Эстония является одной из тех немногих стран, к которым пандемия отнеслась снисходительно. Об этой небольшой балтийской республике писали на страницах таких газет, как The New Yorker и The Atlantic, причем не столько о том, как она справлялась с пандемией, сколько о том, как компьютеризация страны помогла экономике страны пережить тяжелейшие моменты карантина. С января у страны появился еще один повод для гордости: это единственная страна в мире, где во главе исполнительной власти стоят две женщины: премьер-министр Кая Каллас и президент Керсти Кальюлаид.
В этот понедельник Кальюлаид посетила Испанию, чтобы отметить столетнюю годовщину установления двусторонних отношений. Во время визита у нее была запланирована встреча с Филиппом VI, председателем правительства Испании Педро Санчесом и министром иностранных дел Аранчей Гонсалес Лайей. В середине насыщенного дня она дала интервью СМИ. Через полчаса, не снимая маску ни на минуту, Кальюлаид рассказала газете «Конфиденсьаль» о кризисе covid-19, о компьютеризации и обороне.
Эстония с населением (1,3 миллиона человек) и площадью (45 000 км2) сравнимыми с Арагоном, также является ключевым геополитическим фронтом Европейского Союза. Близость к России, с которой у нее до сих пор есть территориальные споры, сделала ее одним из самых убежденных сторонников увеличения оборонных расходов НАТО. «Мы должны знать, как соблюдать наши собственные соглашения», — настаивает Кальюлаид. Биолог по образованию, она стала президентом неожиданно для себя, проработав перед этим 12 лет на скромной должности в Европейском суде аудиторов в Люксембурге.
Энрике Андрес Претель: Сегодня 8 марта, Международный женский день. Эстония — единственная страна, которой управляют две женщины. Существует ли особый женский способ управления?
Керсти Кальюлаид: Нет. Из социологии нам известно, что различия внутри групп могут быть более существенными, чем между разными группами. Не существует ни мужского, ни женского лидерства. Тем не менее, на деле этого равенства нет. Одним из примеров является разница в заработной плате, которая в Эстонии по-прежнему является одной из самых высоких в Европе. В любом случае, две женщины у власти будут влиять на будущие поколения. Если школьники будут мечтать быть президентами, то представлять они будут именно женский образ, так как это то, что они видят в реальной жизни. Приятным совпадением является то, что 8 марта, в Международный женский день, мы отмечаем столетие дипломатических отношений между Испанией и Эстонией.
— Как выглядит кризис европейской программы вакцинации в Эстонии? Соединенные Штаты и Великобритания превосходят Европу по доле вакцинированных людей. Вы критиковали поставку вакцин фармацевтическими компаниями.
— Я рада, что у нас есть европейская программа вакцинации. Конечно, меня беспокоит то, что фармацевтические компании не выполняют условия контрактов. Я не знаю, почему так происходит. Без европейской программы вакцинации небольшие страны, такие как Эстония, столкнулись бы с серьезными проблемами в получении вакцин. Я настроена критически и ценю то, что Европейская комиссия взяла на себя такую ответственность, так как ЕС не имеет социальной опоры. С административной точки зрения, это, должно быть, было очень трудно для Комиссии, потому что у нее нет ресурсов для того, чтобы справиться с подобным кризисом. Они сделали все, что могли.
— Прошел год с тех пор, как в Европе началась пандемия. Что, по вашему мнению, стало самой большой ошибкой Эстонии в борьбе с пандемией? Что стало главным уроком?
— Как и везде: соблюдение ограничений. Где-то нужно провести черту. Многие будут спрашивать, почему именно здесь, а не где-то еще. Например, если вы закрываете кинотеатры и театры, почему бы вам не закрыть музеи? Если вы закрываете музеи, люди могут сказать: «Правда? Но ведь людей мало, Эстония — не густонаселенная страна, зачем их закрывать?». Люди ставят под сомнение многие из этих решений, и очень важно знать, как общаться с ними прозрачным и эффективным образом. Также люди хотят, чтобы политики рассказали им, что их ждет дальше. Хотя в этом кризисе предугадать что-либо было невозможно. Даже если граждане критикуют принятые меры, они понимают, что время было сложным.
Эстонская медицинская система продержалась весь год, ни одна больница не была перегружена. Сейчас нам сложно, но пока рано паниковать. Смертность в Эстонии ниже заболеваемости. Мы полагаем, что это происходит потому, что доступ к системе здравоохранения чрезвычайно быстрый. Никто не должен долго ждать, чтобы пойти к врачу. Тем не менее, ситуация остается трагической для тех, кто потерял близких.
— Эстония является передовой страной в области компьютеризации и электронного государственного управления. Какие рекомендации Вы бы дали остальным странам ЕС?
