Миссия Всемирной организации здравоохранения в Китае, цель которой заключалась в установлении происхождения COVID-19, началась не очень удачно. Поэтому неудивительно, что и отъезд этой группы из КНР прошел не очень гладко. Состоявшуюся 9 февраля в Ухане пресс-конференцию по подведению итогов поездки в Китае широко приветствовали, а в других странах критиковали.
Во время пресс-конференции руководитель программы ВОЗ и глава делегации Питер Бен Эмбарек (Peter Ben Embarek) и член этой группы Марион Купманс (Marion Koopmans) высоко оценили содействие Китая во время проведения расследования, которое длилось четыре недели. Они назвали «крайне маловероятной» версию о лабораторном происхождении SARS-CoV-2, заявив, что больше их команда не будет заниматься исследованием данной гипотезы. Вместе с тем, они не исключили возможность того, что вирус попал в Ухань на поверхности замороженных продуктов. Эту версию активно продвигают китайские средства массовой информации, так как она позволяет предположить, что вирус был завезен откуда-то еще.
Некоторые журналисты и ученые назвали такие выводы двойной победой Китая и потребовали новых доказательств для отказа от теории лабораторного происхождения коронавируса. 12 февраля генеральный директор Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) Тедрос Адханом Гебрейесус публично выступил против выводов этой команды, заявив, что «будут изучаться все гипотезы» о происхождении пандемии. Между тем, средства массовой информации предположили, что делегация ВОЗ была разочарована, когда ее лишили доступа к определенным данным, например, о китайских пациентах с респираторными симптомами, которые могут указывать на ранние случаи заражения COVID-19.
ВОЗ на следующей неделе намерена опубликовать краткий отчет о выводах рабочей группы. Полный отчет появится позднее.
Журнал «Сайнс» (Science) в субботу взял видеоинтервью у Бена Эмбарека после его возвращения в Женеву. Этот эпидемиолог и специалист по продовольственной безопасности имеет опыт работы в Китае, потому что с 2009 по 2011 годы он возглавлял представительство этой организации в Пекине. А еще у Бена Эмбарека есть немалый опыт борьбы с коронавирусом, так как он возглавлял деятельность ВОЗ по изучению животного происхождения вируса ближневосточного респираторного синдрома после его появления в 2012 году.
Бен Эмбарек выступил в защиту широко обсуждаемой пресс-конференции, объяснив, что на самом деле гипотеза об утечке коронавируса из лаборатории его коллегами не исключалась. Он подвел итоги того, что удалось узнать о времени, месте и способе первоначального заражения человека SARS-CoV-2. Вопросы и ответы интервью отредактированы ради краткости и ясности.
Кай Купфершмидт: Каковы самые неожиданные ваши впечатления от этой поездки?
Питер Бен Эмбарек: Все четыре недели были переполнены чувствами, эмоциями и ощущениями. Степень внимания внешнего мира к нашей работе была особенной. Посещение лабораторий, а также посещение рынка, который закрыт уже год, были очень важны и полезны для лучшего понимания обстановки. Очень запоминающимися были и некоторые наши встречи с пострадавшими от covid-19 и с родственниками жертв.
— Давая в пятницу пресс-конференцию в Женеве, генеральный директор ВОЗ Тедрос Адханом Гебрейесус как будто вступил с вами в противоречие, заявив, что по-прежнему «будут изучаться все гипотезы» касательно происхождения SARS-CoV-2. Назвать «крайне маловероятной» версию о лабораторном происхождении SARS-CoV-2 было ошибкой?
— Нет. Для начала мы проследили все возможные пути проникновения вируса в организм человека в конце 2019 года. Одной из гипотез было чрезвычайное происшествие в лаборатории. Еще была гипотеза о прямом заражении от животного. Были и разные другие версии о промежуточных переносчиках из числа животных.
По каждой из этих гипотез мы старались установить факты, посмотреть, какие у нас имеются доводы, после чего мы переходили к анализу и оценке каждой гипотезы. Большим шагом вперед было то, что мы убедили китайских коллег анализировать и оценивать такие гипотезы на основании тех фактов, которые имелись у нас, хотя их было не так много. Да, несчастные случаи происходят в лабораториях по всему миру, и они случались в прошлом. Другой факт заключается в том, что в Ухане и поблизости от него есть несколько соответствующих лабораторий, которые работают с коронавирусом. Помимо этого, у нас было мало фактов в плане оценки данной гипотезы в качестве возможного варианта.
