Похоже, белградские протесты улеглись. В субботу на улицы вышло значительно меньше людей, чем в прошлые четыре ночи, да и интенсивность выступлений спала. Гнев, вызванный заявлением о чрезвычайно жестких эпидемиологических мерах, как будто прошел, и демонстрации больше не могут нарастать по крайней мере по четырем причинам. Прежде всего, из-за эпидемии коронавируса, так как произойдет именно то, что произошло в США. А что еще могло бы произойти? К сожалению, это единственное, о чем можно говорить с уверенностью, когда речь идет о текущих событиях в Белграде, и это логично и страшно.
Во-вторых, во время массовых выступлений в пятницу опять применялось насилие, а большинство демонстрантов к нему не привыкли. Теперь на митинг матерям с детьми не выйти, хотя еще три дня назад это было возможно. По-видимому, из-за этого, а также из-за жары многие решили в субботу не приходить. Третья причина более существенна. В ходе этих протестов не были выдвинуты политические требования.
Нет причин думать, что режим Александра Вучича дрогнет при разгоне на улицах хулиганов, которые ему мешают, и он уже явно действует, потому что сегодня их не было. Задачу режиму облегчили мирные демонстранты, представители так называемой гражданской Сербии. Это студенты, профессора, служащие, деятели искусств, журналисты, городские бонвиваны и все остальные, кто придает очарование Белграду. Все они, конечно, потрясены летящими в полицию бетонными блоками и ответным слезоточивым газом. Им не нравятся потасовки на улицах так же, как Вучичу не нравятся хулиганы, вышедшие из-под контроля.
В то время как режим Вучача декларативно пропагандирует соблюдение приличий, часть Сербии искренне и откровенно сомневается в нормальности самого Вучича. Президент Сербии точно так же искренне и откровенно проявляет презрение к гражданской Сербии, за редким исключением. Однако именно Вучич пользуется доверием Брюсселя, а не политические представители гражданской Сербии. Это может выглядеть абсурдно, но это логично с точки зрения политики. Ведь Брюссель кое-чего ждет от Вучича и, кстати, именно того, чего не смог бы получить от политических лидеров гражданской Сербии. Речь идет о признании независимости Косово в виде подписанного документа.
Президент Сербии заявил, что протесты в Белграде осложнили переговорную позицию накануне продолжения диалога с Приштиной в Брюсселе. Так ли это? Скорее всего, нет, поскольку, судя по всему, его позвали даже не для переговоров. Он сам по сути сказал об этом только другими словами, когда перед камерами белградских СМИ зачитал требования, с которыми косовские албанцы едут в Брюссель.
В ходе диалога о Косово позиция Вучича всегда оставалась крайне неблагоприятной, поскольку в Брюсселе от него ждут только одного: чтобы он положил конец временному положению, продолжающемуся уже 21 год, а формально с февраля 2008 года, когда Косово провозгласило независимость. Казалось, Вучич осознанно, намного более осознанно, чем остальные, затягивает этот финальный процесс. Казалось, что он очень умело балансирует между ЕС, Китаем, Россией, США, Турцией и соседями. Беспристрастный сторонний наблюдатель мог счесть, что Сербия как малая независимая страна проводит исключительно продуманную внешнюю политику. При этом многие жители Сербии думали, что Белград все же согласовывает с Москвой свою тактику по Косово.
Идея о том, что Сербия может отдать три южных района с преобладающим албанским населением в обмен на север Косово, где живут в основном сербы, едва не реализовалась. Уже был запланирован саммит Вучича и президента Косово Хашима Тачи на 27 июня, когда в Белом доме в присутствии спецпредставителя США по Косово Ричарда Гренелла они должны были согласовать проект исторического договора об обмене территориями и взаимном признании. В газетах писали, что американский президент Дональд Трамп тоже мог бы появиться на этой встрече, но основная роль отводилась Гренеллу.
Подобный договор не обрадовал бы националистов, традиционалистов и многих других в Сербии, но большинство граждан могли бы на него согласиться. Тогда Вучич получил бы возможность похвастаться тем, что ему удалось спасти хотя бы часть Косово. Ведь он сам заявлял не раз, что у Сербии от Косово ничего не осталось и что он идет на переговоры, чтобы спасти хоть что-то? Вероятно, он на что-то надеялся. Однако 24 июня Специальная прокуратура международного суда в Гааге вызвала Тачи на допрос, так как он подозревается в совершении военных преступлений — убийстве ста человек 21 год назад. Поэтому Тачи пришлось отказаться от поездки в Вашингтон, и саммит расстроился.
Переговоры Сербии и Косово вернулись в Брюссель. Трамп хотел, чтобы Косово стало его внешнеполитическим успехом накануне выборов, но Европе Трамп не нужен. Оставим в стороне американского президента с его заботами и вернемся в Белград. Туда 18 июня приезжал российский министр иностранных дел Сергей Лавров, которому Вучич сказал, что Сербия, а не Россия, задается вопросом, будет ли Косово признано или нет. Лавров тогда, за шесть дней до заявления гаагского прокурора, заявил, что ЕС не должен отстраняться от решения косовской проблемы. Вучич тогда же добавил, что узнал от Лаврова о Косово кое-что вызывающее беспокойство.
С середины марта до начала мая Сербия вполне неплохо справлялась с эпидемией. Потом ограничения в спешном порядке сняли и объявили парламентские выборы. Начались футбольные и теннисные матчи в присутствии болельщиков, массовые партийные собрания, открылись кафе, и люди перестали носить маски. Никто больше не вспоминал о социальной дистанции, даже специалисты из Кризисного штаба, которые прежде действовали в интересах здоровья нации. «Вирус ослаб, и самое время переболеть», — заявил гражданам Штаб, который прекратил проведение регулярных заседаний.
