«Я Фанни Смит. Я родилась на острове Флиндерс. Я последняя из тасманийцев». Эта аудиозапись очень плохого качества, и порой даже кажется, что Смит говорит через стену. Тем не менее, на записи слышно, что у нее высокий голос и что она произносит слова с гордостью, растягивая слоги на английском языке. Когда она начинает петь на своем родном языке, это похоже на народные напевы и блюзовый спиричуэл одновременно.
Смит родилась на австралийском острове Тасмания в декабре 1834 года и принадлежала к народу палава — аборигенному населению острова, которое жило на этой земле как минимум 34 тысячи лет. К тому моменту, когда Смит умерла в 1905 году, она была последней носительницей языка своего народа.
Язык народности палава был одним из 250 языков, на которых говорили аборигены австралийского континента, когда в 17 и 18 веках туда начали прибывать европейцы. С тех пор колонисты систематически лишали аборигенов их языков посредством политики образования исключительно на английском языке и посредством других дискриминационных практик. Это породило множество глубоких проблем, которые препятствовали социальному и экономическому развитию коренных народов и разрушали их идентичности.
Черная война
Когда в 1803 году европейцы впервые захватили Тасманию, на острове жило примерно 4-10 тысяч аборигенов. К середине 19 столетия их осталось всего несколько сотен. Тысячи людей народности палава были истреблены в результате «черной войны» — кампании, начавшейся в 1820-х годах, в ходе которой европейские поселенцы систематически вытесняли аборигенов палава с захваченных территорий.
Выжившим тасманийцам пришлось переселиться на остров Флиндерс, который ранее служил исправительной колонией. На этом острове аборигенов заставляли ассимилироваться, брать английские имена и носить европейскую одежду. Именно там в 1830-х годах родилась Смит, став одной из около 100 аборигенов, живших на острове.
В 1847 году лагерь на острове Флиндерс был закрыт на фоне растущей напряженности. Смит оказалась в числе нескольких десятков выживших коренных тасманийцев, которым пришлось переселиться в Ойстер-Коув, к югу от Хобарта, где спустя несколько лет она встретила своего мужа Уильяма Смита — англичанина и бывшего осужденного, которого сослали в Австралию за то, что он украл осла.
В 1876 году Фанни Смит обратилась к правительству с ходатайством о том, чтобы ее признали последней из аборигенов Тасмании. Она получила от парламента грант в размере 50 фунтов и участок земли площадью в 300 акров в качестве компенсации за практически полное истребление аборигенов острова Тасмания.
Признание Смит и еще одной женщины по имени Труганини «последними тасманийцами» вызвало у некоторых европейцев запоздалое желание сохранить культуру и языки аборигенов. В 1899 году, за несколько лет до своей смерти, Смит приехала в Бартон-Холл — роскошный дом в престижном пригороде Хобарта под названием Сэнди-Бей. На фотографии, сделанной в тот день, Смит стоит в саду этого дома, наклонившись к трубе фонографа, подсоединенного к записывающему устройству. Рядом с ней стоит Хорас Уотсон (Horace Watson) из Королевского научного общества в Хобарте.
Уотсон сделал две записи голоса Смит. Она рассказала историю своей жизни и спела песни на родном языке. Она заплакала, когда услышала запись своего голоса, потому что он напомнил ей голос ее матери. Однако этот опыт вызвал у Смит не только грусть. Она спела Уотсону традиционные песни и даже перевела одну из них на английский язык.
Сейчас весна.
Птицы щебечут, весна пришла.
Все облака залиты солнцем.
Фуксия цветет, птицы щебечут, все танцует.
Потому что пришла весна, и все танцует.
Потому что пришла весна.
«Эту запись сделала для меня Фанни Смит в 1903 году, — говорит Уотсон в самом конце аудиозаписи. — Мы замечательно провели время здесь».
Когда спустя два года Смит умерла, вместе с ней умерли и языки острова Тасмания. Подобное регулярно происходило в Австралии на протяжении 20 века, в течение которого права аборигенных народов систематически попирались, а их языки и культуры вытеснялись или подвергались ассимиляции.
Потеря языка
Высказывание о том, что мы не можем в полной мере оценить то, что имеем, пока не потеряем это, уже превратилась в клише. Но массовое вымирание языков австралийских аборигенов оказалось идеальным материалом для того, чтобы изучать упадок языков и то воздействие, которое он оказывает на аборигенное население.
Многолетняя исследовательская работа позволила сделать массу важных выводов касательно того, как утрата языка сказывается на состоянии здоровья, экономическом развитии и уровне образования тех или иных народов, и наглядно продемонстрировала необходимость сохранять и поддерживать языки меньшинств.