— Но что заставило вас назвать «крайне маловероятной» версию о лабораторном происхождении вируса? Вы что-то узнали, и по этой причине данная версия стала менее вероятной?
— Не следует чрезмерно зацикливаться на формулировках. Мы рассматривали разные варианты. В какой-то момент мы подумали: может, нам создать что-то типа рейтинга, поставив на первое место самую маловероятную гипотезу, а на пятое наиболее вероятную? Или лучше использовать цвета? А может, лучше найти какую-то другую шкалу оценок? В итоге мы создали оценочную шкалу из пяти фраз: «крайне маловероятно», «маловероятно», «возможно», «вероятно», «очень вероятно». Это в большей степени иллюстрация того, как данные гипотезы помогают нам организовать планирование будущих исследований.
— Но мой вопрос о том, узнали ли вы что-то новое в Китае. Вы побывали там, и есть ли у вас сейчас больше оснований, чем прежде, говорить, что это «крайне маловероятно»?
— Да. У нас были продолжительные встречи с сотрудниками уханьского института вирусологии и других лабораторий в Ухане. Они открыто говорили об этих предположениях. Мы спрашивали: что вы сделали за прошедший год, чтобы опровергнуть эти утверждения? Что вы сами создали в плане аргументации? Вы проводили у себя проверки? Вы просматривали свои записи, свою отчетность? Вы проверяли свой персонал? Они объясняли, как работали, какая у них существует система проверок. Они задним числом взяли анализы крови у своих сотрудников. Они проверили образцы, взятые в начале 2019 года и в 2020 году. Было много дискуссий, которые были бы невозможны, не приедь мы в Ухань. У нас, к сожалению, не было свидетельств посторонних людей в подтверждение звучащих заявлений. Наверное, это и склонило чашу весов. То, что мы увидели и обсудили, дало нам гораздо больше уверенности в правильности наших оценок. Мы пришли к единодушному мнению, что сценарий утечки из лаборатории маловероятен.
У нас также были трудности с организацией будущих исследований в составе нашей совместной группы с целью изучения утверждений о лабораторном происхождении. Ведь если вы хотите глубже изучить такую гипотезу, вам нужен другой механизм. Нужна официальная проверка, а у нашей группы не было таких полномочий, как не было средств и возможностей для ее проведения. Это была еще одна причина, почему мы не могли двигаться вперед и проводить следующую серию исследований в данном направлении. Но мы назвали эту гипотезу крайне маловероятной, а это не то же самое, что назвать ее невозможной. Мы не закрываем двери.
— Значит ли это, что расследование будет продолжаться, просто этим будете заниматься не вы, не ваша команда?
— Мы не намерены заниматься этим в ближайшие недели и месяцы. Но наши оценки изложены, тема остается. Для меня это большое достижение, потому что в прошедшем году даже обсуждать это не было никакой возможности, не было возможности включить это в повестку каких бы то ни было переговоров и встреч.
— Кто-то еще будет проводить это расследование?
— Не забывайте, что отчет является результатом совместной работы китайских и зарубежных специалистов. Если кто-то еще желает заниматься этой гипотезой, пожалуйста; ее открыто обсуждают, она находит признание. Как я уже говорил, эта команда и даже ВОЗ в целом не смогут в одиночку продвинуться в данном направлении. Я думаю, это должны быть действия в масштабах ООН по согласованию с другими странами-членами, если мировое сообщество захочет заниматься этой версией.
— Может, на пресс-конференции в Ухане было бы лучше говорить менее определенно? Большинство журналистов, и я в том числе, поняли это так, что такая гипотеза исключается.
— Позвольте выразиться предельно ясно. То, что мы назвали данную гипотезу крайне маловероятной, не означает, что она исключается… В докладе мы заявляем, что все эти оценки гипотез будут изучаться и анализироваться на регулярной основе. Если появятся новые доказательства, делающие ту или иную гипотезу более вероятной, мы можем заняться ее анализом снова. Эта работа не завершена, она продолжается.
— Вы изложили еще один сценарий. Будто бы вирус мог распространиться через замороженные продукты. Чем это подтверждается?
