25 июля 1848 года капитан Алексей Бутаков с командой вышел из Раима, российского форта на берегу реки Сырдарья. Стояла летняя жара, и судно шло под парусом к огромному внутреннему морю, в которое впадала река. Оно разграничивало казахские степи на севере и загадочное Хивинское ханство на юге.
Бутаков и его люди посвятили остаток лета исследованию моря. Они нанесли на карту его берега, измерили глубину, изучали флору и геологию. Оказалось, что это соленое озеро занимает площадь в 70 тысяч квадратных метров. То есть оно в 12 раз больше шведского озера Вэннерн.
На море часто поднимались высокие волны, и не раз экспедиция была на грани гибели, попадая в шторма, возникавшие словно ниоткуда. Но это прекрасное творение природы не уставало и восхищать исследователей. Под припекающим солнцем поверхность воды поблескивала загадочным голубым светом — недаром в народе озеро называли «синим морем». Оно было богато рыбой, а на берегах жило множество морских птиц. Бутаков восторженно описывал маленьких пеликанов, обитавших на самой береговой линии. Украинский поэт и художник Тарас Шевченко, еще один участник экспедиции, запечатлел береговые пейзажи в серии эскизов.
140 лет спустя, в ноябре 1988 года, еще одна российская экспедиция отправилась к этому озеру в Центральной Азии. Группа состояла из исследователей и журналистов, а возглавлял ее репортер Григорий Резниченко. Раим к тому времени разросся до города с почти 50 тысячами жителей и получил название Аральск. Но, в отличие от предшественника, Резниченко уже не мог добраться туда по воде, потому что река Сырдарья практически перестала существовать. Да и от «синего моря» осталось не так уж много.
Уровень воды упал на 15 метров, озеро обмелело и изменилось до неузнаваемости. То, что осталось, было ужасно заилено. Фауна и флора катастрофически пострадали, от прекрасных ландшафтов не было и следа. Рыбная ловля, благодаря которой Аральск когда-то так расцвел, практически прекратилась. Повсюду вдоль берега возникли странные, дурно пахнущие соленые болотца. «Мы попытались приблизиться к воде, — писал Резниченко, — Но это оказалось невозможно — там повсюду какая-то соленая трясина. И никакой растительности вокруг — земля захлебнулась в ядах».
Как это могло произойти? Как и в случае с Чернобылем, споры об этом ведутся не первый год. Но лишь недавно начали выходить по-настоящему интересные книги по этой теме. Лучшие из них — книга немецкого историка Юлии Обертрайс (Julia Obertreis) «Имперские пустынные мечты: выращивание хлопка и орошение в Центральной Азии в 1860-1991 годах» (Imperial desert dreams: Cotton growing and irrigation in Central Asia 1860-1991) и работа американки Майи Петерсон (Maya K Peterson) «Бесплодные мечты: вода и империя в бассейне центральноазиатского Аральского моря» (Pipe dreams: Water and empire in Central Asia's Aral Sea basin). Оба труда основаны на исследованиях, много лет проводившихся авторами в российских и центральноазиатских архивах. Уже сами названия свидетельствуют, что путь к катастрофе пролег по масштабным мечтам о радужном будущем, в которых большое значение имел колониальный аспект. Но история не так проста.
Чтобы понять трагедию Аральского моря, считают и Обертрайс, и Петерсон, нужно отправиться далеко в прошлое — к моменту начала российской экспансии, частью которой стала экспедиция капитана Бутакова. В результате наступления империализма ранее самостоятельные мусульманские ханства, расположившиеся вдоль Шелкового пути, стали частью царской России. Появилось новое российское губернаторство — Туркестанский край.
Чтобы извлечь максимум экономической выгоды из этой территории, правительство в Петербурге разработало стратегию, которая навсегда должна была изменить эту часть мира. Она сводилась к тому, чтобы свести на нет традиционное для этой местности земледелие и освободить место для плантаций хлопка. Дело в том, что у России были трудности с удовлетворением своей растущей потребности в хлопке. Страна практически весь хлопок импортировала из-за границы, в основном из США, где его возделывали рабы южных штатов. Когда в США разразилась гражданская война (1861-1865), они перестали экспортировать хлопок в Россию. Будущее представлялось неясным, и российское правительство решило покончить с зависимостью от импорта и вместо этого возделывать собственный хлопок.
В Центральной Азии был теплый климат, который для этой цели отлично подходил. Новые колонии на юге, посчитало правительство, будут снабжать империю хлопком, а взамен Туркестан станет получать зерно от Украины, Кавказа и Центральной России.
