Большие планы требуют людей, которые могут их реализовать. Проблема персонала была особенно острой для Петра Великого. Европейские советники убедили Петра в том, что его страна отсталая, что она застряла в средневековой ментальности, и в результате большую часть своего правления он занимался реализацией нескольких модернизационных инициатив, которые были направлены на то, чтобы Россия смогла «догнать» Запад. Для реализации своих реформ, — они включали создание военно-морского флота, введение налога на бороды и, наконец, направление миллиона крепостных на строительство города (он был назван его именем) на пустой болотистой местности, — ему требовалась солидная бюрократия и постоянная армия, способные справиться с требованиями молодой и приведенной им в порядок империи. Поэтому Петр сделал службу — военную или государственную — обязательной для представителей русской аристократии, а еще он ввел новую систему классов — Табель о рангах, согласно которой человек мог получить повышение в зависимости от продолжительности и качества своей службы.
В Табели о рангах было 14 классов — от коллежских регистраторов (это были служилые писари) в самом низу до канцлера, самого высокого гражданского ранга. Хотя Табель о рангах задумывалась как введение в современную меритократическую систему в России, на практике ее введение привело к резкому разрыву между классами, она не давала людям возможности работать в тех областях, которые не соответствовали их классу, а также привязывала социальный статус к названию и природе профессии человека. Вариант этой системы продолжал действовать в России до самой Большевистской революции 1917 года, и тем не менее в большей части литературных произведений XIX века государственная служба, — она структурировала почти все аспекты жизни, особенно в Санкт-Петербурге, столице России, — отходит на второй план, становится больше обычным явлением жизни, чем одним из аспектов литературных произведений, за исключением работ одного писателя — Николая Гоголя.
В новом собрании коротких рассказов и повестей Гоголя, переведенных Сюзанной Фуссо (Susanne Fusso), профессором российских исследований Уэслианского университета (Wesleyan University), читателю представлен знакомый набор характеров, — они, конечно же, отличаются друг от друга своим рангом, — из самых известных произведений этого украинского писателя, включая «Нос» (The Nose) и «Шинель» (The Overcoat). Среди героев есть титулярные советники, коллежские асессоры, главы отделов неназванных департаментов, а также чиновники, получившие недавно повышение (и ставшие вследствие этого невыносимыми). Короче говоря, этот сборник рассказов и повестей позволяет познакомиться со всеми возможными представителями помпезного и озабоченного своим статусом класса карьеристов-бюрократов. Можно сказать, что Табель о рангах определяет повествовательный ландшафт Гоголя, но также верно и то, что Гоголь, в свою очередь, иногда по-новому определяет эту классификацию чиновников для своих читателей. Вот что замечает по этому поводу профессор Ирина Рейфман (Irina Reyfman): «В значительной степени, то, как люди сегодня думают о мире государственной службы, определяется изображением этого материала в произведениях Гоголя».
Когда для самого Гоголя настало время вступить в ряды государственных служащих, он особого интереса к этому не проявил, или у него не хватило терпения для всей этой истории. Его средние оценки в киевском лицее означали, что после завершения обучения он был бы вынужден поступить на службу, имея 14-ый, то есть самый низкий ранг.
В 1828 году Гоголь переезжает из Украины в Санкт-Петербург, где начинает заниматься поиском работы: сначала он устроился в Департамент государственного хозяйства и публичных зданий, а затем в Департамент уделов Министерства внутренних дел. Вскоре после этого у него был обнаружен геморрой, это оказалось для него большой удачей и позволило ему уйти с работы, на которой ему приходилось проводить много времени за рабочим столом. «Я очень раз тому, что это произошло», — написал он одному своему другу.
В период свой работы в качестве государственного служащего Гоголь несколько раз с опозданием возвращался из отпуска, однако это, судя по всему, не оказывало большого влияния на его карьеру (на самом деле он получил повышение после одного такого нарушения). Он часто писал письма матери, рассказывая ей о своем незавидном положении и разочаровании системой в целом, а также о ее воздействии на жителей Санкт-Петербурга. «Никакой дух не блестит в этом народе, все служащие да должностные, все только толкуют о своих департаментах и коллегиях, все подавлено, все погрязло в бездельных, ничтожных трудах, в которых бесплодно издерживается жизнь их», — написал он в одном письме.
