В минувшие выходные спустя целое десятилетие совместных полетов на МКС с русскими американская космическая программа возобновила одну из своих заветных и знаковых традиций: запуск астронавтов в космос с собственной земли и на собственных ракетах.
Событие широко отмечалось как начало новой эры в космонавтике, — пошли разговоры о лунных колониях, путешествиях на Марс, космическом туризме, межпланетном капитализме и новых крутых скафандрах от «СпейсЭкс». «Мы пробуем новую бизнес-модель, бизнес-модель партнерства между государством и частным сектором. В конечном итоге она позволит нам отправиться на Луну, на сей раз надолго», — заявил на пресс-конференции 26 мая администратор НАСА Джим Брайденстайн (Jim Bridenstine).
Но эти триумфальные заявления соседствовали на передовицах с новостями более тревожными — о том, насколько мы уязвимы здесь, на Земле. За неделю до запуска число погибших от коронавируса в США перевалило за 100 000, а разочарование, вызванное пандемией, — непредвиденная и повсеместная безработица и вопиющая социальная несправедливость — явно подстегнуло волнения, захлестнувшие на выходных многие американские города.
Трудно не увидеть в том зловещий сигнал от вселенной, в котором некоторые мыслители видят предсказание нашей участи как вида. В 1998 году Робин Хэнсон (Robert Hanson), ныне профессор экономики в Университете Джорджа Мейсона, задал неприятный вопрос: если вселенная действительно такой цветущий сад возможностей, как утверждают астробиологи и космологи, то отчего же среди миллиардов миров на протяжении миллиардов световых лет не нашлось никого, кто бы мог нас поприветствовать?
Где же инопланетные радиолюбители со своими передачами о научных секретах или декламациями внеземной поэзии? Куда запропастились загадочные инженерные проекты в межзвездном пространстве? Где наше приглашение от Галактического Совета? Как однажды спросил великий физик Энрико Ферми (Enrico Fermi): «Где вообще все?»
Возможно, их поглотил Великий фильтр, предположил доктор Хансон. Великий фильтр — это событие или обстоятельство цивилизационного масштаба, которое не позволяет одному виду колонизировать космическое пространство или вообще встретить другие виды, — хотя те, вполне возможно, существуют.
Фильтр может быть тем химическим бутылочным горлышком, которое мешает образованию РНК, с которой началась эволюция, или геофизическим препятствием на пути к зарождению кислорода, который необходим многоклеточным существам. Но фильтром может быть и ядерная война, уничтожающий мир астероид, глобальное потепление или злобный искусственный интеллект, который слетел с катушек. Может, даже свирепая пандемия.
«То, что все окружающее пространство кажется мертвым, говорит нам, что любой отдельно взятый кусок мертвой материи имеет астрономически низкий шанс зародить жизнь, — написал доктор Хансон. — Таким образом, существует огромный фильтр между смертью и долгой продолжающейся жизнью, и перед человечеством встает зловещий вопрос: а насколько мы сами далеки от этого фильтра?».
Мартин Рис (Martin Rees), он же Лорд Рис из Ладлоу, космолог из Кембриджского университета и соучредитель Центра по изучению экзистенциальных рисков, подробно описал варианты нашей гибели в книге «Наш последний час или предупреждение от ученого: как террор, оплошности и экологические катастрофы угрожают будущему человечества в этом столетии — на Земле и за ее пределами» (Our Final Hour: A Scientist's Warning: How Terror, Error, and Environmental Disaster Threaten Humankind's Future In This Century — On Earth and Beyond). Когда коронавирус только начал сеять хаос в Китае, я написал доктору Рису электронное письмо — спросил, похоже ли это на Великий фильтр.
«Эти глобальные пандемии — неразрешимая проблема, — ответил он. — Очевидно, что чем лучше мы понимаем вирусы, тем легче нам будет разработать вакцины». При этом он добавил: «Недостаток в том, что за этим последует риск распространения так называемых „опасных знаний", благодаря которым отщепенцы смогут сделать вирусы более вирулентными и передаваемыми, чем они есть в природе».
Мысль профессора Риса и его коллег заключается в том, что мы переросли себя, чересчур поумнели и обросли лишними связями себе во вред. В результате мы приближаемся к самому зловещему термину в известном уравнении американского астронома Фрэнка Дрейка (Frank Drake) для оценки числа технологических цивилизаций в галактике: средняя продолжительность жизни технологического общества.
