Немецкие власти уже много лет исключительно снисходительно относятся к недемократическим государствам, которые имеют значение для экономики ФРГ. Такая политика объясняется при помощи целого набора аргументов от отсутствия альтернатив до стремления к переменам «посредством сближения». Эксперты считают эту доктрину губительной, объясняя, что она лишь укрепляет недемократические режимы.
Канцлер Ангела Меркель видит в Китае «стратегического партнера», с которым следует обязательно вести диалог. Более того, по ее мнению, эта страна имеет огромное значение для всего Евросоюза. По всей видимости, именно поэтому, реагируя на ограничение автономии Гонконга, Берлин лишь приостановил действие соглашения об экстрадиции с этим островом, отказался временно экспортировать в Поднебесную резиновые пули и обещал увеличить количество стипендий для гонконгских студентов в своих университетах.
Столь же вялой выглядела реакция ФРГ на убийство на ее территории бывшего чеченского боевика, совершенное российским киллером. В аналогичной ситуации, после провалившегося покушения на двойного агента Сергея Скрипаля и его дочь в Великобритании, весь ЕС применил к Кремлю жесткие меры дипломатического воздействия. Берлин тянул с ответом на совершенно очевидный инцидент, а в итоге выслал двух шпионов из российского посольства. Спустя четыре с небольшим месяца после убийства чеченца Ангела Меркель, встречаясь с Путиным в Москве, говорила об «интенсивных экономических контактах», существующих несмотря на «определенные сложности».
Занимающие проправительственную позицию СМИ на Рейне (а их большинство) каждый раз объясняют внешнюю политику Берлина одинаково: «Меркель надеется, что благодаря хорошим экономическим контактам ей удастся урегулировать сложные политические вопросы». Это цитата из статьи газеты «Хандельсблат», опубликованной в 2012 году накануне визита Меркель в Москву. Потом разразилась война с Украиной. Восемь лет спустя канцлер продолжала говорить о том, что «инвестировать» в диалог с Россией и Китаем нужно, поскольку это позволяет оказать на них влияние. Факты выглядят, однако, иначе.
«У Германии нет никаких аргументов, которые могли бы подействовать на Владимира Путина и изменить его политику в отношении Киева, он просто в этом не заинтересован», — отмечает в беседе с нашим изданием эксперт по сырьевым рынкам и преподаватель частного берлинского вуза "Школа Управления Херти«Томас О'Доннел (Thomas O'Donnell).
В свою очередь, немецкий аналитический сайт «Евроинтеллидженс», специализирующийся на еврозоне, так объясняет теплые чувства Берлина к Пекину и его старание избежать конфликтов: «Китай — крупнейший экономический партнер Германии. Меркель стремится к диалогу с ним и подчеркивает, что связи с этой страной имеют для ЕС стратегическое значение. Если это можно назвать стратегией, то в ее основе лежат экономические интересы. (…) Изменится (после полного подчинения Гонконга, — прим. „Дзенник газета правна") то, что компаниям придется обосновывать и отстаивать свое присутствие на китайском рынке. Если Евросоюз хочет вести эффективную внешнеполитическую деятельность, ему не стоит ориентироваться на исключительно меркантильный подход Берлина, но, как обычно, без того невозможна единая европейская политика».
Анализируя реальные действия Германии и их последствия в сфере экономики и политики, а также сопоставляя их с риторикой, сотрудник варшавского Центра восточных исследований Конрад Поплавский (Konrad Popławski) приходит к пессимистическим выводам: «Доктрина ФРГ, согласно которой поддержание нормальных отношений с недемократическими странами необходимо, так как это позволяет им постепенно меняться, никогда не была в полной мере правдивой. Она служила предлогом для претворения в жизнь определенных бизнес-планов. Когда бизнес, однако, начинает сильно влиять на политические решения, касающиеся недемократических режимов, политика становится слабой, — отмечает эксперт. — То, что эти аргументы получается использовать до сих пор, и они не вызывают сопротивления общественности, связано с существованием в немецком обществе мифа о концепции восточной политики, якобы позволившей посредством сближения Западной Германии со странами восточного блока инициировать перемены в советской сфере влияния. Этот миф не опирается на исследования и аналитические работы, сложно доказать, каким образом финансирование тех или иных режимов способствовало их изменению к лучшему. Происходило нечто обратное: немецкий бизнес, концерны попадали в зависимость от недемократических государств. Эффекты такой политики мы видим до сих пор. Самый яркий пример устойчивости этого мифа — проект „Северный поток"», — подчеркивает Поплавский.
Торговля с Германией позволяет недемократическим странам получать валюту и финансировать свои силовые структуры, которые, в свою очередь, держат в узде общество. «У этого мифа есть политическая функция. Он позволяет оправдать с моральной точки зрения экономические отношения с режимами, которые преследуют собственных граждан. Обращение к такой риторике служит для предотвращения слишком громких протестных выступлений и позволяет Германии говорить, что она извлекла выводы из Второй мировой войны, а теперь хочет гарантировать мир любой ценой, — указывает эксперт. — Мы можем отчетливо увидеть, как немцы обращают вынужденную ситуацию в свою пользу.
После Второй мировой войны немецкая экономика оказалась ориентированной на экспорт, она производила однородные блага, необходимые низко- и среднеразвитым странам, каковыми часто выступают недемократические государства. Это промышленные товары, автомобили, станки, оборудование. Развитые рынки быстро насыщаются такими товарами, и тогда приходится искать другие. В определенный момент Германия пришла к выводу, что ей не следует ограничиваться демократическим миром, а можно начать вести дела со странами Центральной Европы, оказавшимися после Второй мировой войны в советской сфере влияния», — подводит итог Поплавский.