— Европе удалось создать конкурентные преимущества в двух важных областях экономического развития. Причем по большей части случайным образом. Это единственная развитая экономика, где каждый гражданин имеет электронное удостоверение личности. Есть много услуг, которые можно развивать на этой основе, нужно лишь сделать следующий шаг. Когда эстонские водители грузовиков выходят из нашей цифровой экосистемы, многие из них сходят с ума, потому что в некоторых странах им приходится стоять в очередях, платить за проезд и так далее. Благодаря нашим электронным удостоверениям личности, трудности мы испытываем лишь за пределами Эстонии. Мы ввели единую систему рецептов с Португалией. Это значит, что, если мне выписали рецепт в Эстонии, я могу спокойно купить лекарства в Лиссабоне. В Европе мы создали нечто уникальное, чего нет ни в США, ни в Канаде, ни где-либо еще.
— Что касается Испании, как Вы думаете, существуют ли технологии, способные оцифровать данные так же быстро, как это получилось у Эстонии? В бюрократическом аспекте Эстония живет в будущем.
— У вас есть электронное удостоверение личности? Сколько электронных услуг можно получить с помощью такого удостоверения?
— Лишь некоторые. Некоторые услуги все равно приходится получать лично. При этом электронные услуги оказываются гораздо медленнее, нежели в Эстонии.
— У вас есть основа для компьютеризации государственного управления, вам лишь необходимо ее развить. Это намного проще. В Швейцарии, например, население на референдуме отказалось от цифрового удостоверения личности. Как только у вас есть основа, все зависит лишь от спроса граждан. Если люди все равно предпочитают ходить в офисы и стоять там в очереди, то компьютеризировать процесс будет сложнее. Для компьютеризации население должно доверять правительству. Такая политика приведет к сокращению рабочих мест в органах государственного управления. В то же время, для компьютеризации необходимо привлечение множества специально подготовленных специалистов.
Для компьютеризации необходимы не люди, которые способны заполнить налоговую декларацию от руки, а специалисты, которые помогут вам правильно заплатить налоги. Многие «мошенники» совершают ошибки не потому, что хотят этого, а потому, что не знают, что действуют неправильно. Они не понимают правил. Будут созданы новые, более инновационные рабочие места, которые принесут обществу пользу. В скором времени общество будет меняться: мы к этому подготовлены, и люди не останутся без работы. Я оптимист.
— Как Вы видите текущую ситуацию в НАТО? Поддерживаете ли Вы инициативы, предложенные Дональдом Трампом?
— Это не инициативы Дональда Трампа, а решения европейских стран-членов НАТО в 2014. Он к этому ни в коем случае не причастен.
— Тем не менее, именно он заявил европейским странам, что они платят недостаточно.
— Это наша вина. Мы должны соблюдать наши собственные соглашения. Я бы не стала связывать это с Трампом. Я рада слышать, как Йенс Столтенберг [Генеральный секретарь НАТО] заявил, что бюджет НАТО пополнился на 100 миллиардов евро, так как некоторые страны вносят в него почти 2% ВВП. Я бы хотела, чтобы НАТО направила часть этих денег на внедрение новых технологий и изучение факторов рисков.
— В последние месяцы, с появлением различных вакцин разразилась своего рода геополитическая война. Как будто мы можем выбрать вакцину. Что вы думаете о дебатах по поводу российской вакцины? Вы бы ей вакцинировались?
— Забавно, как легко европейские СМИ повелись на провокацию российских СМИ. Кажется, будто существует океан из доз российской вакцины, в который заходишь и сразу же вакцинируешься. Его не существует! Они не могут вакцинировать миллионы людей. Их потенциал для производства вакцин намного меньше. Им даже не удалось вакцинировать тот процент населения, который удалось вакцинировать нам. Это все политическая пропаганда. С другой стороны, если Европейское агентство по лекарствам определит, что «Спутник» — это безопасная вакцина (я думаю, что существует высокий шанс, что это произойдет), то, конечно, мы ее закупим. Я читала, что они продали 300 миллионов доз, но до сих пор им удалось произвести лишь пару миллионов. Они не самые крупные производители вакцины, и они уже столкнулись с некоторыми проблемами.
— Вы думаете, России удается заставить нас о ней говорить?
— Кажется, да. Именно поэтому я пытаюсь изменить вашу траекторию мышления.
— Некоторые европейские аналитики и политики призывают ЕС усилить санкции против России после покушения на лидера российской оппозиции Алексея Навального. Какова Ваша позиция? После поездки Жозепа Борреля в Москву многие политики в Эстонии были не очень довольны его выступлением.
