Интервью с сотрудником Опольского университета, автором многочисленных работ о Советском Союзе (в частности, книги «Забытый геноцид. Поляки в сталинском государстве. „Польская операция" 1937-1398 годов») профессором Николаем Ивановым.
Do Rzeczy: Когда для Советского Союза началась Вторая мировая война? Что рассказывала гражданам о начале величайшего конфликта в истории советская пропаганда?
Николай Иванов: В представлении большинства жителей СССР Вторая мировая война началась 22 июня 1941 года. Почти никто не считал совместное нападение Советского Союза и Третьего рейха на Польшу частью этого конфликта. Согласно советским историкам, 17 сентября 1939 года начался «освободительный поход», призванный избавить от «польских панов» братьев-украинцев и белорусов. Такой официальной линии до сих пор придерживается Кремль.
Следует, однако, помнить, что есть две России: Россия Путина и Россия Навального. Некоторые российские ученые, как, например, Никита Петров, говорят правду, пытаются бороться с официальной, во множестве аспектов абсолютно лживой версией истории. В научных трудах, конечно, и советские, и российские ученые указывают верную дату, 1 сентября 1939 года, но это касается лишь войны на Западе. Российские историки продолжают утверждать, что 17 сентября 1939 года СССР не включился во Вторую мировую войну, продолжал оставаться в стороне, его «втянули» в нее лишь 22 июня 1941 года.
— Почему в таком случае был подписан пакт Молотова — Риббентропа?
— В этой теме ничего не изменилось: остается в силе старая сталинская концепция. Кремль много десятилетий подряд придерживается одной линии: Сталин хотел избежать преждевременного втягивания СССР в войну, у него якобы не было иного выхода, поскольку западные державы не могли решиться на то, чтобы выступить против Гитлера единым фронтом. Главное не то, что Советский Союз заключил соглашение с Гитлером, а то, что Великобритания и Франция отказались сотрудничать с советской стороной. Захват половины Польши преподносится как вынужденный шаг Сталина, стремившегося спасти украинцев и белорусов, нападение, следовательно, превращается в оборону. Именно такой риторики придерживается Кремль.
С польской точки зрения самым болезненным можно назвать тот факт, что в исторической политике современной России продолжает функционировать советский образ Варшавского восстания. Говорится, что у Красной армии не было никаких реальных возможностей помочь повстанцам. В путинском государстве заявление, что в августе-сентябре 1944 года пакт Молотова — Риббентропа вновь будто бы вступил в силу, а Красная армия позволила немцам уничтожить 200 тысяч поляков, приравнивается к попытке очернить Россию…
— Пожалуй, самая болезненная для поляков тема — это все-таки Катынь. А вокруг этого преступления Сталин выстроил целую пропагандистскую конструкцию.
— К счастью, в этой сфере сейчас все не так плохо, как было в коммунистическую эпоху. Сложно сказать, что бы было, если бы Горбачев не признался в этом преступлении от имени СССР, а его преемники не были бы вынуждены в связи с этим ему вторить. Вряд ли сегодняшняя Россия призналась бы в том, что несет ответственность за катынский расстрел.
Сейчас она развязала пропагандистскую войну против Польши и Запада. Катынское преступление — это убедительное свидетельство преступной роли СССР в мировом конфликте, веский аргумент, опровергающий советскую и российскую концепцию праведного характера Великой Отечественной войны.
Сталинский Советский Союз был таким же агрессором, как Третий рейх, на нем тоже лежит ответственность за развязывание этой войны и миллионы ее жертв. В России до сих пор активно распространяются сталинские фальсификации на тему катынского преступления. У выходов со станций метро в Москве продают издающиеся большими тиражами псевдоисторические книги. Среди авторов, которые их пишут, есть одна «звезда» — некий Юрий Мухин, который сочинил уже несколько трудов с объяснениями сталинской «правды о Катыни». У меня дома есть штук десять книг такого толка, это шокирующее чтение. Меня не перестает удивлять, что кто-то может до сих пор повторять даже самую абсурдную ложь сталинских следователей.
