В конце июля они с гордостью сказали священнику, что остаются: молодая пара решила не уезжать из страны. Но их жизнь резко изменилась 4 августа, когда их трехлетняя дочь погибла во время взрыва. Асафу все еще сложно подобрать слова: «Как можно убедить ливанцев остаться здесь?» На этот вопрос никто не может ответить сейчас, когда на уме у молодежи одна лишь эмиграция. Не у всех сложилась такая грустная история, но отчаяние стало повальным.
Хотя поначалу это не так просто заметить. Бейрут вышел из шокового состояния, и тысячи молодых людей ходят по сильнее всего пострадавшим от взрыва кварталам с лопатами и метлами в руках, чтобы помочь расчистить дома. Джойс — одна из них. Для нее, как и многих других, такое решение было «очевидным». Люди каждый день приезжают на машинах и автобусах со всего Ливана, чтобы предложить помощь. «Ничего по-настоящему не организовано, работа идет повсюду. От государства ничего не слышно, но это наша страна, наш долг», — продолжает эта девушка из Бекаа.
В числе сильнее всего пострадавших зон оказались расположенные у порта христианские кварталы Бейрута. По мнению вступившей в ряды добровольцев Жюли, это вопрос выживания: «Если мы хотим, чтобы христиане не уехали из страны, нужно все очень быстро отстроить». После расчистки нужно будет запустить работу, но экономическая ситуация делает это практически невозможным для очень многих ливанцев. Множество ассоциаций и НКО участвуют в процессе, но ущерб был очень значительным. Насчет обещанных иностранными государствами денег пока что тоже еще не все понятно. «Мы знаем, что эти деньги частично привязаны к проведению реформ, которых не видно», — говорит Жорж, сидя с друзьями перед своим разрушенным домом.
Пока что все решается силами самих ливанцев: во главе угла стоит взаимопомощь. Где оказались оставшиеся без крыши над головой 300 000 человек? «У соседей, родственников, в церквях», — говорят местные жители. Армия патрулирует улицы, чтобы не допустить грабежей, а кто-то довольствуется пластиковым пакетом вместо окна. Пока не наступила зима.
Люди обеспокоены тем сильнее, что взрыв произошел в стране, которая и так стояла на коленях. Политический кризис давно принял затяжной характер, появление 1,5 миллиона сирийских беженцев повлекло за собой миграционный кризис, а беспрецедентный экономический кризис еще больше обострился в связи с мировой санитарной обстановкой. Семьям становится трудно приобрести даже товары первой необходимости. На что им вставить окно или дверь?
Для лучшего понимания обстановки в Ливане следует несколько отойти от трагедии. Ситуация расположенного в 80 км к северу от столицы города Триполи на многое раскрывает глаза. У Элен трое детей, она мечтала о Европе задолго до взрыва. В этом году она окончательно решилась. «Я работаю, как и раньше, но мне больше не удается даже прокормить детей», — говорит она. Сыр подорожал с 10 000 до 40 000 ливанских фунтов за кило, рис — с 2 000 до 13 000, фасоль — с 4 000 до 19 000. Жизнь стала невыносимой. Ее мать делится воспоминаниями о шедшей с 1975 по 1990 год войне и делает следующий вывод: «Мы никогда не боялись умереть от голода… Сегодня все намного хуже». Все старики говорят одно: ситуация стала хуже после войны, такого они еще не видели.
Что же случилось? Страна импортирует 80% потребляемой продукции и, как следствие, опирается на доллар. В этом году жизненно важная для ливанской экономики банковская система рухнула. С 1993 года ливанская валюта была жестко привязана к американской: 1 500 фунтов за доллар. Как бы то ни было, курс был искусственным: иностранные инвестиции (государство пользовалось ими для финансирования растущих долгов) сократились, и страна оказалась не в состоянии расплатиться. Банки запретили ливанцам снимать доллары, а фунт начал резко терять стоимость. Хотя официальный курс остался прежним, на неофициальном рынке за доллар просят от 7 000 до 9 000 фунтов.
Игра в «Монополию»
Элен рассказывает о том, как все это отражается на ее повседневной жизни: «Я зарабатываю в месяц 1,4 миллиона фунтов или 180 долларов. Год назад это было 930 долларов». Всего за несколько месяцев покупательная способность ливанцев обрушилась. Сейчас у них есть несколько путей для выживания. Например, снять доллары в фунтах: банки предложили промежуточный курс, чтобы избежать подъема всей страны (3 950 фунтов за доллар). «Потери уже просто огромные по сравнению с черным рынком», — отмечает Тони, управляющий бейрутским супермаркетом. Поэтому многие решают не трогать эти деньги (их запрещено переводить) в надежде на лучшее. Другое решение: выписать чек в долларах и использовать эти бумажки вместо национальной валюты. «Многие не принимают это из опасения, что они могут стоить все меньше денег, но другие вынуждены, потому что больше никто не может заплатить по-другому, — добавляет Тони. — Это игра в «Монополию».
