Читайте также сюжет: Гримасы политкорректности
Мы попросили наших чернокожих читателей поделиться ощущениями, возникающими у них во время пробежек, и своим опытом. Представляем выборку из их ответов. Первым будет очерк одного из наших авторов Курта Стритера. Ответы отредактированы для ясности и сокращены.
Сиэтл — Мы только начинали свою пробежку, когда сын задал мне вопрос: «Папа, а сегодня мы можем пробежаться по моему любимому кварталу?»
Во время пандемии мы завели за правило вместе бегать в начале вечера. Мы устраиваем пробежку по тихим улицам, стараясь как можно больше нагружать себя. Это помогает нам стать еще ближе.
Но в этот раз я сжал зубы. Тот квартал, который стал его любимым маршрутом? Соображать надо было быстро. Что я могу сказать ему о том, какие чувства вызывает у меня это место?
Как я скажу ему об убийстве чернокожего бегуна на другом конце страны? И когда настанет время, чтобы рассказать девятилетнему сыну о той настороженности, которая возникает у меня всякий раз, когда я надеваю свои зеленые кеды и бегу по улицам нашего района в Сиэтле, где живут почти исключительно одни белые?
Бегун из меня так себе. Мой рост 1 метр 88 сантиметров, а вес ровно центнер. На шестом километре я начинаю выдыхаться. Но я стараюсь бегать как можно чаще, чтобы снять стресс и ощутить свободу.
И вот здесь-то и начинаются осложнения. Как и у большинства чернокожих бегунов, занятие любимым делом сопряжено у меня с серьезными переживаниями и напряжением. Бегом я начал заниматься в 2005 году, переживая за своего умирающего отца. Выбегая на улицу, я всегда чувствовал себя заметным и незащищенным. Тень моей расы неотступно следовала за мной. Я постоянно смотрел по сторонам.
Иногда у меня возникают злые, скорбные, всепоглощающие мысли, как после убийства Ахмада Арбери (Ahmaud Arbery), за которым погнались и смертельно ранили. Чаще всего это как фоновый шум, но избавиться от этих мыслей я не в силах.
Я бегаю для того, чтобы ощутить радость. Чтобы почувствовать, как разогревается мое 53-летнее тело, как ветер дует мне в лицо. Чтобы подумать о тех очерках и рассказах, которые я пишу. Чтобы поразмышлять, как быть хорошим мужем и отцом. Но при этом я не теряю бдительность.
Во время пробежек (до пандемии я обычно бегал один) у меня в мозгу постоянно возникают вопросы. А может, нам лучше жить в другом месте? Почему едущий за мной грузовик движется так медленно? В какую сторону делать рывок, если придется убегать? А если придется драться, буду ли я пинать противника ногами или сойдусь с ним врукопашную? Почему тот полицейский вернулся и дважды проехал мимо меня?
Я живу в 15 минутах езды от центра города. В нашем квартале опрятные и чистые дома, как старые, так и новые. Во время пробежки я иногда вижу уникальное крыльцо, изогнутую крышу, хорошо сохранившийся элемент архитектуры в стиле Тюдор. Мой отец был архитектором, и мне всегда интересно, как люди проектируют дома. Но в моем мозгу сразу возникают вопросы. Надо ли останавливаться? Если остановился, как близко можно подойти? И как долго стоять возле дома? Что подумают соседи?
А еще возникают вопросы по поводу камеры на айфоне. Кому-то может показаться, что я подозрительный тип, если мне вдруг захочется сделать пару снимков. Иногда сотовые телефоны по ошибке принимают за оружие. Нет, вынимать его из кармана не стоит ни в коем случае.
Несколько лет тому назад во время пробежки я остановился на секунду посреди улицы, чтобы сказать белой женщине, как мне понравился ее забор, идущий ко входу. Женщина находилась во дворе. Я был от нее метрах в семи, улыбался и не приближался ни на шаг. Я увидел, как сильно она забеспокоилась. Женщина сделала несколько шагов назад. Из дома вышел хмурый и недоверчивый человек, смотревший на меня с подозрением, как будто я на них нападал.