Хотя Гоголь писал по-русски, он родился в небольшой деревне в полтавской губернии, которая сегодня находится в центре Украины. Его мать принадлежала к польско-украинской аристократии, а отец писал пьесы на украинском для местного театра. В доме говорили на трех языках — его отец был подписан на польские и украинские газеты, а письма друг другу они писали на украинизированном русском языке.
«В действительности язык Гоголя отличается оригинальностью, — отмечает Фуссо в своем вступлении к сборнику. — Возможно, причиной этого является его украинско-русское двуязычие, эксцентричность его личности или комбинация факторов». Именно поэтому его считают «одним из самых непереводимых русских писателей». Фуссо пытается сохранить чувство «иностранности» (foreignness) в своем переводе на английский. Так, например, она использует иногда буквальные переводы, а не идиоматические выражения, характерные для изданного в 2011 году сборника рассказов и повестей, перевод которых был выполнен Ричардом Певиром (Richard Pevear) и Лариссой Волохонски (Larissa Volokhonsky).
Фуссо сохраняет ритм и мрачность повествовательного потока Гоголя, но при этом таким образом воздействует на язык, что английские и особенно американские читатели могут немного спотыкаться, читая ее переводы, что, в принципе, типично для читателей произведений Гоголя. Она достигает этого с помощью небольших вещей — например, она переводит фразу «низенького роста» не как «short stature», а просто как «short», или, она переводит выражение «начищенные ботинки» (polished boots) как «ботинки, которые она почистила» (последний пример взят из перевода Пивера и Волохонски). Возможно, эти примеры покажутся незначительными, однако в массе своей они создают в переводе тонкий намек на ту лингвистическую дистанцию, которую испытывают русские читатели при чтении прозы Гоголя.
Хотя характерные черты украинской культуры и идентичности вдохновляли первые произведения Гоголя, именно приезд в Санкт-Петербург зимой 1828 года позволил ему познакомиться с самым главным его предметом — российской государственной службой. Гоголю пришлось потратить почти целый год, — в основном он пытался воспользоваться помощью друзей семьи и разными знакомствами, — на поиски работы. Но еще до того, как ему удалось найти твердое место, у него стали появляться сомнения. Он начал писать матери взволнованные и эмоциональные письма о том, каким одиноким он чувствует себя в столице и какими бездушными оказались чиновники, с которыми он там встретился. «Но изжить там век, где не представляется совершенно впереди ничего, где все лета, проведенные в ничтожных занятьях, будут тяжким упреком звучать опустелой душе, — это убийственно!» (To fritter away one's entire existence in a place where absolutely nothing looms ahead, where years and years are spent in petty occupations, this would resound in one's soul as a heavy indictment-this would be death. Перевод Владимира Набокова).
Вскоре Гоголь начал растрачивать время попусту в качестве заместителя столоначальника в Департаменте Министерства уделов, и так продолжалось до 1831 года, когда он нашел работу учителя истории в Патриотическом институте, в школе для погибших армейских офицеров, он надеялся, что эта работа будет в большей степени его удовлетворять (однако начало его работы на новом месте принесло лишь разочарования). К этому времени он уже начал сочинять короткие рассказы, однако особой славы они ему не принесли. Его раннее увлечение немецким романтизмом воплотилось в опубликованной за свои деньги поэме «Ганц Кюхельгартен». Однако она была подвергнута столь жесткой критике, что Гоголь сжег все оставшиеся экземпляры, которые смог найти. Все изменилось в 1930 году, когда восстание против российской столицы в разделенной Польше способствовало созданию атмосферы подозрительности вокруг проживавших в Санкт-Петербурге поляков. Гоголь, опасаясь за свою собственную безопасность и место работы, попросил мать перестать в письмах к нему добавлять к фамилии ее польскую часть (а полная форма была Гоголь-Яновский).
Хотя политическая ситуация волновала Гоголя из-за его польских корней, она также создавала дополнительные возможности для него как для украинца. Вместе со своими соотечественниками, желавшими «подтвердить их счастливую принадлежность к братской восточнославянской православной империи», как отмечает исследователь Эдита Бояновска (Edyta Bojanowska), всю российскую империю захлестнула неожиданная волна интереса ко всему украинскому и позитивному. «Царские власти», как подчеркивает Бояновска, начали поддерживать «ограниченный украинский партикуляризм, поскольку видели в этом способ противодействия ирредентистскому польскому национализму», и Гоголь, воплощавший собой мост между украинской и русской культурами, мог сыграть определенную роль в этом деле.
