Семь лет назад на киевском Майдане можно было встретить странного человека, который выглядел именно так, как изображают викингов — светловолосый, голубоглазый, спокойный. Но не суровый, а наоборот — улыбчивый и открытый. Это был норвежский ученый с одной из самых распространенных скандинавских фамилий — Хансен.
Путем древних предков «из варягов в греки» Арве Хансен в 2006 году отправился в длительное путешествие по Восточной Европе. Но не торговать, а изучать и учиться. Сначала учился в Минске. Затем работал в генконсульстве Норвегии в Мурманске. И, наконец, в 2013-м году оказался в Киеве, оставшись там надолго.
После Революции достоинства магистраторская работа Арве «Отличия украинской оппозиции от оппозиции Белоруссии и России» переросла в диссертацию. Она о «плоскости недовольства» — майданы в Киеве, Минске и Москве и о том, как эти плоскости влияют на протестные движения в столицах трех стран.
Во время украинского периода своей жизни Хансен вел популярный видеоблог, где учил всех желающих норвежскому языку. «Если бы я учил норвежцев украинскому языку, я бы предложил сначала выучить базовые слова, такие как „спасибо‟, „извините‟ и „поздравляю‟, — говорит Арве. — „Майдан‟, „достоинство‟, „свобода‟ — эти слова нужно знать, чтобы понять национальный характер украинцев. „Страсть‟, „любовь‟ и „женитьба‟ — потому что эти слова звучат очень по-украински и часто следуют друг за другом (Хансен женат на украинке — УП). И последнее слово: „многообразие‟ — потому что это единственное слово, которое, по моему мнению, наиболее точно характеризует Украину».
В 2019 году Арве стал соавтором книги «Война песен: популярная музыка и новейшие российско-украинские отношения». В 2021 году выйдет из печати его книга «Городские протесты: теоретический подход к пространствам недовольства». Сейчас он с коллегами готовит новый проект — о «войне песен» в Белоруссии.
«Меня поразило как весь вагон метро начал скандировать:" ла-ла-ла!"»
Украинская правда: Как вам пришла идея посмотреть на украинско-российскую войну с необычной стороны — на то, как она отражается в песнях?
Арве Хансен: Случайно. Когда начались военные события в Крыму и на Донбассе, мы с тремя коллегами в Норвегии и Германии — Андреем Рогачевским, Ингваром Стейнгольтом и Давид-Эмилем Викстремом — отправляли друг другу ссылки на песни в YouTube. Тема этих писем была «WoS», это аббревиатура от английского «War of Songs».
На обложке книги, кстати, [есть] еще песня A Million Voices, которую россиянка Полина Гагарина пела во время «Евровидения» в 2015 году. И вместе они демонстрируют, как музыка двух стран в этой песенной войне отличается друг от друга. С одной стороны, есть украинцы, которые пользуются юмором в борьбе против своих «врагов». С другой — Россия, которая делает вид, что войны нет, поет о мире, единстве и взаимопонимании. В каком-то смысле можно сказать, что украинско-российская песенная война — это война между юмором и цинизмом.
— Кажется, что эта песенка харьковских футбольных фанатов, то же самое, что «Письмо запорожцев турецкому султану», только совсем кратко. Возможно, на тот момент в этих нескольких словах была формула украинской национальной идеи или мечты?
— Интересное сравнение, на самом деле выглядит как кавер-версия. После стольких войн за независимость в истории Украины украинцы стали очень ценить свою свободу, как эти казаки на полотне Ильи Репина. Но я не думаю, что мечта украинцев в том, чтобы постоянно бороться.
— Что тебя поразило больше всего во время работы над книгой, какие песни?
— Нас всех удивило, что украинцы, несмотря на кровавую революцию, вторжение и войну, продолжали использовать юмор в своих песнях. Мне кажется, что это ваш способ не только переживать сложные ситуации, но и с помощью юмора объединять людей. Вспоминаются такие песни Майдана, как «Еврокачели» группы «Фолькнеры», «Витя, чао» Ольги Хуторянец и «Гимн титушек» группы «Телери». Или песни Ореста Лютого «Катя-ватница» и «Русских в Донбассе нет» во время кровавых военных события на востоке Украины.
— Как отбирали песенный материал, по каким критериям?
— Мы начинаем из истории украинской музыки протестов со времен противостояния с советской властью до 2014 года. Но подробнее всего первая часть книги рассказывает о музыке во время Революции достоинства. Мы хотели посмотреть, как характер музыки менялся вместе с ходом событий самого Майдана. С 21 ноября 2013 года было много мотивирующих рок-песен, как и во время Оранжевой революции.
С тридцатого ноября преобладают юмористические песни. Но с момента столкновений на Грушевского 19 января 2014 года музыка становится серьезной. А с февраля — печальной и даже траурной. Мы также написали о пятом периоде — после революции, когда люди пытались понять, что на самом деле произошло во время Майдана, и кто какую роль играл. Остальные части книги рассказывают о заочном диалоге с помощью музыки между украинскими и российскими музыкантами.