Я развернулся и побежал прочь, размышляя о том, какой была бы их реакция, будь я голубоглазым блондином.
«Этот квартал не только для них, но и для меня», — сказал я себе. Моя семья с 1950-х годов помогала осуществлять расовую интеграцию в этом районе и его школах. Сегодня я ощущаю огромную любовь в том квартале, где мы живем. Он далековато от дома с красивым забором и хмурыми людьми, где я начинаю ощущать тревогу. Поэтому я просто улыбнулся и огорченно пожал плечами, подумав о случившемся. А что еще можно сделать? Улыбка против боли и разочарования; напоминание о том, что дело в данный момент не только в нас, но еще и в запутанной и жестокой 400-летней истории.
Именно об этой истории и об этом наследии я подумал в тот момент, когда сын спросил меня, можем ли мы пробежаться по его любимому кварталу.
Он примыкает к нашему, находится немного севернее, и он намного шикарнее. Это одно из тех помпезных, стоящих особняком мест, где есть ассоциация домовладельцев, и где газоны пострижены ровно, как поле для гольфа. Возле тротуаров нет ни одного дерева, и когда я бегают там, я чувствую себя как рыба в аквариуме. Тебя видят все. В этом микрорайоне я не видел ни одного чернокожего.
Это несомненно красивое место. Моему сыну оно нравится в основном из-за широких улиц, где мало транспорта и пешеходов. Оно идеально подходит для бега, особенно сейчас.
«Папа, мы можем туда побежать?»
В последние недели мы время от времени бегаем там. Но это был особенный день. Посмотрев ужасающее видео убийства в Джорджии, я рухнул на диван как подкошенный, и в глазах у меня появились слезы.
«Папа?»
Я не боюсь этого квартала. В любом случае, он ничуть не страшнее моего собственного. Но я не могу там бегать, когда все смотрят мне вслед, осуждающе улыбаются, как будто возражая против моего появления, и всем своим видом демонстрируют подозрительность. Видеть и чувствовать все это мне совершенно не хочется.
«В этот раз мы туда не побежим, — сказал я сыну. — Когда-нибудь в другой раз, я обещаю».
«Почему?» — спросил он.
«Ты видел в том микрорайоне хоть одного цветного?— сказал я. — Там сегрегации даже больше, чем у нас. Потом я расскажу тебе подробнее. Не сегодня».
Сын выдавил из себя успокаивающую улыбку. Мы побежали в обратном направлении, стараясь наслаждаться каждым моментом, каждым шагом. Я бежал с широко раскрытыми глазами, сын семенил рядом, довольный и беззаботный. Это была одна из лучших наших пробежек.
«Выключи эту музыку!»
На первый взгляд, Лос-Анджелес город в основном либеральный, однако привилегии белых здесь весьма сильны. Во время утренней пробежки я подверглась словесным оскорблениям со стороны белого мужчины. Я боюсь, что могу снова столкнуться с ним, и спрашиваю себя, не придала ли ему храбрости та наша встреча.
Я обежала стороной этого мужчину и собак, которых он выгуливал без поводка. Когда я пробежала мимо него, он начал кричать мне вслед — снова и снова. У меня возникло нехорошее чувство, поэтому я продолжала бежать. Я увидела, как он догнал меня и побежал рядом. Он оставил своих собак, просто чтобы сказать мне, что я не могу «просто так бегать мимо». Я молча надела наушники и продолжила пробежку. Он побежал за мной, крича: «Выключи эту музыку!» Я сказала, чтобы он отстал от меня, и тогда мужчина заорал: «Это ты [нецензурная брань] держись от меня подальше!» Я просто продолжала бежать. Он вытащил свой телефон и начал снимать меня на видео. Его собаки бежали за нами и лаяли, видимо думая, что мы играем.