В СССР была масса способных профессиональных фальсификаторов истории, а они могли рассчитывать на поддержку «полезных идиотов» за границей, которые помогали распространению исторической пропаганды. Одним из таких людей был Александр Верт (Alexander Werth), автор книги «Россия в войне. 1941-1945». Главы, в которых он писал о Катыни и Варшавском восстании, даже если не повторяли дословно тезисы советской пропаганды, то очень мало от нее отличались. Верт выступал ведущим «историческим идиотом», но таких людей у России на Западе было множество.
— Сталинские фальсификации были обращены не только против врагов, например, поляков. Советский Союз лгал также, в частности, о масштабах собственных человеческих потерь. Непосредственно после войны Сталин уверял, что СССР потерял всего 7 миллионов человек.
— Это тоже элемент исторической пропаганды в чистом виде. Нежелание Сталина сообщать достоверную информацию не вызывает удивления. До войны с Германией всем и вся в СССР трубили о военной мощи этой страны. Как можно было не одержать быстрой победы над Гитлером, имея в восемь раз больше танков, в девять раз больше самолетов и в два раз больше военных? То есть Сталину было стыдно перед собственным народом и миром, а поэтому ему пришлось фальсифицировать историю.
— Почему тогда официальные цифры постепенно увеличивали, так, что в итоге они достигли невероятных размеров? Почему Кремль не выбрал самый простой вариант, то есть не стал придерживаться изначальной версии?
— Это был элемент процесса десталинизации. Выступление Хрущева на XX съезде всех потрясло. Он выстраивал свой авторитет на отрицании сталинской политики. Именно при Хрущеве стали говорить о 20 миллионах жертв Второй мировой войны. В 1980-е к этому числу добавили еще 7 миллионов. Серьезный, заслуживающий доверия историк Марк Солонин убежден, что погибло именно 27 миллионов советских граждан. Такое количество сложно себе вообразить, но если сравнить эти потери с польскими, мы увидим, что в СССР был убит каждый девятый житель, а в Польше — каждый шестой.
— Одним из величайших преступлений коммунизма за всю его историю был голод на Украине, который, по разным оценкам, унес жизни от 6 до 10 миллионов человек. Когда эту тему впервые подняли на официальном уровне?
— Еще во время хрущевской «оттепели». О ней немного писал Александр Солженицын, а особый резонанс она получила после начала перестройки, когда можно было уже говорить обо всем. Если из 40 миллионов украинцев голод затронул 30 миллионов, скрыть его было невозможно, люди все прекрасно знали. Разумеется, затрагивать этот вопрос запрещалось, но он был секретом полишинеля. В целом тема голода сопровождала советское общество с октябрьской революции.
— Можно ли в контексте Советского Союза вообще говорить об исторической науке?
— Настоящей исторической науки в СССР не было. Исторические исследования, касавшиеся разных периодов, начиная с древних времен, были лишь пропагандой, служившей коммунистическим властям инструментом доктринизации. Людям, которые никогда не жили в Советском Союзе, сложно вообразить, насколько лживой может быть история. Все сводилось к теории классовой борьбы. Неудивительно, что любимым персонажем советских историков стал Спартак, о нем написано множество прозаических и стихотворных произведений…
— А каждому болельщику известны спортивные клубы «Спартак», рассеянные по всей стране.
— Да, клубы «Спартак» были всюду. Когда после революции решили отменить христианские имена, перед каждым бюро записи актов гражданского состояния вывесили список рекомендованных партией и правительством имен. Спартак занимал первое место, он стал настоящей иконой. До сих пор среди пожилых людей в России, на Украине, в Белоруссии попадается немало Спартаков. Популярными женскими именами были Электрина и Вила (сокращение от «Владимир Ильич Ленин»).
— Как изображали древние времена историки, которые выполняли указания Кремля?
— Центральное место занимала Греция. В СССР объясняли, что самые лучшие элементы греческой цивилизации переняла Византия, а оттуда они попали прямиком в Москву. Благодаря этому Россия оказывалась не страной, которая находится где-то на периферии известного тогда мира, а цивилизационным центром! Речь, разумеется, об «уникальной русской цивилизации», которая брала исток в греческом наследии, тогда как западная — в римском. Так в коммунистическую эпоху объясняли корни этого геополитического конфликта.
— Коммунизм, по задумке, должен был стать универсалистским учением, но красная Москва обращалась к своим прежним традициям и культуре. При Ленине это казалось немыслимым, а уже при Сталине стало вполне нормальным.