Как долго может прожить высокотехнологическое общество? Безотносительно шансов на формирование планет и зарождение жизни, тем более разумной, если возникающие цивилизации долго не живут, то они никогда не пересекутся во времени и пространстве. Каждая цивилизация может расцвести, а затем исчезнуть сама собой, так и не узнав соседа. Если это не рецепт космического одиночества, то я даже не знаю что это.
Но даже в этом облаке мрака есть луч надежды. В научно-фантастическом рассказе Артура Кларка (Arthur Clark) «Страж» (The Sentinel), который лег основу фильма Стэнли Кубрика (Stanley Kubrick) «2001: космическая одиссея» (2001: A Space Odyssey), пара астронавтов обнаруживает на вершине горы на Луне небольшую пирамиду. Когда они приближаются к ней, она высылает сигнал тревоги; астронавтам остается гадать, кому этот сигнал предназначается и когда явятся «они».
Мы еще недостаточно изучили нашу Солнечную систему, чтобы исключить существование такого стража, оставленного инопланетянами на Марсе или другой планете. Как приговаривают энтузиасты поиска внеземных цивилизаций: «Отсутствие доказательств еще не доказательство отсутствия».
Мы еще не знаем наверняка, одни мы или нет. Но можем это выяснить, разбросав собственные реликвии по всей Солнечной системе. Только в этом году на Марс направляются еще три миссии с участием роботов.
Доктор Рис в своей недавней заметке подчеркнул, что представления о далеком будущем сильно эволюционировали с 1961 года, когда доктор Дрейк впервые представил свое уравнение. Помимо прочего, важным фактором стал искусственный интеллект, о котором тогда можно было лишь мечтать. Нейросети глубинного обучения внедряются в науку, политику и общество, — и мы едва начали спорить, для чего. За ними будущее.
«„Цивилизация", в смысле совокупности разумных технологически продвинутых существ, может существовать всего несколько тысячелетий, — написал мне доктор Рис. — Но их наследие может стать своего рода „мозгом", который проживет целый миллиард лет». И они могут выдавать глубокие мысли, которые нам не понять.
«Поиск внеземного разума обнаружит как раз такие сущности (если, конечно, он вообще хоть что-нибудь обнаружит)», — написал он.
То есть если человечество выживет само и продолжит искать и исследовать. Это вряд ли гарантировано: мы все здесь ненадолго, в том числе и вирус.
Грызя гранит науки всю жизнь, я осознал, что природа не дает особой форы людям вообще — и демократии в частности. (Динозавры в свое оправдание вполне могли считать себя пупом вселенной, но сейчас их нет, и спросить, каково им было, некого). Мы сами по себе — и рассчитывать на чужую помощь не можем.
Но вопреки безупречной математической строгости мыслителей вроде доктора Хэнсона и других, я не оставляю надежд, что мы своего добьемся. Мы достигли расцвета, но еще не сгинули, по крайней мере, пока. Считайте это Великой перезагрузкой или космическим призывом к действию.
В марте, когда из-за пандемии закрылась итальянская лаборатория, где над экспериментом с темной материей работал профессор физики из Принстона Кристиано Гальбиати (Cristiano Galbiati), они с семьей отправились в Милан.
Там он обнаружил, что аппаратов искусственной вентиляции легких для самых тяжелых пациентов остро не хватает, — а стоят они как новый автомобиль. Тогда доктор Гальбиати собрал группу специалистов по физике элементарных частиц, чтобы разработать простой, дешевый аппарат ИВЛ с открытым исходным кодом, который можно будет построить где угодно. Его коллеги с энтузиазмом его поддержали.
Спустя всего месяц их аппарат искусственного дыхания Milano одобрило американское Управление по контролю за продуктами и лекарствами для использования в экстренных случаях. И это лишь один из множества простых аппаратов ИВЛ, которые появились в университетских и промышленных лабораториях вроде Массачусетского технологического университета, НАСА и других.
«Знаете, мне нравится думать, что вирус распространяется, как говорится, со скоростью реактивных самолетов, — сказал доктор Гальбиати. — Но наши исследования распространяются со скоростью света. И знаете, во многом из-за этого я не сомневаюсь, что мы победим».
Поэтому я считаю так: Марс или пропал.
Деннис Овербай работает в «Нью-Йорк таймс» с 1998 года. Автор двух книг: «Одинокие сердца космоса: история научной разгадки тайны Вселенной» (1991) и «Влюбленный Эйнштейн: научная романтика» (2000).