В Австралии среди представителей коренных народов случаи тяжелой инвалидности и серьезных проблем со здоровьем встречаются в два раза чаще, чем среди австралийцев с европейскими корнями, и потомки аборигенов гораздо чаще оказываются в муниципальном жилье. Уровень безработицы среди потомков аборигенов в 4,2 раза выше, чем уровень безработицы в среднем по стране.
В Канаде, согласно результатам правительственного исследования, потомки индейских племен и эскимосов в значительной мере отстают от потомков некоренного населения «по основным показателям здоровья».
«Согласно широко распространенной точке зрения, на здоровье коренных народов влияет целый ряд культурных факторов, включая расизм, а также различные специфические факторы, такие как утрата языка и связи с землей, неблагоприятная экологическая обстановка, а также духовная, эмоциональная и психологическая разобщенность, — написали Малькольм Кинг (Malcolm King), Александра Смит (Alexandra Smith) и Майкл Грейси (Michael Gracey) в своей статье, опубликованной в 2009 году в журнале Lancet. — Язык имеет огромное значение для идентичности, здоровья и отношений. Он особенно важен, поскольку он обеспечивает связь с духовностью, которая является важным компонентом здоровья коренных народов».
Дуглас Уален (Douglas Whalen), эксперт по речи и языку в Городском университете Нью-Йорка, отметил, что те сообщества, которым удалось сохранить свои коренные языки, демонстрируют более высокие показатели по целому ряду параметров здоровья, «от количества самоубийств до диабета».
«Дело не в том, что я верю в магические свойства языка, хотя некоторые сообщества действительно продолжают в это верить. Дело в том, что язык помогает восстанавливать ощущения сообщества и сопричастности, которых сейчас многим людям не хватает, — объяснил он. — Язык и культура тесно связаны друг с другом. Я считаю, что язык до сих пор занимает особое место, потому что его можно связать с любой культурной практикой, и все народы считают его частью своего культурного наследия».
Дайан Биритджалавуй Гондарра (Dianne Biritjalawuy Gondarra), женщина из народа йолнгу с полуострова Арнем-Ленд, находящегося на севере Австралии, сказала, что «культура — это тень, это то, что везде следует за вами, а язык — это часть культуры, потому что он привязывает меня к моей земле».
«Человек теряет связь, если он не говорит на своем языке, — продолжила она. — И вы чувствуете эту потерю».
Майкл Уолш (Michael Walsh), исследователь из Австралийского института изучения аборигенов и жителей островов Торресова пролива (Australian Institute of Aboriginal and Torres Strait Islander Studies), рассказал, что он занимается вопросами возрождения языков и что он помогает людям вновь обретать языки их народов. «Меня всегда поражало, когда люди говорили, что возвращение языка меняло их жизнь».
«У нас жутчайшая статистика по самоубийствам среди молодых людей из числа потомков коренных народов», — добавил Уолш. Остается надежда на то, что расширение доступа к коренным языкам и культурам поможет людям восстановить связь с их идентичностью и предотвратить развитие психологических проблем.
«Если язык можно использовать для того, чтобы снизить уровень самоубийств, это, несомненно, принесет пользу», — сказал он.
Лишенные доступа к информации
Многим носителям коренных языков часто бывает трудно получить доступ к информации, потому что основные образовательные материалы и информация, касающаяся здоровья, доступны только на английском языке. Это еще больше расширяет разрыв между доходами коренных австралийцев и белых жителей страны.
«Основные, базовые знания им попросту недоступны, — сказал Ричард Траджен (Richard Trudgen), директор правозащитной группы Why Warriors, занимающейся решением проблем коренных народов. — Поэтому ничего не помогает, поэтому разрыв никогда не сужается, а только растет».
Хотя молодое поколение коренных народов может выучить английский язык в школах, результаты обучения среди представителей коренных народов заметно хуже, чем среди белых австралийцев. У коренных народов нет доступа к ресурсам и материалам на их родных языках, и зачастую им очень трудно усваивать сложную новую информацию, изложенную на английском языке. В общине йолнгу, где работает Траджен, отсутствие доступа к информации на родном языке, а также инструментов для перевода материалов с английского на язык йолнгу, «парализует» процесс обучения, о чем Траджен написал в своем докладе, с которым ознакомились репортеры CNN.
«Они не могут обучаться самостоятельно, и они не могут продуктивно контролировать свою жизнь, становясь похожими на сухие листья на упавшем дереве», — сказал он.
«Когда йолнгу смотрят на свой мир, они видят собственную экономическую, правовую структуру и структуру управления, которую они понимают, — продолжил Траджен. — Но экономическая, правовая структура и структура управления белых людей кажется им чем-то непонятным. Как будто это целый пласт знаний, доступа к которому их лишила образовательная система белых и который спрятан от них, подобно корням дерева, уходящим в землю».