— Нам не понравилось, как была подготовлена поездка и как она прошла. Мы осознаем ценность и необходимость разговора с Россией. Мы должны руководствоваться европейскими принципами и стоять на своем. Украина, Грузия, Навальный, Белоруссия — когда вы говорите с россиянами, необходимо поднимать именно эти темы. Это чрезвычайно важно. Но это не значит, что мы не пытаемся с ними сотрудничать. Мы соседи. Мы должны заниматься многими техническими вопросами. Что касается Навального, то нанесение вреда согражданам химическим оружием противоречит международному праву. В чем же разница между Россией и Сирией? Дело в том же, что вы охотитесь на собственных граждан с помощью химического оружия. Если мы хотим соблюдать наши собственные законы о правах человека, мы должны установить санкции против такого поведения.
— В своих интервью Вы говорили, что власть России иногда преувеличена: ее экономика стагнирует, а демографические показатели падают. Как Вы думаете, это переоцененная сверхдержава? Так ли угрожает Россия Евросоюзу?
— Российская экономика не велика, и, хотя она много тратит на военные нужды, она не может тратиться на образование или здравоохранение. Страна сильно отличается от СССР времен холодной войны. Тогда глобальные риски были также региональными и все внимание было сосредоточено на нашем соседе. Сейчас ситуация совершенно иная: с глобальной точки зрения есть просто еще одна сверхдержава, которая еще не ясно заявила о своих намерениях в отношении будущего на международной арене.
Внимание должно быть пропорциональным. Это не значит, что Россия не является региональной угрозой. Поэтому силы НАТО в Польше или в Прибалтике являются сдерживающим фактором. И наш альянс способен очень быстро их увеличить. Мы должны быть готовы противостоять региональным угрозам и сотрудничать с нашими партнерами за Атлантическим океаном, с тем чтобы наши дети и внуки жили в мире, где царствует международное право, права человека и демократия.
— Может быть, речь идет не о России, а о Путине? Путин заставляет нас чувствовать себя под угрозой?
— Я согласна с вами в том, что мы говорим не о России, а о нынешнем российском правительстве.
— Как Вы думаете, Путин готов пойти дальше и пересечь эту черту?
— Если вы спрашиваете, думает ли Путин о нападении на членов НАТО, то мой ответ, конечно, будет — нет. Но на этом наша деятельность не заканчиваются: мы должны защищать Украину, Грузию, Белоруссию. Они не являются частью Евразийского союза, но их народы требуют демократии. Их видение будущего не обязательно должно быть связано с Европейским союзом. И мы должны уважать это. Но очень типично для россиян думать, что ЕС пытается расширить сферу своего влияния в Белоруссии. Это показывает, как они думают.
— Как Эстония относится к подъему Китая?
— Как и в случае России, я поддерживаю общение и хорошие отношения с Китаем. Разумеется, что касается Китая, то мы поддерживаем видение НАТО и Европейского союза. Вы знаете, что я думаю о Китае, потому что, как партнеры и союзники Испании, мы разделяем ваши взгляды.
— Вы сказали, что одна из самых серьезных угроз Эстонии — внутренняя угроза. Что вы имеете в виду?
— Когда происходит что-то хорошее, оно является таковым, потому что произошло из-за вас, но все, что идет не так, происходит по вине внутреннего или внешнего врага. И это может создать много проблем. ЕС — это экономический и политический союз, позволяющий государствам-членам регулировать отношения друг с другом. Но во многих случаях ее обвиняют в социальной несправедливости в других странах. Но ЕС тут ни при чем. После расширения в 2004 году все страны стали богаче. Возможно, за исключением Греции. Но как это богатство было использовано в сферах здравоохранения или образования?
Это не вина Европы, а вина правительств каждого государства, которое решает, как потратить деньги. Национальные политики обязаны защищать ЕС и не винить его в своих ошибках. В конце концов, если бы у нас не было ЕС, любые переговоры были бы гораздо сложнее.
— Раньше в правительстве Эстонии находились ультраправые политики. Популистская волна распространилась по всему континенту. Вы видите в этих движениях угрозу Евросоюзу?
— Да, потому что они влияют на права человека в каждой стране. Некоторые из этих популистских движений не уважают сексуальные меньшинства. Другие не уважают расовые меньшинства. Третьи не уважают женщин. Очень часто они не доверяют Европейскому союзу. Нам нужно стоять на своем. Я помню, как спорила с ультраправым политиком, который заявил, что ЕС станет федерацией. Я ответила ему, что это неправда. У нас есть Лиссабонский договор, который отнял у Комиссии много власти и передал ее Европейскому Совету. Если сравнить Комиссию с эпохой Романа Проди, то сейчас она носит более технический характер.