Дело осложнялось нехваткой в стране современных средств транспортировки. Достроенный в 1869 году Суэцкий канал вдохновил российских стратегов. Например, предлагали соединить большую реку Амударью, которая, как и Сырдарья, впадала в Аральское море, с Каспийским морем. В таком случае грузовые суда смогли бы ходить от Москвы через Волгу и Каспийское море до самого Туркестана.
Эти планы, однако, не воплотились в жизнь. Вместо этого проблему транспорта решили, построив новые железные дороги.
Но мощные воды Амударьи и Сырдарьи привлекали не только тех, кто развивал транспортную систему России. Они также были ключом к успешному земледелию. Русские покорители этих земель обнаружили, что оазисы вдоль Шелкового пути создают сложные системы орошения, подводящие к полям воду и питательный ил из рек — примерно как в Древнем Египте. Было решено модернизировать и сильно расширить эти системы. Более обильное орошение обеспечило бы богатый урожай хлопка. Россия решила не позволять Амударье и Сырдарье «бесплодно», как кто-то выразился, нести свои воды в Аральское море. Вся вода, которая устремлялась вниз с гор Памира и Алатау, должна была приносить пользу.
Первым, кто решил всерьез взяться за эту задачу, стал эксцентричный великий князь Николай Константинович Романов (1850-1918), кузен царя. После скандала из-за романа с американкой в 1881 году его отослали в Ташкент. У технически продвинутого князя был большой апанаж и значительные средства, которые он с энтузиазмом инвестировал в масштабные проекты строительства систем орошения, в особенно вдоль Сырдарьи, чтобы «вдохнуть жизнь в безводную пустыню».
На стыке веков этим стали заниматься и центральные власти России. Помимо строительства новых систем орошения, они призывали местных крестьян перестать возделывать пшеницу, рис, фрукты и овощи и вместо этого начать выращивать хлопок. Мощные субсидии и налоговые послабления за год до начала Первой мировой войны вызвали в Туркестане настоящую хлопковую лихорадку.
Большевики, придя к власти, не стали отказываться от царских планов. Напротив, они продолжили воплощать их в жизнь, причем более жесткими методами. На строительство Ферганского канала насильно отправляли сотни тысяч рабочих. Несмотря на то, что не использовалось практически никакой современной техники, канал соорудили всего за 45 дней.
Эти проекты обеспечили советской хлопковой промышленности совершенно новые возможности развития, и в 1980 году в Центральной Азии производилось больше хлопка, чем где-либо еще в мире. Но побочные эффекты были катастрофическими. Огромные объемы воды уходили на плантации, а в самих реках воды оставалось все меньше.
В начале 1970-х годов появились первые сообщения о том, что регион страдает от общей нехватки воды. В городах доступ к питьевой воде стал уже не такой само собой разумеющейся вещью, как раньше. Фактически вся доступная для использования вода была теперь загрязнена удобрениями и химикатами с хлопковых плантаций. Аральское море и поселения на его берегах пострадали сильнее всего, поскольку располагались «ниже всех» в этой системе.
Вскоре русла Амударьи и Сырдарьи обмелели и высохли. В конце 1970-х годов жители узбекского рыболовецкого поселка Муйнак на южном берегу Аральского моря каждый день наблюдали, как море медленно, но неуклонно от них уходит, а песчаные дюны, наоборот, надвигаются, поглощая их дома. То, что осталось от «синего моря», заполнилось ядами и минералами. В конце 1980-х годов появилась информация, что население побережья стало чаще болеть раком и брюшным тифом. Младенческая смертность тут была самой высокой во всем Советском Союзе.
Существовало масштабное потенциальное решение этого кризиса. Оно сводилось к строительству еще одного канала, гораздо более обширного, чем все, что строили прежде. Сибирские реки собирались «повернуть» в другую сторону, чтобы они текли не на север, к Северному Ледовитому океану, а на юг — в Центральную Азию и Аральское море.
Юлия Обертрайс пишет, что в районе 1980 года работу по подготовке этого проекта вели более 120 научно-исследовательских институтов СССР.
Однако постепенно все сошло на нет из-за того, что Москва все больше урезала бюджет. Кроме того, проект критиковали русские националисты, считавшие его угрозой исконно русской природе на севере. Им не было особого дела до нуждающихся в воде «азиатов». Да и вообще этот водный вопрос во многих отношениях оказался в центре конфликта культурного, религиозного и этнического характера между севером и югом.
После распада Советского Союза многие хотели спасти Аральское море. На проекты по его спасению были пожертвованы миллионы долларов. Но пока что трудно говорить об изменениях к лучшему. Скорее «синее море» Бутакова и Шевченко останется одним из тех волшебных мест на нашей земле, которые разрушены навсегда и которые мы никогда больше не увидим — будто вырубленный первобытный лес, оскверненный храм или разбомбленный город.
Вот где мы оказались в XXI веке — на обреченной земле теней.