Гондарра, которая работает с Традженом над реализацией целого ряда проектов, сказала, что в отсутствие формального образования на их родном языке молодежь коренных народов получает лишь укороченную версию образования, потому что более сложные темы всегда обсуждаются на английском языке.
«У них формируется убеждение, что английский язык глупый и бестолковый, но он глупый и бестолковый, потому что его чрезмерно упрощают, — объяснила она. — Они учат вовсе не высокий, классический язык, не тот язык, который нужен для академических целей».
Потерянная жемчужина
По словам Уалена, «когда вы обсуждаете с представителями коренных народов» ценность языка в сохранении общественного здоровья и получении других благ, «это совершенно их не удивляет».
Давая свидетельские показания в австралийском парламенте в 2012 году, Юрраниджил Дхурркай (Yurranydjil Dhurrkay), женщина с острова Галивинку у берегов Арнхем-Ленд, сказала, что «наш язык подобен жемчужине внутри раковины. Раковина — это люди, которые говорят на этом языке. Если забрать наш язык, мы потеряем нашу жемчужину. Мы станем похожи на пустую раковину».
Однако у огромного количества коренных жителей Австралии эти жемчужины уже были украдены. Только 13 из 100 коренных языков, на которых говорят аборигены Австралии, передаются детям — передавать их детям необходимо для того, чтобы сохранить эти языки для будущих поколений.
На большинстве языков говорят лишь старики, которые являются их последними носителями и которые очень скоро умрут. В прошлом языки часто рассматривались с позиций дарвиновской теории эволюции, и считалось, что выжить должны сильнейшие. Но более современные исследования показали, что в большинстве своем языки не умирают и что чаще всего их убивают.
После того как в 1788 году европейцы прибыли на австралийский континент, мало кто предпринимал попытки учить языки коренных народов, а белые колонисты и аборигены чаще всего жили отдельно друг друга. Когда они пересекались, с аборигенами чаще всего обходились очень жестоко — их либо превращали в рабов или слуг, либо просто истребляли.
По мере того, как белые австралийцы захватывали все больше земель, они уже не могли игнорировать присутствие аборигенов и начали предпринимать попытки ассимилировать их. Начиная с конца 19 века и вплоть до 1970 года детей аборигенов часто забирали из семей и помещали в дома или учреждения белых людей, лишая их родного языка и культуры.
Тем, кто не попал в это «украденное поколение», повезло ненамного больше. Школам и миссиям по всей стране было приказано перестать использовать коренные языки и вести обучение исключительно на английском.
«Им внушали: не говорите на своем родном языке, не следуйте своей культуре, иначе у вас заберут ваших детей, — рассказала Лететия Харрис (Letetia Harris), учительница языка вираджури в Уогга-Уогга в штате Новый Южный Уэльс. — Люди, ставшие жертвами, и дети жертв этой политики продолжают с этим жить. Сейчас вы не найдете ни одного аборигена, которого не коснулось бы это украденное поколение или страх потерять своих детей».
Начиная с 1960-х годов ситуация постепенно менялась в сторону возрождения или как минимум сохранения оставшихся языков, как пишет эксперт по коренным языкам Лаура Рейдмейкер (Laura Rademaker). В 1973 году, после десятилетий упорной работы преподавателей и активистов, правительство распорядилось вернуть образование на коренных языках в некоторых школах страны. Однако у этой программы тоже были свои недостатки, и многие сообщества до сих пор не имеют доступа к важнейшим обучающим материалам.
По словам Траджена, чаще всего случается так, что, «только когда народы практически полностью исчезают и почти полностью утрачивают свой язык, начиная учить английский» по необходимости, они наконец получают доступ к ключевой информации, касающейся, к примеру, микробной теории, взаимодействия с правительством и каких-то правовых вопросов. В данном случае дело не в недостатках языка — к примеру, язык йолнгу, как и английский, позволяет обсуждать эти темы. Дело здесь в нехватке ресурсов и обучающих материалов на этом языке.
По словам Траджена, многие носители английского языка считают его единственным языком, позволяющим народам приобретать знания, хотя коренные языки чаще всего вполне пригодны для того, чтобы на них можно было преподавать сложные предметы.
«Широко распространенная точка зрения заключается в том, что эти народы примитивные, что их языки тоже примитивные, поэтому их всех нужно загнать в школы, где им скажут, что им всем необходимо говорить на английском, — пояснил Траджен. — Сто лет назад аборигенов секли плетьми за то, что они говорили на своих языках. С тех пор мы перешли к более мягкой форме порки — мы просто не даем им использовать их языки».
Медленный прогресс
С 1970-х годов прогресс в оживлении — а в некоторых случаях в возрождении — языков австралийских аборигенов был медленным, но все же он был.