Например, «Никогда мы не будем братьями» и все ответы на нее со стороны российских музыкантов. О «Евровидении» как геополитическом поле боя — причем в российско-украинских отношениях не только последнего времени, а уже за много лет. Этот раздел нашей книги называется «Лаша тумбай» или «Раша, гудбай» и демонстрирует, как из-за музыки региональный конфликт переносится на международную сцену.
Конечно, как мы видим конфликт — это не только военные действия, но и определенный музыкальный диалог между сторонами. Чаще всего злой и с оскорблениями, но он хотя бы есть. Артемий Троицкий в предисловии к нашей книге написал, что «война песен лучше, чем война пуль и снарядов».
— Общались ли вы во время написания книги с авторами и исполнителями этих песен?
— Мария Бурмака согласилась рассказывать о развитии музыки протестов 1980-х годов. Еще Марко Галаневич из группы «ДахаБраха» и Евгений Славянов из групп «OY Sound System» и «StroOM» рассказывали о музыке во время Революции достоинства. Мы также контактировали с известными артистами-политиками, такими как Вакарчук и Руслана, но они были слишком заняты, чтобы участвовать в нашем научном проекте. Возможно, согласятся на интервью для второго издания.
«Песней можно ранить врага очень сильно»
— Какие еще песни, украинские и российские, больше всего характеризуют эту войну?
— В этой войне очень много песен, их значение и роль зависят от того, для кого они предназначены. Большинство песен написаны, так сказать, «для внутреннего пользования», чтобы мотивировать соотечественников к борьбе. Например, песня Ореста Лютого «Сдохни, Империя», или «Наш президент Владимир Путин» российской группы «Черные береты».
Есть еще провокационные песни, написанные в адрес соседей-антагонистов. В этой музыкальной войне участвуют не только украинцы и белорусы. Здесь можно вспомнить «Podaj Rękę Ukrainie» польской группы «Taraka» — о том, что нужно поддерживать украинцев во время Революции.
Или «Гарри» белорусской группы «Brutto» «о молодом солдате, который ушел на войну и, скорее всего, не вернется…». Или, например, «Никогда мы не будем братьями» литовца Виргиниуса Пупшиса на стихотворение Анастасии Дмитрук. Она вызвала много песен-ответов с российской стороны. К примеру, «Никогда мы не будем братьями, ответ украинке» Леонида и Глеба Корниловых.
Также есть песни, написанные для мирового сообщества. И тут, мне кажется, «Евровидение» хороший пример. Этот конкурс, который должен быть аполитичным, стал международным полем боя. Полем, на котором российские музыканты хотят показывать свою страну как миролюбивую и открытую.
Им отвечают другие постсоветские страны, как Украина и Грузия. Как это было с «1944» Джамалы или с «We don't Wanna Put In» грузинской группы «Stephane & 3G», что на слух воспринимается как «Мы не хотим Путина». РФ добилась, чтобы эта песня была снята с конкурса, который тогда, в 2009-м году, проходил в Москве. В отношении Джамалы, Россия требовала от оргкомитета «Евровидения» того же, но ничего не получилось.
— Насколько война песен уникальна как явление?
— Мы довольно редко слышим об этом, но музыка войны почти всегда появляется там, где есть война. Например, когда недавно прошли боевые действия в Нагорном Карабахе между Арменией и Азербайджаном, известные азербайджанские музыканты сделали музыкальное видео в поддержку своих солдат.
— Кто сегодня побеждает в песенной войне: Украина или Россия?
— Я не думаю, что в этой войне возможно победить, ведь ее ведут не снарядами и пулеметами. Но врага можно ранить очень сильно. Как пример, можно вспомнить песню «Никогда мы не будем братьями». Судя по множеству ответов на нее с российской стороны, мы можем утверждать, что эта украинско-литовская песня попала в болевую точку. Определенным образом это можно считать маленькой победой для Украины.
— Следишь ли ты и дальше за новинками украинской песни? Кто тебя в последнее время заинтересовал, вообще — кого ты любишь и слушаешь?
— Мне очень интересно следить за украинской музыкой потому, что страна, по моему мнению, сейчас находится в процессе национального пробуждения. И появляется много новой музыки, и она очень оригинальна. Лично мне нравится alyona alyona. У нее очень свежий стиль, и я не знаю, как это на украинском, но на английском я бы сказал, что у нее самый настоящий «flow». Также интересно следить за экспериментальной музыкой Onuka и «ДахаБраха». Люблю слушать «Один в каноэ», «Бумбокс», и многие другие украинские группы.
«Физическое пространство Майдана помогает участникам протеста»
— Кроме «песен войны», еще одна тема твоего научного интереса — территория городских протестов. Какие выводы ты сделал, когда жил и изучал места протеста в Киеве и Минске?
— Майдан Независимости — очень удобное место для протестов по трем причинам. Во-первых, площадь имеет очень сильную символику. На Майдане произошло много успешных протестов, три из которых стали революциями. К тому же «Майдан Независимости» — это два слова, которые символизируют независимость, в том числе от Москвы. Назвали его именно «майданом», а не «площадью». «Майдан» — слово, которого нет в русском языке.
