Анапа, Россия — В России нет недостатка новаторов, любителей рисковать и свободомыслящих предпринимателей. Но эта страна создана не для них. Рано или поздно аппарат государственной безопасности даст о себе знать непрошеным вторжением.
Побывайте на бархатистых склонах, спускающихся к зеленому побережью Черного моря, и вы увидите, что это касается даже вина.
Владимир Прохоров — человек простой. Он уже 30 лет делает вино из растущего здесь винограда. Он никогда не был за границей, и уж тем более в Португалии, однако мадера у него великолепная. Его подвал стал для него святилищем, и там икона Христа висит рядом с термометром. Он с женой никогда не входит в это помещение, когда у них плохое настроение.
Но если постучать по дубовым бочкам, на которых мелом написано «2016 Мускат Гамбург», «2016 Кагор», они издают пустой гулкий звук. Прошлым летом к нему на винодельню пришла полиция и вылила все вино. «Я их ненавижу, — говорит Прохоров про представителей властей и бьет кулаком левой руки в ладонь правой. — Я ненавижу их лютой ненавистью».
На первый взгляд, возрождение замечательного российского виноделия, заботящегося об утонченных вкусах состоятельных россиян, — типичная история успеха путинской эпохи. Но за виноградной лозой скрывается мрачная и какая-то очень русская история о больших мечтах, убитых надеждах, бюрократических кошмарах и полицейских обысках.
Многие изобретательные российские виноделы, занимающиеся малым бизнесом, с неофициального разрешения местных чиновников долгое время работали без лицензий, считая их слишком дорогими и обременительными. Но два года назад федеральные власти стали закручивать гайки начинающим виноделам, и легкие годы бурного роста быстро сошли на нет.
Площадь России составляет более 17 миллионов квадратных километров, но большая часть этой территории находится в зоне холода, и тамошняя земля не очень щедра на богатства, ограничиваясь морошкой, брусникой да бивнями мамонтов, которые нет-нет, да выглянут из оттаявшей земли.
Но в России есть небольшая полоска земли, простирающаяся от подножья Кавказских гор до Крыма, где мягкий, волнообразный зеленый ландшафт очень напоминает Тоскану, купающуюся в лучах теплого осеннего солнца. Здесь делали вино древние греки, а потом цари, которые привезли в эти места французских специалистов.
Советы коллективизировали виноградники, и виноделие стало развиваться промышленными масштабами на благо пролетариата. Одним из таких предприятий стал «Кубаньвиноградагропром».
В богатых виноградниками местах, таких как курортный город Анапа, раньше охлажденный рислинг разливали по стаканам в торговых автоматах. А местные жители в своих подвалах отрабатывали технологию изготовления вина малыми партиями.
Сегодня черноморское побережье стало царством грез для ценителей вина. Оно привлекает со всей страны людей, которые хотят попытаться самостоятельно делать вино из выращенного на этой каменистой почве винограда. Здесь выращивают большинство известных европейских сортов этой ягоды, а также мало кому известные советские и местные сорта типа «Красностоп Золотовский».
Возрождение славы российского виноделия царской эпохи вполне согласуется со стремлением президента Владимира Путина снова сделать Россию великой. Союзники Кремля из числа олигархов вкладывают миллионы долларов в элитные российские виноградники, а один из главных путинских пропагандистов телеведущий Дмитрий Киселев в прошлом году возглавил Союз виноделов России.
Поэтому вполне логично, что одна из секций ежегодной сельскохозяйственной ярмарки, проходящей в житнице России Краснодарском крае, посвящена вину. Но когда я посетил эту ярмарку в начале октября, в огромном конференц-зале в краевой столице Краснодаре царило нечто странное. Люди, торговавшие своим Мерло и Совиньоном, с большой опаской смотрели на журналистов.
Давая разъяснения, бывший московский банкир Андрей Грешнов указал на свои бутылки. На них не было акцизных марок, которые необходимы при продаже алкогольной продукции в России.
Получение лицензии и продажа вина — это слишком дорогостоящий процесс для мелких производителей типа Грешнова. Он и десятки других виноделов работали вне правового поля, делая это с молчаливого согласия местных чиновников, которые считали этих производителей неотъемлемой частью самобытности края и пили их вино. Но два года назад федеральные правоохранительные органы начали ломать эту систему.