Уолш сказал, что работе по восстановлению языков порой может препятствовать излишняя сосредоточенность на «атмосфере безнадежности, окружающей языки австралийских аборигенов», которая может способствовать появлению пораженческих настроений и мешать восстановлению языков, которые оказались под угрозой.
«На самом деле множество языков существенно продвинулись вперед по сравнению с тем, где они были еще 20 лет назад. Этот процесс действительно набирает обороты», — сказал он, упомянув об успешных попытках вернуть язык вираджури в школы.
«Тот факт, что в моноязычной Австралии 5 тысяч человек учат язык вираджури, — это из ряда вон выходящее явление. Еще 25 лет назад мы были бы счастливы, если бы этот язык учили хотя бы 15 человек».
Даже символическое использование языка — переведенные на него дорожные знаки, сообщения правительства или краткие новостные сообщения — может оказать существенное влияние, как сказал Уолш.
Уален согласен с этим. «Цель заключается не в том, чтобы добиться свободного владения коренными языками или чтобы на них говорили люди на улицах, — сказал он. — Даже более ограниченное их использование имеет огромную ценность».
Шерил Пенрит (Cheryl Penrith), которая росла в 1960-х годах, знала всего несколько слов на языке вираджури. В то время взрослые опасались говорить на этом языке в присутствии детей, и многие представители того поколения аборигенов были жертвами травматичного опыта украденного поколения.
«Одна из причин, по которой детей изымали из семей, заключалась в том, чтобы заставить людей забыть их родной язык, — объяснила она. — Люди действительно боялись говорить на родном языке».
Уже будучи взрослой, Пенрит, живущая в Уогга-Уогга, пошла на курсы языка вираджури, которые были организованы в рамках государственного проекта по возрождению языка и которые вели активисты и представители старшего поколения коренных народов.
«Это вселило в нас уверенность в своих силах, это помогло нам наладить связь со страной, — сказала она. — Язык действительно помогает наладить связь с местом и идентичностью».
Последние несколько лет мы наблюдаем мини-ренессанс в культуре и искусстве аборигенных народов. В рамках него реализуются такие проекты, как NoongarPedia — первый сайт Википедии на коренном языке Австралии, переводы Шекспира на коренные языки, а также теле- и радиопрограммы на языках аборигенов.
Кроме того, по всей стране реализуются проекты по возрождению почти утраченных или даже мертвых языков. К примеру, последние несколько лет на острове Тасмания ученые занимаются восстановлением языка палава-кани, опираясь на сохранившиеся исторические источники.
Хотя изучение родного языка и возрождение утерянных языков имеют большое значение во всем мире, это особенно важно в Австралии, где культура и язык аборигенов тесно связаны с землей и в значительной мере опираются на устную передачу легенд и сказаний. Многие представители украденного поколения открыто говорят о том, что изъятие из семьи и отрыв от культуры разрушили их связь с землей, поэтому теперь они не знают, кто они и где их место.
Разрыв сохраняется
Спустя более 100 лет со смерти Фанни Смит Австралия достаточно сильно изменилась, о чем представители ее поколения не могли даже мечтать. Общество белых колонистов превратилось в современную многокультурную и многорасовую страну.
Но несмотря на этот прогресс, представители коренных народов в большинстве своем остаются на краю, лишенные доступа к благам и до сих пор подвергающиеся дискриминации и расизму.
В отличие от других стран Содружества, таких как Новая Зеландия и Канада, в Австралии до сих пор не было заключено соглашение между правительством и аборигенами. Именно представители коренных народов чаще всего становятся участниками преступлений и попадают в тюрьмы.
Права аборигенов Австралии снова попали в поле зрения политиков в связи с глобальными протестами против расовой дискриминации, начавшимися после убийства Джорджа Флойда (George Floyd) полицейскими американского города Миннеаполис. По всей стране прошло множество акций, в которых приняли участие десятки тысяч людей всех рас. На одном из плакатов было написано: «Другая земля, та же история».
Директор Why Warriors Траджен сказал, что «господствующая культура должна убрать колено с шеи коренных народов Австралии и позволить им вновь дышать в интеллектуальном смысле».
«Сейчас у нас появилась очень удобная возможность перенести этот вопрос на другой уровень», — добавил он.
Харрис, преподавательница языка вираджури, приняла участие в маршах движения Black Lives Matter в Уогга-Уогга. Она скептически относится к заявлениям белых австралийцев об их готовности измениться и решить давние проблемы дискриминации и маргинализации, но она считает эти протесты шагом вперед, который позволил коренным народам и другим австралийцам объединиться.
«В Австралии все еще очень много расизма, — сказала Харрис. — Единственное, что мы сейчас можем сделать, — это поддерживать и вдохновлять наш народ, а также с радостью приветствовать тех, кто готов нам помочь».
