Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Libération (Франция): белые защищают себя и свой расизм для сохранения статус-кво

© РИА Новости Юки Ивамура / Перейти в фотобанкГраффити Black lives matter появилось напротив Башни Трампа в Нью-Йорке
Граффити Black lives matter появилось напротив Башни Трампа в Нью-Йорке
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Американский социолог Робин Дианджело в интервью с французской Libération анализирует трудности, с которыми сталкиваются белые, выступая против системного расового неравенства. Это отрицание опирается на эмоции, возмущение и гнев из-за обвинений в расизме.

В августе 2018 года Лизу Бенсон Купер уволили с должности репортера американского телеканала. Несколько ее белых коллег пожаловались администрации на выложенную журналистской в соцсетях статью «Как белые женщины используют слезы, чтобы заткнуть рот черным женщинам». В тот же год вышла нашумевшая книга «Белая хрупкость», которая быстро стала настоящим бестселлером и вехой антирасистской борьбы. Эта работа американского социолога Робин Дианджело была опубликована во Франции в этом году на фоне международного движения против расизма и полицейского насилия и отмечает трудности, которые испытывают белые при разговоре о расизме.

Робин Дианджело занимается борьбой с расизмом уже 20 лет и наблюдает одно и то же поведение. Многие белые не хотят задумываться о собственных расовых предрассудках и пытаются избежать так называемого «расового стресса» при обсуждении этих вопросов. Поэтому они стараются обойти вызывающую ощущение личностных нападок тему, прибегая к гневу, возмущению и слезам. «Белая хрупкость» не проявляет снисходительности и призывает белых переступить через такие (зачастую неосознанные) попытки отойти от темы и стать настоящими союзниками в важнейшей борьбе за равенство.

«Либерасьон»: Убийство Джорджа Флойда полицейским в конце мая породило широкие выступления против расизма в США и мире. Как меняется подход нашего общества к борьбе с расизмом?

Робин Дианджело: Новый момент в том, что мы используем концепции, которые не использовались ранее. Например, это касается «системного расизма»: не думаю, что можно понять расизм, если не понимаешь, что он по своей сути структурный. Но до недавнего времени мы говорили о расизме как об отдельных поступках некоторых людей. Людей, которые совершали такие поступки, считали «плохими». Проблема в том, что при таком определении расизма мы освобождаем всех белых от системного расизма. И мы оставляем белым возможность занять оборонительную позицию при разговоре о расизме, потому что, если мы считаем, что расистские поступки совершаются только стремящимися навредить другим плохими людьми, заявление о расистском поведении какого-то человека сводится к его нравственному облику. И он окажет сопротивление, постарается защититься. На самом деле практически все расистские поступки совершаются белыми людьми, которые говорят «Ну я же не расист, вы знаете».

— Что привносит понятие «белой хрупкости» в борьбу с расизмом?

— До недавнего времени белые могли вести себя очень плохо без необходимости отчитываться за это. Концепция «белой хрупкости» способствует тому, чтобы они несли ответственность за свои поступки. Она показывает, как мало нужно, чтобы белые укрылись за стеной возмущения или заняли оборонительную позицию, когда их мировоззрение, предрассудки, поведение и расовые преимущества оказываются под вопросом. Утверждение о том, что они получают выгоду от расового неравенства, становится вызовом. По сути, это порочный круг. Так, недавно один человек решил устроить презентацию «Белой хрупкости» у себя на работе, но некоторые белые были категорически против и добились отмены мероприятия. В конечном итоге, именно белая хрупкость помешала провести беседу о ней.

— Несогласие, возмущение… Как эти эмоции становятся препятствием для борьбы с расизмом?

— Расизм — это статус-кво. Если я — белая, а разговор о расизме вызывает у меня дискомфорт, значит, я комфортно ощущаю себя в расистском обществе. Кроме того, если человек находится у власти, он может использовать эти чувства, чтобы отвлечь внимание от настоящей проблемы и сохранить власть. Если кто-то говорит мне, что я произнесла расистские слова, а я начинаю плакать и считаю, что такие нападки заслуживают обращения в полицию, моя реакция эмоциональная, но ее поддерживает имеющаяся у меня власть. Я говорю о появившемся в конце мая вирусном видео, в котором белая американка Эми Купер безосновательно обвиняет афроамериканца Кристиана Купера в угрозах. Это прекрасный пример белой хрупкости и «слез белой женщины». Эми Купер ждала, что полиция встанет на ее сторону. Обратите внимание на то, как эмоции стали ее оружием.

— Существуют ли другие препятствия?

— Разумеется. Прежде всего, индивидуалистическая идеология западных культур. Благодаря ей белые становятся индивидами. Мы не несем на себе отпечаток нашей расы, нас не учат тому, что он имеет хоть какое-то значение. Поэтому если у вас как у представителя этнического меньшинства возникают связанные с расой проблемы, это не мои проблемы. Мы перекладываем психическое, интеллектуальное и эмоциональное бремя расы на черных. Далее, в нас, белых, заложено чувство превосходства. Именно это труднее всего признать. При этом образ белизны как идеала вездесущ в западной культуре. Наконец, существует идеология меритократии: нам говорят, что все, что мы получаем, является результатом нашего упорного труда и наших высших ценностей, а не привилегий в обществе, которое ценит белых больше других. В результате всего этого я как белый человек редко выхожу за пределы моей зоны расового комфорта и могу прожить большую часть жизни, не сталкиваясь лицом к лицу с этой правдой.