— Такой сценарий интересен из-за того, что мы обнаружили на рынке Хуанань. Это оптовый рынок, где в больших количествах продаются замороженные и охлажденные продукты. Это продукция животного происхождения, мясная продукция, морепродукты. Мы знаем, что на замороженных продуктах вирус сохраняется очень долго. Китай в последнее время сообщает о новых случаях, когда вирус был изолирован, а они получали положительные образцы анализов, взятых с импортных замороженных продуктов.
Но это происходит в 2020 году, когда вирус широко распространился по миру, когда во всем мире отмечается множество вспышек на пищевых предприятиях. Вероятно, это исключительная редкость, потому что из 1,4 миллиона проб, взятых на сегодня в Китае, положительные результаты только в нескольких десятках случаев. Но такая вероятность существует, и поэтому ее надо исследовать. Но мы должны отделить ситуацию 2020 года с импортными продуктами в Китае от ситуации 2019 года, когда такой путь завоза вируса был невозможен. В то время не было многочисленных вспышек covid-19 на пищевых предприятиях в разных странах мира.
Есть гораздо более вероятный сценарий. Некоторые торговцы на рынке Хаунань торговали выращенными на фермах дикими барсуками, бамбуковыми крысами, кроликами, крокодилами и многими другими животными. Известно, что некоторые из этих животных уязвимы для заражения вирусом атипичной пневмонии. Часть из них была привезена с ферм из провинций, где коронавирус был найден у летучих мышей. Это провинции Гуандун, Гуаньси, Юньнань. Возможно, некоторые животные заразились на этих фермах, а потом привезли вирус на рынок.
Надо вернуться к поставщикам и к фермам, и изучить, какие виды там были. Была ли там смесь видов? Регулярно ли завозились на фермы новые животные на племенное поголовье и в иных целях? Откуда шли поставки этих животных? И конечно, надо провести тщательное тестирование и исследование всех этих животных, мест их пребывания и окружающей среды.
Что касается летучих мышей, в последние недели мы получаем все новые доклады об интересных вирусах из Таиланда и из Камбоджи. Мы бы хотели также изучить популяцию летучих мышей в более обширном ареале. Если мы найдем больше вирусов, это поможет нам сузить поиски эволюционного распространения коронавируса. А еще надо провести более систематическое изучение других видов животных, представляющих интерес, в частности, в Китае. Это те животные, которые, как нам известно, наиболее подвержены заражению: норки, енотовидные собаки, лисы. Есть целый ряд фермерских хозяйств, представляющих для нас интерес.
— Как вы продвигаетесь в этом направлении?
— Мы обсуждаем дальнейшие шаги, выдвигаем идеи и стратегии, обсуждаем, что хотели бы сделать члены китайской группы, и что хотели бы сделать мы. Но по поводу самых логичных будущих исследований у нас полное согласие. Мы не хотим, чтобы все и сразу начали проверять миллионы животных в этих местах, потому что это будет бесполезная трата ресурсов, которая не даст результата.
— На пресс-конференции вы сказали, что до декабря 2019 года не было масштабного распространения вируса, и что вы в этом убедились. Но были сообщения о том, что Китай не изложил все данные по 92 пациентам, у которых в 2019 году были похожие на грипп симптомы. (Одна из участниц команды написала в Твиттере, что ее высказывания на эту тему были искажены.) Насколько вы уверены, что до декабря 2019 года не было распространения этого вируса, каких данных пока недостает, и почему?
— Часть работы заключается в поиске более старых случаев заболевания, раньше начала декабря. Для этого надо изучить данные различных систем наблюдения. Перед нашим приездом китайские коллеги идентифицировали 72 000 случаев из системы наблюдения за гриппозными заболеваниями, пневмонией и повышенной температурой. В принципе это могли быть случаи заболевания covid-19. Они попытались применить некие логические критерии в попытке сузить круг поисков, чтобы определить те случаи, которые стоит исследовать дальше. Таким образом, они вышли на цифру 92. Они изучили период времени с октября по декабрь 2019 года, и среди этих 92 случаев заболеваний не было кластеров с общими признаками. Потом они использовали серологические анализы (в поисках антител против прежних случаев заражения SARS-CoV-2). Им удалось проверить 67 пациентов из 92. Остальные были недоступны, умерли, или их не удалось отыскать. Все 67 анализов дали отрицательный результат.
