Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
«Места памяти» в США и России: никаких проблем с противоречиями (Die Tageszeitung, Германия)

В США развернулась дискуссия по поводу памятников колониальной эпохи. Россия в свою очередью демонстрирует довольно оригинальный подход к историческим воспоминаниям

© РИА Новости Владимир Вяткин / Перейти в фотобанкТуристка из Бразилии Жоанна Навега на выставке "Зимний Дворец и Эрмитаж в 1917 году. История создавалась здесь" в Государственном Эрмитаже в Санкт-Петербурге
Туристка из Бразилии Жоанна Навега на выставке Зимний Дворец и Эрмитаж в 1917 году. История создавалась здесь в Государственном Эрмитаже в Санкт-Петербурге
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
США и вслед за ними многие западные страны начали сносить памятники историческим деятелям прошлого. Но так очень легко превратить историю в инструмент в руках политиков. А вот Россия демонстрирует оригинальный подход к исторической памяти, и у нее есть чему поучиться, пишет автор статьи в TAZ.

В Рашморе (штат Южная Дакота) есть скала, в которой высечены в камне портреты четырех президентов США. В американском обществе развернулась дискуссия, не следует ли взорвать эту гору: ведь только двое из этих четырех «отцов отечества» не были рабовладельцами — Авраам Линкольн и Теодор Рузвельт (в Нью-Йорке, кстати, буквально на днях была снесена другая статуя Теодора Рузвельта из-за ее расистского символизма.) При этом у Джорджа Вашингтона было 300 рабов, а Томас Джефферсон не только владел более чем 600 людьми, но даже завел с одной из своих рабынь несколько детей.

В связи с этим вопрос о взрыве памятников нельзя назвать полемичным — он лишь делает очевидным отсутствие ясности в нашем отношении к lieux de mémoire — «местам памяти». Это понятие в 1978 году ввел французский историк Пьер Нора (Pierre Nora) в своем одноименном семитомном произведении. В Германии в 2001 году вышла аналогичная книга «Немецкие места памяти» (Deutsche Erinnerungsorte).

Противоречивое отношение к истории особенно опасно в Соединенных Штатах, потому что там рабовладение имеет весьма глубокие корни. Ведь рабовладельцами были не только президенты Вашингтон и Джефферсон, но и Джеймс Мэдисон, Джеймс Монро (автор знаменитой «Доктрины Монро»), Эндрю Джексон, Джон Тайлер, Джеймс Полк и многие другие. Даже семья генерала Улисса Гранта владела рабами — того самого Гранта, который вел за собой войска Северных штатов на войну с рабовладельческим Югом.

Строго говоря, в американских городах следовало бы в таком случае переименовать половину улиц. Ведь те из них, которые не просто пронумерованы, а имеют названия, обычно носят имена президентов прошлых времен — за немногочисленными исключениями вроде улиц Мартина Лютера Кинга.

Вопрос разделительной линии

В этом месте мы попадаем в настоящие дебри, сквозь которые хотим прочертить разделительную линию между тем, что представляет собой история страны, и тем, что стоит на политической повестке дня.

Иногда это не проблема. Так, произошла наглая провокация против потомков рабов, когда четыре года назад кто-то в четырех южных штатах поднял над тамошними Капитолиями флаги конфедератов. Можно было бы написать отдельную главу о том, как штатам на самом Юге (Алабаме, Джорджии, Луизиане, Миссисипи, Оклахоме, Южной Каролине и Теннесси) удалось включить в свои флаги элементы, напоминающие о временах в стане конфедератов.

Никто не будет горевать по статуе Джефферсона Дэвиса (Jefferson Davis) в Ричмонде — он возглавлял Южные штаты в годы Гражданской войны 1861-1865 годов — как и по памятнику адмиралу Рафаэлю Сэмсу (Raphael Semmes) и множеству памятников солдатам армии южан, которые уже успели снести участники акции Black Lives Matter или которые упразднили сами власти городов.

Неоднозначна также ситуация вокруг памятника Христофору Колумбу, потому что непосредственного политического провокационного потенциала я в ней не вижу. Мы не хотим жить в мире, который устанавливает, а потом сносит памятники, чтобы потом опять установить их, и в котором прошлое объявляют священным или проклинают.

В противном случае мы были бы похожи на сторонников движения Талибан*, которые в 2001 году взорвали Бамианские статуи Будды, или на индуистских фанатиков, которые в 1992 году разрушили мечеть Бабри в городе Айодхья на севере Индии.

Россия подает пример

Пример того, как нетривиально можно разрешать исторические противоречия, показывает постсоветская Россия. После распада СССР Ленинград вновь был переименовал в Санкт-Петербург — это общеизвестно. Но не все при этом знают, что область по-прежнему остается Ленинградской.

Еще более странная ситуация сложилась в Екатеринбурге — городе, где в 1918 году был казнен царь Николай II с семьей. В советские времена город носил название Свердловск в честь партийного функционера Якова Михайловича Свердлова, по распоряжению которого царскую семью сослали в Екатеринбург. С 1991 года город вновь носит имя императрицы Екатерины Великой, но область осталась Свердловской. Но и это еще не все: центральная улица, на которой стоит памятник семье «мучеников» Романовых, носит имя Свердлова, перетекая далее в улицу Карла Либкнехта.

Аналогична ситуация и в Иркутске неподалеку от озера Байкал: там широкая улица Карла Маркса упирается в площадь, на которой стоит памятник Александру III — самому реакционному царю XIX века.

Классная комната как самый наглядный пример

В дальневосточном Владивостоке, как ни странно, нет памятника Ленину или Карлу Марксу в центре города. Это город был оплотом белогвардейцев в годы Гражданской войны, и это видно сразу по прибытии туда. В зале ожидания местного вокзала — конечной станции Транссибирской железной дороги — стоит небольшой алтарь, посвященный тогдашнему царевичу Николаю II, открывшему эту железнодорожную ветку в 1891 году. Тем не менее центральная площадь «столицы контрреволюции» называется площадью Советской власти (судя по данным Гугла и Яндекса, площади с таким названием во Владивостоке нет, есть площадь Борцов Революции — прим. перев.).

Самым наглядным примером подобного исторического синкретизма, объединяющего в себе несовместимые противоречия, является, пожалуй, классная комната в одной из школ Красноярска, которую мне довелось посетить. Там на стене за спиной учителя висели портреты царя Николая (слева) и Ленина (справа).

Единственный исторический персонаж, по поводу которого россияне никак не могут мирно договориться, — это Сталин.

Впрочем, этот «эклектизм» не так уж и безобиден — сквозь него постоянно пробивается шовинизм: все, будь то царисты или большевики, были сынами вечной матушки-России. В связи с этим вспоминаются бессмертные слова писателя Сэмюэля Джонсона (Samuel Johnson): «Патриотизм — последнее прибежище негодяя».

Тем не менее нельзя не признать, что в этих российских городах жива память о людях, в других местах стертая: например, о князе-анархисте Петре Кропоткине, именем которого в Новосибирске назван целый район; о Либкнехте в Иркутске или о Жане-Пьере Марате, найти напоминания о котором во Франции невозможно практически нигде (как и о Робеспьере и Сен-Жюсте). Да и вообще, это по-своему трогательно — оказаться в самом сердце Сибири и прогуляться по парку Парижской коммуны в Иркутске.

* террористическая организация, запрещена в РФ