Я как и раньше бегаю этим маршрутом и менять его не собираюсь. Но сейчас я беру с собой перцовый баллончик.
— Ито Агайере (Ito Aghayere), Лос-Анджелес
«У меня слезоточивый газ»
В 2017 году мы с женой переехали в пригород Колумбуса, штат Огайо. Через две недели после переезда я вышел рано утром на пробежку по соседним улицам, чтобы проложить новые маршруты. Из одного дома вышла женщина и направилась к своей машине, стоявшей у въезда в гараж. Меня она заметила лишь тогда, когда я приблизился к ее дому. Я всегда кладу в карман ключи, чтобы меня можно было услышать.
Когда женщина заметила меня, она ахнула и потрясенно выговорила: «У меня слезоточивый газ». Я продолжал бежать по прямой. Когда я поравнялся с ее машиной, она полезла в сумочку, громко крича: «Я на тебя из баллончика брызну!» Я пробежал мимо, не меняя скорости и не отклоняясь. А потом пошел домой.
Я целую неделю непрестанно думал о том, как на меня едва не напали в том квартале, где белые мужчины могут свободно разгуливать с оружием.
— Марио Колхаун (Mario T. Calhoun), Бексли, Огайо
«Я создаю перечень вопросов „что, если"»
Всякий раз, когда я одна выхожу из дома на пробежку, я создаю перечень вопросов «что, если». Что, если кто-то попытается наехать на меня? Что, если кто-то подъедет и закричит на меня? Что, если кто-то попытается затащить меня в машину? У меня на каждый из этих случаев есть свой план действий.
Я беру с собой на пробежку телефон с устройством слежения, и все снятые фото и видео автоматически загружаются в три облачных хранилища. Я дала паре своих друзей и родственникам доступ к этому устройству, чтобы они могли меня найти в том случае, если со мной что-то случится. И я внимательно отношусь к той одежде, которую надевают на пробежку, чтобы не казаться подозрительной и «делающей то, чего я делать не должна».
Я пробегаю более 30 километров в неделю. И каждый километр дается мне с трудом. Это не из-за нагрузки, а просто потому что я несу в себе бремя страха перед тем, что может со мной произойти.
— Стефани Макгру (Stephanie McGrew), Кирксвилл, штат Миссури
«Мне страшно даже в моем собственном квартале»
Я муж, отец четырех замечательных девочек и военнослужащий, в связи с чем просто обязан поддерживать хорошую форму. Я живу в огороженном городке на родине движения за гражданские права, а также в колыбели конфедерации. Я бегаю каждый день, и каждый день думаю о безопасности.
Чаще всего я стараюсь бегать в своей армейской спортивной форме или в одежде ярких цветов со светоотражательным ремнем. Я всегда беру на пробежку телефон — на всякий случай. По крайней мере, моя семья узнает, что со мной произошло, если мне удастся вытащить телефон и сделать запись.
Мне страшно даже в моем собственном квартале. Я думаю о Трейвоне Мартине, который тоже находился в своем огороженном квартале, когда его застрелили. Когда начинается дождь, как в тот вечер, когда был убит Трейвон, я сокращаю пробежку, думая о случившемся с ним. Мне кажется, никто не поверит, что я просто бегаю под дождем.
Здесь много машин с флагами конфедератов, и они очень похожи на ту, водитель которой убил нашего дорогого брата Ахмада Арбери. К несчастью, среди чернокожих очень много ненужной обеспокоенности и тревоги, а ситуация еще больше ухудшилась из-за этого бессмысленного убийства. Мы хотим спокойно и безопасно возвращаться домой к своим семьям.
— Маррен Эллис (Marren Ellis), Монтгомери, штат Алабама
«Кто-то еще это видел?»
