«Дед Иван» — это не мифическая фигура, а реальная личность — великий князь Московский Иван III. Из школьных учебников мы знаем, что стремление России к Царьграду и проливам, и, следовательно, к прилегающей части Балканского полуострова и Малой Азии с компактным православным населением, проистекает из экономических и военных императивов выхода к «теплым» морям, чтобы иметь в распоряжении незамерзающий порт. В XV веке Московское княжество было континентальным государством; оно обеспечивало свои торговые отношения по суше в основном при посредничестве потомков Волжской Булгарии на Востоке и купцов из городов Ганзейского союза на Западе. Лишь в конце XIX века Россия начала строить безопасный и незамерзающий порт в районе Мурманска, обеспечивающий ей свободный доступ к мировому океану.
У претензий России к Царьграду были законные основания. После падения Византии в 1453 году многие византийские сановники и книжники нашли убежище в единственном значимом тогда православном государстве — Московском княжестве. В растущей мощи объединенных русских княжеств под скипетром московского правителя они видели возможность изгнания агарян из Константинополя и восстановления православной Византии.
В исторической литературе самым ярким воплощением формирующейся идеологии преемственности с Византией считается новый герб — двуглавый орел, и новый титул — Великий князь. Первым до сих пор установленным историческим свидетельством этого считается печать с двуглавым орлом на одной из грамот, выданных Иваном III в 1497 году. С конца XV века двуглавый орел стал считаться государственным символом России. Именно во времена Великого князя Московского Ивана III (1440-1505) возникли идеи, которые впоследствии окончательно сформировали официальную идеологию Русского православного государства.
Наибольшую поддержку в исторической литературе получило мнение, что заимствовании двуглавого орла из Византии в качестве государственного символа состоялось после того, как Иван III, овдовевший в 1467 году, женился на Зое (Софии) Палеолог — племяннице последнего византийского императора Константина XI Палеолога, погибшего в 1453 году в битве с турками при обороне Константинополя. Таким образом, в силу кровного родства русский престол стал считаться правопреемником византийского. Идея этого брака принадлежала Папе Римскому — он надеялся, что сможет заставить князя Московского принять унию. Отец Зои, Фома Палеолог, был последним деспотом Мореи (Пелопоннес). Вместе со своей семьей он бежал в Италию от наступающих турецких полчищ, где пользовался покровительством Папы. Переговоры о браке с князем Московским длились три года. 12 ноября 1472 года, посоветовавшись с матерью, боярами и московским митрополитом, князь женился на Зое, принявшей имя София, в Успенском соборе Кремля. Однако намерения папского двора использовать Софию, чтобы убедить Ивана III признать унию, провалились.
Концепция непрерывности и правопреемстве власти Великого князя от византийских императоров, скорее всего, появилась после 1472 года, то есть после женитьбы на племяннице последнего императора Константина XI Палеолога. Это отражено в рукописи «Изложение Пасхалии» митрополита Московского Зосимы: по словам автора, сам Бог поставил Ивана III — «нового царя Константина новому граду Константину — Москве и всей Русской земли и иным многим землям государя». Концепция о «Москве- третьем Риме» была окончательно сформирована Филофеем, старцем псковского Спасо-Елеазарова монастыря, жившего во времена правления великого князя Василия III, сына Ивана III от брака с Софией Палеолог.
Для нас, болгар, важно знать, что София — праправнучка царя Ивана Асена III и деспота Вельбужд Деяна. Таким образом, она является потомком не только династии Палеологов, но и Асени и Комитопулов (династии болгарских царей — прим.пер.) по материнской линии. Вероятно, кровное родство Софии с потомками последних болгарских царей мотивировало неизвестного автора рукописи того времени при перечислении земель, которыми правил Иван III, включить и болгарские: «Иоанн, божией милостию Государь всея Руси и Великий Князь Владимирский, Московский, Новгородский, Псковский, Тверской, Югорский, Пермский, Болгарский и иных» — отмечают авторы недавно вышедшей «Истории России» А.С. Орлов и В.А. Григорьев.
Таким образом, надежды болгар на избавление от османского ига стали обращаться к формирующейся геополитической силе — Великому княжеству Московскому. Для сравнения: всего через три года после завоевания Константинополя 150-тысячная армия султана Мехмеда II Фатиха («Завоевателя») была разбита в битве при Белграде 10-тысячной армией трансильванского герцога Яноша Хуньяди. В течение нескольких недель церковные колокола в Центральной и Западной Европе торжественно звенели в честь трансильванского воеводы, которого Папа провозгласил «спасителем Европы». У потомков болгарских бояр, нашедших убежище на чужбине, появились надежды на восстановление болгарской государственности. Однако в народной памяти нет мифа о возможном освободителе «Деде Яноше», но есть миф о «деде Иване». Просто потому, что последнее связано не только со славянскими традициями и православием, но и с растущей мощью Московского княжества, за последующие два столетия превратившегося в крупнейшее мировое государство, с военной мощью которого европейским монархам приходилось считаться.
Еще с XV века болгары и другие христианские балканские народы начали верить в освободительную миссию России. После побед русского царя Ивана IV Грозного над татарами в Казани и Астрахани эта вера только укрепилась. Его слава распространилась по болгарским землям благодаря местным монахам, посещавшим Россию для сбора милостыни. По возвращении в Болгарию они рассказывали о силе русского государства и великолепии русских церквей и заверяли, что Россия придет на помощь порабощенным болгарам. Согласно обширному исследованию митрополита Варненского и Великопреславского Кирилла, в XVI веке на болгарских землях, находящихся под властью Османской империи, в церковных литургиях начали упоминать имя Ивана IV Грозного — «единственного православного царь». А Патриарх Александрийский Иоаким призывал Ивана IV Грозного освободить православные народы, для которых он был их единственной надеждой. С конца XVII- начала XVIII в. эта надежда была включена в служебники Русской православной церкви; в них содержатся молитвы «об освобождении православных христиан от ига агарян».
Среди болгар эту надежду все более подпитывали и утверждали победоносные войны России с Османской империей во времена правления императрицы Екатерины Великой. А когда русский полководец Дибич-Забалканский успешно пересек Балканский хребет и дошел до Адрианополя, после чего православные народы — сербы и греки — восстановили свою государственность (хотя и не на всех своих территориях), у болгар не осталось сомнений, что скоро наступит их черед, что именно благодаря русскому оружию они вскоре получат свою свободу.
Таким образом, зарождение русофильства среди болгарского населения, стонущего под гнетом турок, было естественным следствием хода исторического развития. После падения Болгарского царства под властью Османской империи часть бояр была убита, другая часть, чтобы выжить, перешла в ислам. Подобная участь постигла все болгарское население. Так часть болгар, сумевших сохранить православную веру, осталась без лидеров.
Народ стал связывать свою надежду на избавление от ига агарян прежде всего с растущей силой русского православного государства. Эта надежда постепенно переросла в твердое убеждение, вписанное в ценностную ориентацию народных масс, в философию и поведение болгарина.