Мы проанализировали всю эту работу и предложили дальнейшие исследования. Идея сейчас заключается в том, чтобы посредством других стратегий лучше оценить эти 67 случаев из 92. Например, для этого нужно также сделать серологические анализы по некоторым подтвержденным случаям заражения от декабря 2019 года. Если результаты будут положительные, появится больше уверенности, что эти 92 случая действительно отрицательные. Если часть из этих подтвержденных случаев даст теперь отрицательный результат, то появятся сомнения в ценности серологического анализа.
Есть еще один важный момент в том, как 72 000 случаев мы сократили до 92. Возможно, были применены слишком строгие критерии. Может, стоит повторить весь процесс и найти менее жесткий набор критериев, чтобы в итоге получить 1 000 случаев или около того. А потом снова провести ту же самую оценку.
— Кое-кто говорит, что на эту тему были ожесточенные дебаты. Почему?
— Потому что мы хотели повторить все немедленно и иначе посмотреть на эти 72 000 случаев. Мы хотели вместе обсудить, какие критерии и процессы использовало каждое из медицинских учреждений, чтобы от 72 000 прийти к 92. Мы обсудили вопрос о том, можно ли это сделать сейчас, или следует немного подождать. Это были обычные научные дебаты. Откровенно говоря, расстраивает то, что мы не смогли быстро сделать новые анализы. И не забывайте, что условия были по-настоящему сложные. Мы были на карантине четыре недели, не могли свободно перемещаться, и так далее. В таких условиях неудивительно, что у нас возникли разногласия. И они сохраняются. Мы планируем эту работу на будущее, так что снимать ее с повестки нельзя.
— Были ли какие-то другие столь же напряженные дебаты?
— Cамые жаркие дебаты были как раз во время исследований. Конечно, было много обсуждений и споров о формулировках в отчете: как сформулировать выводы, как описать полученные результаты. Об этом нельзя забывать, потому что на миссию оказывалось давление со стороны внешнего мира, со стороны Китая, со стороны других заинтересованных сторон. Так что это был очень щекотливый вопрос.
— Если посмотреть на все это в совокупности, что мы знаем? Каков на сегодня наиболее вероятный сценарий, как и когда начал распространяться SARS-CoV-2?
— Сейчас понятно, что во второй половине декабря в Ухане этот вирус получил широкое распространение. Рынок на тот момент особого значения уже не имел, потому что вирус циркулировал по всему городу. Для меня это важный вывод. Раньше у нас складывалась другая картина. Случаи заболевания за пределами рынка демонстрировали различия в последовательностях. Нам до сих пор неясно, указывает ли это на множественные случаи проникновения вируса в город, или это было единичное проникновение, случившееся немного раньше, но давшее распространение в разных частях Уханя. Но все это указывает на следующее. Население этого района начало заражаться вирусом в период с октября по начало декабря, скорее всего, в конце ноября, незадолго до обнаружения самых ранних случаев инфекции. Но маршрут проникновения по-прежнему остается загадкой.
— На вас смотрит весь мир. Вы работаете в стране, которая играет по собственным правилам. Не может ли случиться так, что если вы сконцентрируетесь на науке, то в итоге проявите политическую наивность? Кое-кто говорит, что пресс-конференция в Ухане стала по сути дела победой для китайского государства в плане пиара.
— Политика постоянно присутствовала на другой стороне стола во время нашей работы. С нами работало от 30 до 60 китайских коллег, и значительная часть из них не были учеными, не были специалистами из сферы здравоохранения. Мы знаем, что к научной группе было приковано пристальное внимание других организаций. Так что политика присутствовала там постоянно. Мы не наивны, и я не был наивен, оценивая ту политическую обстановку, в которой нам предстояло работать, и в которой, давайте скажем честно, нашим китайским коллегам приходится работать постоянно.
Я не думаю, что пресс-конференция стала пиар-победой для Китая. Полагаю, что результаты работы нашей миссии стали победой для международного научного сообщества. Нам удалось найти способы для проведения исследований, которые в противном случае были бы невозможны. Политизация всех этих событий в прошлом году никому не пошла на пользу. Но я думаю, что мы сделали все в лучшем виде.
