Закройте глаза, и вы почти наверняка перенесетесь в последнюю стадию холодной войны. Новый президент США провел свой первый телефонный разговор с правителем Кремля — он пригрозил «решительными действиями в защиту национальных интересов США», а Кремль назвал разговор «деловым и откровенным».
Держась за одну из немногих областей, где их страны по-прежнему говорят на одном языке, лидеры выразили заинтересованность в дальнейшем контроле ядерных вооружений и согласились продлить еще на пять лет последнее оставшееся соглашение эпохи холодной войны, не дав преемнику первоначального договора о стратегических наступательных вооружениях истечь в следующем месяце.
Тем временем кремлевский министр иностранных дел, воспользовавшись потеплением в отношениях сверхдержав, перезапустил палестинское предложение провести весной или летом международную конференцию по Ближнему Востоку. И еще на повестке дня снова права человека, ведь Москва и Запад спорят о судьбе поднаторевшего в пиаре диссидента, чье дело теперь продолжает жена-активистка. Полиция избивает и задерживает протестующих, проводит рейды по квартирам и находит причины держать самого диссидента взаперти. Европа пытается сохранить диалог между Востоком и Западом вопреки требованиям ястребов по ту сторону Атлантики.
Ах, старые добрые времена идеологической розни, дипломатии сверхдержав, героических личностей и небольших возможностей! Прямо как когда я пришла работать репортером и обозревателем этой части мира. Однако если присмотреться повнимательнее, то само сходство и эти отголоски прошлого показывают, как много изменилось за последние лет 35.
Может показаться, что Вашингтон и Москва возвращаются к старой резервной системе контроля над вооружениями, как к некой константе, за которую приходится хвататься во времена неопределенности — но эпоха, когда две столицы могли утверждать, что диктуют безопасность мира, прошло. Если сейчас кто и схлестнулся в схватке наподобие мирового соперничества прошлого, то это США и Китай. Пока даже неясно, развернулся ли уже этот поединок или нет: возможно, на данном этапе мы даже ближе к московской идее «многополярного» мира, где США, ЕС, Китай, Индия и, да, Россия представляют собой разные силы мира, где экономика не менее важна, чем безопасность.
И контроль над ядерными вооружениями — уже не основа безопасности, как это было в те дни. Продление договора СНВ поможет несколько укрепить доверие, но без участия Китая новые соглашения о безопасности окажутся бессмысленными. Еще следует спросить себя, надо ли в первую очередь контролировать ядерные вооружения — учитывая кибернетические системы, дроны и «умное» оружие, которые разрабатывают США и Россия.
План Сергея Лаврова вернуть Ближний Восток в международную повестку дня на основе израильско-палестинских переговоров и принципа «два государства для двух народов» тоже навевает ностальгию. Баланс в регионе изменился — об этом позаботились США, к вящему сожалению палестинцев. Однако большинство арабских государств государство Израиль де-факто признали.
Арабская весна оставила после себя больше нестабильности, чем демократии, сдвинув при этом расклад сил. Россия восстановила свои позиции в регионе, пусть даже в качестве посредника, после своего вмешательства в Сирию. Иран — держава, с которой нужно считаться. Турция все больше кажется аномалией в составе НАТО. США же, став самодостаточными в области энергетики, перестали считать регион жизненно важным для своих интересов. Зато туда понемногу начал наведываться Китай. Израильско-палестинское соглашение, может, и красиво сведет старые счеты, но оно не принесет кардинальных перемен.
И в самой России мы тоже не вернулись к пройденному. Вашингтон и Лондон, может, и осуждают Кремль за то, как тот обращается с активистом и разоблачителем коррупции Алексеем Навальным, а британские депутаты на этой неделе даже разразились старомодной тирадой о правах человека в России, но путинская Россия — это не Советский Союз.
Физика-ядерщика и правозащитника Андрея Сахарова в свое время сослали в «закрытый» город Горький (ныне он вернул себе досоветское название Нижний Новгород и полностью открыт миру). Протесты в его защиту прекратились, так и не начавшись. Сахаров оказался по сути отрезан от мира — настолько, что Михаилу Горбачеву даже пришлось провести ему в квартиру телефон, чтобы сообщить, что его освобождают.
Как и у Сахарова, у Навального есть сильная, речистая и напористая жена. Но если посыл Елены Боннэр распространяли главным образом иностранные журналисты, Навальные пользуются всеми благами социальных сетей. Коммуникации изменились до неузнаваемости, а с ними и расклад сил. Если Кремль не отключит интернет — а пока что он ограничился выборочным мониторингом — замолчать Навального не заставят. В событиях, приведших к его медицинской эвакуации в Германию, много неясного, но его голос все же был услышан. Он стал первопроходцем политики в интернете, и у него есть команды по всей России, которые сохранят его «виртуальное» присутствие, даже если его самого каким-то образом заставят «исчезнуть».
Однако шансы Навального свергнуть нынешний порядок в России не следует преувеличивать. Он устойчивее, чем может показаться, и Навальный — возможно, не тот, кто сможет добиться перемен: его поддержка до недавнего времени измерялась однозначными цифрами. Но толпы, которые он смог собрать в минувшие выходные по всей России, и его популярность среди подрастающего, первого полностью постсоветского поколения должны заставить Кремль задуматься — возможно, это предвестники новой России.
Как и в 1980-х, между США и Европой назрел раскол насчет того, как вести себя с Россией. Джо Байден, как и следует ожидать от новоиспеченного президента США, придерживается жесткой линии. Верховный же представитель ЕС Жозеп Боррелль на этой неделе заявил, его запланированная на февраль поездка в Россию состоится, несмотря на арест Навального. «Я не разделяю мнения, что когда дела идут плохо, можно не разговаривать, — сообщил он журналистам в Брюсселе. — Наоборот, это момент, когда говорить надо еще больше». Еще он отметил, что было бы славно посетить Москву до марта, когда Совет ЕС будет обсуждать политику в отношении России.
Возможно, это обсуждение предвосхищает сдвиг в политике ЕС от жесткого подхода, преобладавшего с момента российской аннексии Крыма в 2014 году. Это происходит, во-первых, потому, что без видимых изменений в «российской» политике США нет смысла ждать, что сформируется некий общий трансатлантический фронт, а во-вторых, потому, что изменилась расстановка взглядов внутри ЕС. Уход Великобритании лишил восточную и центральную Европу надежного союзника против России. А Франция, Германия и Италия, наоборот, недавно заговорили о том, чтобы пустить Россию внутрь «с мороза» — опасаясь, что может наступить момент, когда гарантии безопасности США иссякнут.
США же, возможно, вступают в стадию, когда их внешняя политика более знакома и близка Европе, чем раньше, да и сам Байден — продукт той самой, предыдущей эпохи. Но, несмотря на все внешнее сходство, мир сильно изменился с 1980-х годов — и Россия изменилась больше многих других. Вернуться к предпосылкам прошлого и отрицать эти перемены было бы огромной, даже исторической ошибкой.