Обеднение ливанцев затрагивает и промежуточные институты, которые необходимы, чтобы скомпенсировать слабости государства, забросившего социальные программы, образование, здравоохранение… Удар кризиса оказался здесь очень тяжелым. В расположенной у сирийской границы деревне Каа царит тревога. Это изначально христианское поселение исламизировалось за последние годы под наплывом сирийских беженцев. Многие считают работу христианской школы, среди 285 учеников которой есть и мусульманские дети, совершенно необходимой. Но та сейчас оказалась в смертельной опасности. Ее директриса сестра Жюстин всячески пытается избежать закрытия. «Без школы христиане уедут!» — уверена она. Ситуация тяжелая. Школа изначально работала на полубесплатной основе: одну половину платит государство, другую — родители. Тем не менее от властей деньги не поступают вот уже четыре года, а в этом году три четверти родителей тоже не могут заплатить. Положение критическое, как и в 330 других католических учреждениях страны, более 80% которых ведут занятия на французском.
Эти франкоязычные учреждения не только дают образование полумиллиону детей (половина всех ливанских учеников), но и предлагают ценную альтернативу государственным школам, куда хлынули дети сирийских беженцев. Франция услышала призыв самой франкоязычной школьной системы мира: Эммануэль Макрон сформировал экстренный план для полусотни школ с самыми тесными связями, особый фонд для христианских школ и специальный план для всех франкоязычных школ. Как бы то ни было, некоторые учреждения не попали с список. Это касается и школы сестры Жюстин, которая не понимает, как это могло произойти. Поэтому она не оставляет попыток спасти ее и обращается в независимые ассоциации.
Весь мир был шокирован кадрами из Бейрута, и предложения помощи идут одно за другим. Ливанцы советуют только одно: не стоит слишком полагаться на государственные институты. В стране уже кипел гнев, а взрыв только усилил его. Ливанцы злы на политиков, которые позволили созреть предсказуемому экономическому кризису. «Никто не провел ни одной реформы, они все набивали карманы, разоряя Ливан», — говорит винодел Йоханна. Что касается взрыва, лишь немногие принимают официальную версию: все видят в случившемся очередное иностранное вмешательство. Теорий много, но все уверены, что никогда не узнают правду. «В этой стране постоянные связи с заграницей. Если что-то происходит в Палестине, Израиле, Саудовской Аравии или Иране, нам приходится иметь дело с последствиями. Поэтому нам не верится в несчастный случай», — считает студент Шарбель.
Но это не отменяет гнева: «В любом случае, наши политики ответственны за хранение этой селитры в порту неподалеку от стольких жилых домов». Через несколько дней после взрыва подали в отставку несколько депутатов, затем ряд министров, наконец, правительство. На улице это никого не впечатлило. «Они уже договариваются о том, чтобы вернуть бывшего премьера Саада Харири. Он или кто-то другой — это ничего не изменит», — считает молодая жительница Триполи. Взгляды обращаются за границу, от которой ливанцы уже слишком много ждут. «Вам смешно, когда разговор заходит о восстановлении французского мандата, но мы уже под экономическим контролем. Франция — хотя бы друг», — продолжает она.
Разумеется, не все хотят такого мандата, но это предложение часто звучит от христиан, которые не на шутку беспокоятся насчет своего будущего в регионе. «Шииты могут рассчитывать на Иран, сунниты — на монархии Персидского залива… У нас же складывается ощущение, что только мы — просто ливанцы», — считает Хишам.
«Эмиграция унесет тех, в ком так нуждается страна»
Серьезной проблемой, безусловно, остается коррупция, которая охватывает подавляющее большинство политических партий. Молодой отец семейства знает, что религиозный клиентелизм способствует коррупции, но выражает беспокойство насчет иногда излишне западных взглядов европейских стран: «Противодействие религиозному подходу может оказаться проблематичным. Я бы предпочел страну, в которой нет религиозных квот, а государство может быть светским. Как бы то ни было, нужно учитывать факты: без квот на выборах воцарится закон сильного». А христиане исчезнут из ливанской политической игры.
Как и многие люди его возраста, Хишам размышляет над тем, чего бы хотел для Ливана. Он прожил более 10 лет в США, но вернулся обратно с женой и ребенком. Сейчас больше всего его тревожит эмиграция: «В такой период страна должна опереться на средний класс и заменить коррумпированную элиту. Но у нас он обеднел и думает лишь о том, как уехать. У многих нет на это денег, но, как всегда эмиграция унесет тех, в ком так нуждается страна». То же самое касается и других общин. Будущее туманно. На следующий день после взрыва армянский католический епископ сдерживал слезы в своей церкви. Подняв глаза к небу, он молил Бога «спасти бедный Ливан». Далеко не он один ждет сейчас чуда.