Во-вторых, Майдан расположен там, где постоянно находятся люди: в низине между тремя важными центрами: политическим — на Печерских холмах, религиозным — на Замковой горе, и историческим — на Старокиевской горе. И протесты, которые проходят на Майдане, всегда заметны.
В-третьих, физическое пространство Майдана помогает участникам протеста. Например, на площадь ведут десять разных улиц, каждая из которых разветвляется на другие улочки, поэтому очень сложно контролировать извне то, что происходит на Майдане. Сложно перекрыть каждую улочку, которая ведет на площадь.
В Минске все иначе. Все в политическом центре — архитектура, памятники, топонимика — подтверждает и поддерживает идеологию Лукашенко, которая в свою очередь основывается на идеологии Советского Союза, Великой отечественной войны и на политическом успеха самого Лукашенко. К тому же, властям легко контролировать центральное пространство из-за его архитектурных особенностей.
Возьмем, к примеру, площадь Независимости в Минске, где могут разместиться десятки тысяч людей. Но нет единого пространства: все стоят отдельными группами, и их легко изолировать, потом арестовать. А «аварийных» выходов, которых много на Майдане, практически нет на площади в Минске. И это лишь некоторые негативные свойства той площади.
— Выходит, нам, так сказать, территориально более повезло, и топонимика Киева удобнее для протестных акций, чем топонимика Минска?
— Я так считаю. Как подтверждение своих мыслей, мне интересно было увидеть, что множество акций протеста сейчас происходит не в центре Минска, возле политических институтов, там, где было бы логично протестовать. Они собираются на проспектах Машерова и Победителей — довольно далеко от центра. Думаю, что у людей плохие ассоциации с прежними акциями, которые происходили на площадях Октябрьской и Независимости и потерпели поражение, и из-за того, что они чувствуют себя уязвимее в центре города.
— Ты участник нашего Майдана: сравни, пожалуйста, его с нынешним белорусским — чем они идеологически и коренным образом отличаются?
— Я не принимал активное участие на Майдане, но был там почти каждый день. Я наблюдал, говорил с людьми, исследовал. Пытался понять, кто протестует, почему и как. Майданы во многом похожи, но и во многом отличаются. Например, белорусы активно воздерживаются от западной символики. Вероятно, из-за того, что боятся российского вмешательства, как было после революции на Украине. Но также и потому, что хотят продолжать тесные экономические и политические отношения с Россией.
— Какие самые яркие моменты киевского Майдана ты до сих пор вспоминаешь?
— Я только что сказал, что не был участником Майдана, но это не совсем правда. 20 февраля 2014-го года я встречался с респондентом на Контрактовой площади. Мы начали говорить, но ему позвонили, и нам пришлось остановить интервью. Оказалось, активисты боялись, что произведения искусства, которые временно хранились в Украинском доме на Европейской площади, могут быть повреждены. Дом профсоюзов сгорел за день до того.
Я согласился помочь перевозить огромные картины, старинную мебель и другие старинные вещи из Украинского дома до Музея истории Киева. И все это произошло очень внезапно. Никаких координационных советов или штабов национального сопротивления не потребовалось. Активисты сами все организовали. Это было невероятно.
«Песни подчеркивают параллель между Майданом и белорусскими событиями»
— Вы фактически основали новую отрасль политической науки —музыковедческую политологию. Планируете в этом направлении развивать свое исследование?
— Как только закончили «A War of Songs» в конце 2018 года, мы начали рассматривать возможности писать о популярной музыке соседней Белоруссии. Как музыка развивается во время конфликта, мы уже исследовали на Украине, а в работе над Белоруссией хотели уйти еще глубже.
— Что интересного обнаружили насчет белорусских песен протеста?
— Уже этой весной нас заинтересовали ответы на вопросы: что происходит сейчас с популярной музыкой Белоруссии? И можно ли через музыку увидеть, что страна стоит на пороге перемен? Сейчас видим, что в Белоруссии появилось широкое национальное движение, которое не имеет себе равных в истории страны. Уже несколько месяцев до так называемых «выборов» везде играла белорусская версия песни Виктора Цоя «Перемен…» из периода перестройки.
Сейчас в белорусской протестной музыке можно найти много интересных песен. Например, работники филармонии, священники и студенты поют в публичных пространствах народные и религиозные песни, такие как «Купалинка» и «Магутны Божа». А кто-то поет белорусские песни с 2000-х годов, такие как «Тры чарапахи» группы «N.R.M.».
Но самое интересное для нас — новые песни, которые созданы во время протестов. Они очень разные, и среди них можно отметить несколько: «Баю-Бай» группы «Дай Дарогу!», «Жыве» или «Мы не "народец"» группы «TOR Band», или «Тепло» Макса Коржа.
Есть еще много иностранных музыкантов, которые добавляют свои голоса к хору недовольства: «Выходи гулять» российской рэп-группы «Каста», или «Героям» украинской рок-группы «Беz Ограничений». Эта песня частично поется на украинском, частично белорусском, что подчеркивает параллель между Майданом и белорусскими событиями.