Я готовилась к 13 полным марафонам и ко многим другим забегам на разные дистанции. Я бегаю со своей умной, интересной, бескорыстной и прекрасной коллегой, и от этого мне спокойнее. Она белая. Когда я выхожу с ней на пробежку, я делаю это за компанию. Я ее обожаю. А еще я чувствую себя в безопасности, находясь с ней рядом. Когда люди едут по улице и не пропускают пешеходов, они видят ее, а не меня. Они тормозят и многократно извиняются за то, что не остановились. А когда я одна, меня могут просто обругать и обматерить. Это больно, и поэтому я стараюсь отключать свою память в такие моменты. Я бегаю в наушниках и слушаю музыку просто для того, чтобы не слышать адресованные мне ругательства, когда со мной нет моей подруги.
Худшее случилось недавно, когда в Пенсильвании ввели ограничительные меры самоизоляции. Наши местные организации любителей бега напоминают нам, что бегать лучше рано утром или поздно вечером, когда на улицах мало людей. К сожалению, как-то раз я последовала этому совету и выбежала на пятикилометровую пробежку утром. На полпути, когда я повернула назад, посреди дороги остановился зеленый охотничий пикап. Мне это показалось странным, и я сбавила скорость. Подбежав ближе, я увидела, что машина украшена наклейками «Трамп — Пенс 2020», а также флагами конфедератов. Я почувствовала легкую панику и страх, когда они начали давить на педаль газа, и мотор взревел. Я начала искать глазами пути бегства на тот случай, если они попытаются заехать на бордюр и сбить меня. Но потом решила, что надо быть смелой, сделав вид, что их там нет.
Когда я пробегала мимо них, они сворачивали за угол. Мы посмотрели друг на друга, смотрели долго, пока машина не проехала мимо меня. Мне было очень неуютно и тревожно. Кто-то еще это видел? Нет, я была одна, а улица в это время пустовала. Что произошло? Что это было? Я рассказала о случившемся только своему другу и больше никому. Теперь я предпочитаю бегать днем, когда на улицах полно народа, и беру с собой лучшую подругу — так, на всякий случай.
— Джейд Тафф (Jade Tuff), Филадельфия
«Не хочу, чтобы меня застрелили»
Перед выходом из дома я задаю себе несколько вопросов. Не слишком ли густая у меня борода? Не слишком ли темно на улице? Похож ли я на бегуна в своей одежде? А во время пробежки мне приходится думать о следующем. Не слишком ли громко звучит мой рэп? Не подает ли неправильный сигнал моя кепка, надетая козырьком назад? Могу ли я начать пробежку прямо сейчас, или мне следует выбраться на открытую дорогу, дабы никто не подумал, будто я от кого-то или от чего-то убегаю?
Во время бега тоже приходится продумывать разные сценарии. Если видишь белую девушку на своем пути, немедленно перебегай на другую сторону улицы и постарайся не смотреть ей в глаза дважды. Если белая женщина (мужчина) постарше встретится тебе на пути, помаши ей (кивни, улыбнись), а потом как бы невзначай пересеки улицу. Если бежишь сзади них, и они тебя не слышат, громко покашляй и пересеки улицу. Если тротуар узкий, обязательно уступай дорогу пешеходам, велосипедистам, выбегая на проезжую часть или на траву — даже если у тебя двойной перелом голени. Когда пробегаешь мимо соседей, убавь звук музыки. Надо быть готовым ответить на их вопрос, если они его зададут, чтобы про тебя не подумали, что ты злой чернокожий.
Я с 16 лет занимаюсь такой умственной гимнастикой. Сейчас мне 37, и я буду делать это до конца жизни. По правде говоря, делать все это мне не хочется, но как это ни печально, меня беспокоит то, что произойдет, если я перестану так поступать. Таким образом, на восьмом километре, когда я начинаю обильно потеть и уставать на 30-градусной жаре, когда мое сердце учащенно бьется, вы все равно увидите, как я нервно машу издалека рукой и улыбаюсь. Опять же, не потому что мне так хочется. Просто я не хочу, чтобы меня застрелили.
Биньям Тесфае (Benyam Tesfai), Карролтон, штат Техас