— Сам по себе разговор о «белых» не подпитывает расовые предрассудки?

— Какая удобная мысль! Понятие белой хрупкости относится к социологии доминирования, то есть тому, как доминирующие группы сохраняют общественное положение и запугивают других, чтобы те не оспаривали эти позиции. Да, все мы — уникальные личности, и я не утверждаю, что знаю историю каждого белого человека, который сейчас читает эту статью. То же самое касается и меня: вы не знаете многого обо мне. Вы не знаете, через какие страдания мне пришлось пройти. Но все мы — члены одной социальной группы. Думаете, если бы я была черной, то прошла бы через то же самое? Или считаете, что черный человек в первую очередь имеет дело только с расизмом?

— То есть?

— С учетом моей принадлежности к этой социальной группе, тем, что я отношусь к категории «белых», можно предугадать целый ряд вещей. Выживем ли мы с мамой при моем рождении, сколько лет я проживу… Это означает, что мы получаем коллективные посылы от окружающего нас общества. Мы должны быть готовыми проанализировать их и рассмотреть, что происходит на общем, а не только частном уровне. Когда мы на самом деле достигнем мира, где цвет не имеет значения, чего еще нет, тогда, наверное, обобщения будут не нужны. Но пока что нам следует рассмотреть, что означает присуждение разного социального статуса.

— Французская история расизма сильно отличается от американской. Найдет ли здесь отклик «белая хрупкость»?

— Отвечу вам рассказом о том, с чем сталкиваюсь, когда говорю о моей книге за пределами США. Обычно ко мне обращаются черные. Когда я приезжаю, белые отводят меня в сторону и говорят: «Расизм — американская проблема. Здесь все иначе. Вы не знаете нашу культуру. Здесь нет расизма». Тем не менее в тех же самых местах пригласившие меня черные тоже отводят меня в сторону и говорят: «Пожалуйста, заставьте этих людей открыть глаза! Мы сталкиваемся в нашей жизни со всем, о чем вы говорите!» То есть, у нас может быть разная история, но белая хрупкость и ее последствия в плане расовой дискриминации — одни и те же.

— Во Франции часто используется аргумент «я не вижу цвета», чтобы доказать отсутствие расизма. Оправдан ли он, на ваш взгляд?

— Достаточно провести параллель с сексизмом. Представьте, что я — одна из немногих женщин в преимущественно мужской рабочей среде и сталкиваюсь с женоненавистничеством. Я иду к начальнику и говорю ему, что ощущаю враждебность ко мне как к женщине. Он смотрит на меня и отвечает: «Я не рассматриваю вас как женщину». Это было бы абсурдом! То же самое касается и представлений о том, что мы не замечаем цвета… Я никогда не забуду тот день, когда один чернокожий мужчина организовал семинар о расизме. Одна белая женщина сказала ему: «Я не вижу в вас черного». Он посмотрел на нее и сказал две вещи. Первая: «У вас проблемы со зрением? Потому что я черный и практически уверен, что вы это видите». Вторая: «Как в таком случае вы можете увидеть расизм? Потому что я черный, и это делает мою жизнь другой. Если вы не можете этого принять, то отвергаете мою действительность».

— То, что вы белая, отражается на принятии вашего послания?

— Думаю, это послание в конечном итоге было услышано именно потому, что белые люди, как я, передавали его снова и снова. Как британский эксперт Пегги Макинтош, которая создала концепцию «белой привилегии». Черные говорят о ней столетиями. Расизм подразумевает некую предвзятость: если слова черных подтверждаются белыми, другим белым проще их принять. Как ни парадоксально, нас считают самыми объективными в расовом плане. Лично я считаю, что мы самые субъективные, потому что извлекаем наибольшую выгоду из статус-кво.

— Что бы вы посоветовали белым, которые хотят принять участие в борьбе с расизмом?

— У меня на руке есть татуировка «Будь смелой». Белые должны рискнуть. Для этого нужна смелость, хотя я не пытаюсь сравнивать это с рисками, с которыми сталкиваются черные…В обществе существует так называемая «белая солидарность», молчаливая договоренность между белыми о защите нас самих и нашего расизма для сохранения статус-кво. У выступления против этой солидарности есть цена: другие белые отвергнут нас, назовут слишком чувствительными и лишенными чувства юмора. Поэтому я опасаюсь, что искренность и усилия белых в борьбе с расизмом иссякнут без системы поддержки. Хотя участвовать в демонстрациях на улице важно, но это не все. Выступите против администрации, когда вернетесь на работу. Это будет непросто по совершенно другой причине. Нам нужно понять, как поддержать это движение помимо протестов и символов.