«Мы понимаем, что это были зеленые ростки, которые нуждаются в поддержке, — рассказал о виноделах без лицензий Эмиль Минасов, работающий высокопоставленным чиновником в Министерстве сельского хозяйства Краснодарского края. — Они умели договариваться с местными властями, и те оставляли их в покое. Сейчас такое уже невозможно. Попросту говоря, из них выжимают соки».
Представители правоохранительных органов заявляют, что они борются с уклонением от уплаты налогов, с поддельной продукцией и с антисанитарией, что в России на самом деле является серьезной проблемой. Изменения, внесенные недавно в российские законы, должны облегчить маленьким винодельням переход на легальные рельсы.
Но по расчетам Минасова, такие предприятия должны производить как минимум 40 000 бутылок в год только для покрытия расходов, которые составляют не менее 6 000 долларов. А это обременительная задача: выполнение многочисленных строительных норм и правил, и соблюдение отчетности. Он считает, что на малые винодельни нельзя распространять требование о лицензировании, однако наверху местных чиновников никто не слушает.
Стоя на склоне холма неподалеку от моря, потомок греков Иван Каракезиди, которого все называют Янисом, разговаривал по телефону с очередным адвокатом. 64-летний Каракезиди с 1990-х годов является одним из самых известных в регионе виноделов и предпринимателей. Он производит вино малыми партиями, и довольно часто проводит в своем напоминающем средиземноморскую деревню поместье вечеринки.
Полиция пришла к нему в шесть часов июньским утром. По словам винодела, они перебрались через забор и конфисковали 4 545 бутылок качественного вина, в том числе, Каберне Совиньон урожая 2003 года. Его сыну грозит тюремный срок, поскольку он в ходе проведения контрольной закупки якобы попался на продаже нелицензированного вина. Каракезиди настаивает, что стал жертвой хорошо отработанной схемы бизнесменов со связями, которые хотят захватить его элитные виноградники.
Если правовых проблем станет больше, винодел намерен уехать из страны. «Здесь нет смысла заниматься бизнесом, если ты не выполняешь все нормы, — говорит Каракезиди. — А если что случится, и нормы не выполнишь, тебя обвинят, у тебя все заберут. Плюс зависть».
Перед отъездом он покажет захватчикам, «где находится дегустационный зал, а где туалет, чтобы они не перепутали».
Некоторым мелким виноделам удается получать лицензии, но они сомневаются, что сумеют свести концы с концами.
Продуваемый ветром двор Ольги и Вадима Бердяевых на окраине Анапы наполнен богатыми и бодрящими запахами забродившего винограда. Сосед помогал им загружать в пресс ведрами виноград Каберне Фран, а Бердяев в своем гараже проверял плотность рислинга этого года, наливая его в пробирку.
Бердяевы по профессии архитекторы. У себя на родине в Сибири они варили пиво, а виноделие открыли для себя 12 лет назад, переехав на черноморское побережье. Делать вино — это все равно что растить ребенка, говорит Бердяева. Иногда оно заболевает, и его приходится лечить, иногда оно демонстрирует талант, и тогда «ты начинаешь удивляться и восхищаться».
Они продавали вино на ярмарках и туристам, приезжавшим на экскурсии. Но два года назад стало ясно, что хорошие времена прошли. Правительство известило их, что даже самая крошечная винодельня должна иметь лицензию. А это значит, что надо потратить около 7 000 долларов на оформление документов, вентиляцию и специальный сканер для акцизных марок. После этого ужесточили контроль и инспекции. Теперь каждую произведенную бутылку отслеживают при помощи специальной государственной программы и уникального 19-значного кода.
Бердяева ушла с работы, чтобы сосредоточиться на оформлении лицензии, и в итоге эта пара ее получила. Но спокойствия это не принесло. Теперь, говорит Бердяев, они живут в постоянном страхе перед проверками и ошибками в документации. Этот страх — он как крик души многих россиян, которые борются с неограниченной властью полиции.
«Я в постоянном напряжении, что, упаси Господи, сделаю что-то не так, — говорит Бердляев. — Иногда мне кажется, что я порчу вино. А это по-настоящему угнетает».