Но через две недели эпидемия стала нарастать, и заболеваемость резко пошла вверх. Другими словами, она просто вышла из-под контроля еще до начала протестов. Вирус, как ураган, разорил систему здравоохранения, и количество погибших значительно увеличилось. Все это выяснилось после выборов, которые состоялись 21 июня.
Однако в дни накануне выборов официальные данные были удовлетворительными и стабильными. Например, по информации на 15 июня, было выявлено 57 новых заболевших среди 5085 протестированных, и один человек умер. Такие же цифры с не более чем двумя скончавшимися в сутки публиковались на протяжении нескольких недель. Импульсом для неукротимого распространения эпидемии в Сербии стало беззаботное празднование победы на выборах «Сербской прогрессивной партии» Вучича, которая получила две трети мандатов. В немецкой прессе писали о «безудержном веселье», после которого заболели несколько чиновников, министр обороны и председатель парламента.
Относительно небольшой процент белградцев пришел на голосование, так как главные оппозиционные партии бойкотировали выборы, в связи с чем можно сказать, что две трети граждан не поддержали Вучича. Социальные сети наводнили записи, в которых утверждалось, что в Новом Пазаре каждый день умирают по несколько человек. Выяснилось, что не хватает тестов. Тогда белградцы посмотрели по сторонам и поняли, что у каждого из них есть несколько знакомых, заболевших коронавирусом. В марте и апреле у подавляющего большинства таких знакомых не было. И тут все стало понятно. Вирус не ослаб. Им врали.
«Мы снова вводим комендантский час с пятницы до понедельника», — заявил гражданам Вучич во вторник седьмого июля, обращаясь к ним тоном, который мог показаться вызывающим. Народ вскипел, и уже через несколько часов улицы заполнились протестующими. На небольшом пространстве собрались самые разные группы демонстрантов с самыми разными идеями. Их принято обобщенно называть прозападными демократами и пророссийскими националистами, и есть также подгруппы ультралевых, противников вакцинирования и борцов с сетями 5G.
Митинг получился совершенно спонтанным из-за гнева, вызванного введением комендантского часа. Каждый пришел со своим устоявшимся политическим мнением, и понятное разочарование людей из-за двух месяцев чрезвычайного положения, отказа от отпусков, потерянной работы и коронавируса как такового объединило все группы в остром желании излить свой гнев. Вскоре стало понятно, что у двух основных групп нет точек соприкосновения и даже минимального консенсуса в каком бы то ни было политическом вопросе. Они как масло и вода не могут перемешаться. И те, и другие пришли к Народной скупщине в страшном гневе. Там появилось и немало полицейских, а также граждан, которые пришли с «холодной головой». Вот как все началось.
Толпа демонстрантов и полиции в целом не отличалась от других подобных сборищ. Однако особенным было то, что группа протестующих, которых мы называем проевропейскими, отделилась от толпы прежде, чем началось насилие, и встала на сторону полиции. Они реагировали инстинктивно и типично для горожан. По ту сторону стояли агрессивные хулиганы, которых в зависимости от политических настроений называют патриотами, ультралевыми, ультраправыми, экстремистами, болельщиками, провокаторами или головорезами.
В Белграде есть все выше перечисленные. Они бунтуют из-за «предательства Косово» и из-за этого дерутся с полицией. СМИ пишут, что с полицией они дерутся часто, а вот о Косово вспоминают редко. Еще реже можно встретить демонстрантов, которые бунтуют из-за Косово, но не дерутся с полицией. Среди них есть мирные люди, которые не поверили, что Вучич рассчитывает на помощь Путина в вопросе Косово. С тех пор как Вучич пришел к власти, общественные обсуждения проблемы Косово прекратились, и сербская общественность получает информацию о происходящем в этой сфере в основном из зарубежных СМИ.
«Проевропейские» граждане не понимают, почему другие их соотечественники дерутся с полицией, и точно так же «пророссийские» протестующие не понимают, как можно равнодушно относиться к признанию Косово. Центр евроатлантических исследований в Белграде обвинил Россию в том, что это она стоит за уличными беспорядками. Однако российский посол в Сербии с возмущением опроверг все обвинения. По его словам, особенно «грустно», что эту выдумку подхватили многие СМИ. Действительно странно, что режимные газеты, которые публикуют постеры Путина в качестве новогоднего подарка, задались вопросом, насколько беспорядки связаны с Россией.
И что теперь? Если бы не пандемия коронавируса, по нескольким причинам можно было бы предполагать, что все вокруг Сербии и Косово закончится в ближайшее время в пользу Приштины и в ущерб Москве, которая потеряла бы потенциальный оплот на Балканах, как уже случилось с Черногорией. Однако не стоит забывать, что сейчас особый новый период, в котором все больше зависит от вируса, чем от человека. Совершенно новые условия. Если бы не это, разве мог бы Брюссель расстроить планы Вашингтона на Косово?
Мировые экономические показатели катастрофичны и предвещают нам кризис библейских масштабов. Сербия географически и по логике вещей связана с Европой, а Косово является символом европейского раскола. Ангела Меркель уже давно отказывается от идеи обмена территориями, однако сегодня возможно все. Экономика Сербии зависит от Европы, и так останется впредь. Поэтому, как кажется, президенту не остается ничего другого, как еще раз пообещать сделать Сербию стандартной европейской страной.