Всплеск энтузиазма ко всему из Украины или об Украине способствовал созданию плодородной почвы для публикации его первого прозаического сборника под названием «Вечера на хуторе близ Диканьки» (1831), рассказчиком в которых выступает словоохотливый пасечник. Этот сборник, который иногда называют «Украинскими рассказами», сразу оказался успешным, поскольку, как отмечает Фуссо, в них автор «придерживался стереотипного образа счастливого, смеющегося народа, представителей которого тогда было принято называть малороссами».
Фуссо включила в свой сборник один из рассказов из «Диканьки». Он называется «Пропавшая грамота», а речь в нем идет об одном украинском казаке. Он напивается пьяным, а черт, воспользовавшись этим, крадет его шапку, после чего этот казак вынужден попытаться вернуть ее в игре в карты, и это довольно веселая история, где есть и темные леса и изменяющие свои обличье демоны, а заканчивается она всеобщим веселым танцем. Этот рассказ, а также рассказы из следующего сборника «Миргород» (1835) очень пришлись по вкусу снисходительной русской элите XIX столетия, что подтверждало предвзятое отношение к украинским соседям, живущим на периферии империи.
Со временем энтузиазм критиков поубавился. Набоков в своей опубликованной в 1944 году биографии Гоголя отмечает: «Мы должны благодарить судьбу (а также стремление автора к мировой славе) за то, что он не обратился к украинскому диалекту как к средству выражения, потому что в таком случае он был бы потерян. Когда я хочу, чтобы мне приснился настоящий кошмар, я представляю себе Гоголя, строчащего на малороссийском том за томом „Диканьки" и „Миргорода", о призраках, которые бродят по берегу Днепра, водевильных евреях и лихих казаках».
Набоков, эмигрировавший в соединенные Штаты в 1949 году, слишком хорошо знал, что такое давление и необходимость представлять свою настоящую идентичность издателям и читающей публике, и, возможно, он лишь проецирует в данном случае свои собственные страхи. Но верно и то, что Гоголь в своих более поздних произведениях полностью отказался от стиля «Диканьки». Как сам Набоков позднее стал нещадно критиковать американскую культуру в «Лолите», так и Гоголь позже тоже стал мастером разоблачения грехов адоптировавшей его нации. Вскоре использование сверхъестественного в его произведениях стало менее фольклорным мотивом и больше средством для описания каждодневной жестокости, связанной с бедностью и социальной изоляцией, с которыми он знакомился в российской столице.
Фуссо также включила в свой сборник три рассказа из опубликованного в 1835 году второго сборника «Арабески». Это своего рода пограничная работа, которая показывает его переход от откровенной готики к мягкой социальной сатире его главного периода — речь идет о рассказах «Невский проспект», «Портрет» и «Записки сумасшедшего». Вместе с двумя его более поздними рассказами «Нос» и «Шинель» эти произведения часто называют его «Петербургскими повестями». В них много героев, озабоченных своим рангом и статусом, они подтверждают уверенность Гоголя в том, что Санкт-Петербург является проклятым городом, городом искусственным и поверхностным, таким же тщеславным, как и царь, который дал ему свое имя.
В рассказе «Невский проспект» речь идет о помпезном лейтенанте по фамилии Пирогов, который считает, что его недавнее повышение в Табели о рангах должно гарантировать ему благосклонность любой женщины по его выбору. Когда жена сапожника отвергает его заигрывания, Пирогов «не мог понять, чтобы можно было ему противиться, тем более что любезность его и блестящий чин давали полное право на её внимание». Когда вмешивается ее муж и выгоняет его, Пирогов отправляется к властям в надежде отправить в Сибирь этого непослушного торговца (однако по ходу отвлекается на два слоеных пирожка и забывает обо всей этой истории).