— Ленин был в первую очередь интернационалистом. При нем и примерно в течение десяти лет после его смерти, пока Сталин не получил всей полноты власти, считалось, что коммунизм не может победить в отдельно взятой стране. Строительство его в одном государстве представлялось бесперспективным: его бы окружили и задушили империалисты и капиталисты.
Ленин говорил об экспорте революции, он написал даже работу о Соединенных Штатах Европы. Сталин, в свою очередь, интернационалистом в строгом смысле этого понятия не был. Он заявлял, что раз экспортировать революцию настолько сложно, нужно сосредоточиться на собственном государстве. На гербе СССР вплоть до краха коммунизма красовался гордый лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». До середины 1930-х годов он еще имел какой-то смысл, но потом стал пустым набором слов.
Сталин поставил на национализм, что в действительности полностью противоречит изначальной коммунистической идее. Он начал формировать весьма специфический образ российской истории. Во время Второй мировой войны грузин Сталин стал главным русским националистом, сделав историю политическим инструментом. В знаменитом сталинском тосте русский народ называется наиболее выдающимся в Советском Союзе, подчеркивается, что именно на его плечи легло в первую очередь бремя войны. Сталин пришел к выводу, что русских следует поставить в привилегированное положение. Если при Ленине в руководящих органах было много евреев и представителей других национальных меньшинств, в том числе поляков, то при Сталине это стало невообразимым. Костяк руководства составляли русские.
— Как на практике выглядел переход от тотального осуждения царизма к обнаружению в нем положительных сторон?
— В СССР первым партийным историком, который развернул борьбу с традиционной русской исторической школой, стал Михаил Покровский. Он назвал историю «политикой, опрокинутой в прошлое». Это очень известное высказывание. Покровский изображал царскую Россию тюрьмой народов. В советской исторической политике так звучала «первая заповедь», присутствовавшая в каждом учебнике. Когда Сталин решил совершить разворот в сторону национализма, Покровский стал врагом народа. Это был шок. К счастью для него самого, в 1932 году, когда страна только вступала на националистический путь, он умер, так что его уже нельзя было повесить или расстрелять. Чуть позже Сталин окончательно закрепился во власти и стал насаждать свои порядки. Тогда все те, кто был учениками Покровского, попали в тюрьмы, а в результате погибли.
— Как новая сталинская историческая школа преподносила дореволюционную эпоху?
— Говорилось, что царская Россия приносила на завоеванные земли культуру, давала другим народам образование. Если бы не она, неизвестно, что с ними вообще бы стало. Если бы Кавказ достался туркам, а Средняя Азия оказалась британской колонией, их бы ждало культурное уничтожение, так гласила новая концепция. Сталин сам рассказывал, что русский народ несет цивилизацию другим.
Разумеется, царизм в целом описывался как дурное явление, но некоторых царей советский диктатор изображал в образе хороших правителей, которые сыграли положительную роль в жизни русского народа. Одним из них был Петр I, который цивилизовал страну, начал ее развивать. Мудрой правительницей Сталин считал также Екатерину II, занимавшуюся развитием культуры и науки (она основала Академию наук). Сталинские историки объясняли, что если бы белорусы и украинцы остались под польским правлением, они бы полностью утратили свое национальное самосознание, но братский русский народ их спас.
— Вы упомянули, что перестройка в этом плане стала для людей потрясением: внезапно стало можно говорить правду о самых ужасных преступлениях. Сложно себе даже представить, сколько труда требовалось вложить, чтобы возродить историческую науку после стольких лет насаждения коммунистических порядков.
— Когда Горбачев начинал перестройку, он надеялся, что систему удастся спасти, если просто допустить гласность, ведь та позволит населению выпустить пар. Судя по всему, он хотел внедрить китайскую модель. Оказалось, однако, что СССР — совершенно другое государство, его населяли представители 150 народов. Это невероятное разнообразие разрушило его изнутри. Несмотря на огромные надежды, период, когда можно было довольно свободно писать правду об истории, продлился чуть более десяти лет, а потом все вернулось «в норму». Какой бы ни была Россия, красной или, как сейчас, православной, она считает историю одним из инструментов власти.
