подготовка к масштабному параду, и готовилось открытие гигантского собора, посвященного вооруженным силам. В итоге открытие собора было отложено на неопределенный срок, а более 400 кадетов заразились из-за репетиций парада. Некогда безошибочный способ укрепить общественную поддержку обернулся всенародным конфузом.
Еще одной неудачной попыткой сохранить высокий рейтинг стало путинское решение делегировать непопулярные решения местным губернаторам — чтобы не испачкать руки. Однако в результате меры по всей стране были приняты непоследовательные — и число заболевших выросло. Оказалось, что извлечь пользу из вируса — рискованная игра, и на фоне недавних событий событий некоторые российские комментаторы сравнили лидера со «старым, больным волком».
«Кремль наверняка хотел бы ввести тотальный контроль, — размышляет Макаров, — но пока на это не способен». И поэтому противостояние российского правительства и народа продолжается. Одна сторона требует для укрепления власти демократической легитимности — будь то карантин или национальный референдум — а другой стороне ради собственного здоровья приходится отдавать все больше полномочий правительству, которому не доверяет.
Даже активисты вроде Макарова, и те признают, что защита здоровья граждан — особенно на фоне пандемии — законная причина для временного ограничения некоторых прав. «Но ограничения, — добавил он, — не должны быть беспредельны. Приоритетом должна быть безопасность граждан, а не удобство властей».
Джош Надо — независимый журналист, живет в Санкт-Петербурге. Пишет о России, технологиях, политике и культуре для журнала «Экономист» (The Economist), «Саут Чайна морнинг пост» (South China Morning Post) и других изданий.