В «Записках сумасшедшего» речь идет о мелком чиновнике Поприщине, титулярном советнике, который работает в неназванном департаменте (в воображении Гоголя все эти учреждения являются совершенно анонимными и взаимозаменяемыми). Профессиональное занятие Поприщина состоит в том, чтобы точить гусиные перья для директора — это и есть его работа, о чем и сообщает Фуссо в сноске: «Чиновник низкого уровня, выполняющий такого рода работу, иногда получает особое задание и затачивает перья таким образом, чтобы это отвечало особому вкусу его начальника». В этой истории автор показывает, как его герой постепенно превращается в сумасшедшего, а происходит это после того, как он влюбляется в дочку своего директора, в женщину, которая совсем не соответствует его рангу титулярного советника. Когда начальник отделения делает ему выговор за то, что тот «волочится за дочерью директора департамента», Поприщин говорит самому себе: «Я разве из каких-нибудь разночинцев, из портных или из унтер-офицерских детей? Я дворянин. Что ж, и я могу дослужиться. Мне еще сорок два года — время такое, в которое, по-настоящему, только что начинается служба. Погоди, приятель! Будем и мы полковником, а может быть, если бог даст, то и чем-нибудь побольше». В конце этой истории Поприщин совершенно лишается рассудка и убеждает себя в том, что является наследником испанского трона и живет в 2000 году.
Для современной аудитории, привыкшей к скрытым иерархиям и неписанным правилам в элитарной среде, Табель о рангах представляется почти освежающе транспарентной. Но, как напоминает нам Гоголь, сама по себе транспарентность может быть чем-то вроде маски. Меритократии всегда громко о себе заявляют, и именно так они заглушают голоса своих жертв. На поверхности система Петра кажется справедливой, — каждый имеет возможность сделать карьеру на службе. Однако это лишь подталкивает людей, склонных к проявлению жестокости по отношению к подчиненным, к тому, чтобы находить оправдание своих действий и мнений и даже считать их справедливыми.
Возможно, все это еще в большей мере относится к наиболее известному короткому рассказу Гоголя под названием «Шинель». Это грустная, мастерски написанная история о мелком чиновнике по имени Акакий Акакиевич, шинель которого украли во время холодной санкт-петербургской зимы. Ему нужна помощь в поиске своей шинели, и он обращается к высокопоставленным и влиятельным чиновникам, однако эти люди отмахиваются от него, они оскорблены тем, что Акакий с его низким рангом обращается к ним за помощью. «Как вы смеете! Знаете ли вы, с кем говорите?— говорит его разгневанный начальник. — Понимаете ли, кто стоит перед вами?» Согласно логике Табели о рангах, язык этого чиновника нельзя назвать снисходительным, это уважение к протоколу. Это Акакий виноват в том, что он нарушил протокол, он не использует правильные каналы и не признает установленного порядка вещей. В конечном итоге Акакий умирает от простуды, однако добивается отмщения уже после своей смерти: вскоре после его кончины в столице начинают распространяться слухи о призраке, который бродит по городу и срывает с людей шинели, не разбирая чина и звания.
Несмотря на важность Табели о рангах для рассказов Гоголя, его использование этой системы всегда является странным и непоследовательным. Он правдиво и точно показывает одержимость своих героев тем, какое место они занимают в существующей системе, однако лишь мимоходом и в общих чертах сообщает читателям о существующих рангах и классах. Как отмечает Рейфман, титул титулярного советника вряд ли смог получить такой человек как Акакий Акакиевич. «Очевидно, что служебные обязанности Акакия крайне незначительны, поэтому он просто не мог иметь такой чин». То же самое она находит в повести «Нос», в которой речь идет о том, как хвастливый коллежский асессор Ковалев, проснувшись утром, обнаруживает, что его нос исчез. Ковалев в ужасе наблюдает за тем, как его нос выходит из кареты «в мундире, шитом золотом, с большим стоячим воротником». А по его шляпе с плюмажем можно заключить, что он в ранге статского советника. Однако Рейман считает, что в этом нет никакого смысла. Мундир статского советника не предусматривал никакого плюмажа. Эта ошибка может показаться нам незначительной, с учетом значительной странности всей истории, однако Рейфман подчеркивает, что современники Гоголя сразу это заметили бы.
Точную мотивацию Гоголя при создании такой путаницы понять невозможно, однако можно вспомнить о том, как более ранние его произведения, наполненные юмористическими и преувеличенными стереотипами об украинской жизни, воспринимались читателями как правдивое описание. Вероятно, иногда на определенном уровне кажется удивительным то, как легко реальность можно заменить на вымысел, особенно для такого писателя как Гоголь, который находился в довольно странных отношениях с окружающим его миром. Вероятно, именно поэтому он решил сделать то же самое, когда речь шла о представителях бюрократической элиты в России. С помощью своих мелких ошибок — неуместный плюмаж или ошибочный ранг чиновника — Гоголь не только создает свой собственный вымышленный мир, то демонстрирует нестабильную иерархию и шаткие основы мира реального.
