Хореография интервью с Владимиром Путиным достойна сцены Большого театра: каждый шаг репетируется, менять ничего нельзя. Нашей сценой вечером 26 июня 2019 года стал кабинет в Сенатском дворце Кремля, расположенном у самой Красной площади.
Это весьма впечатляющий зал, где находятся статуи четырех царей Российской империи — Николая I, Александра II, Екатерины Великой и Петра Великого, — обращенные лицами к рабочему столу президента. Интервью Financial Times, подготовка к которому заняла несколько месяцев, должно было проходить за небольшим круглым столом, стоявшим рядом. Планировалось, что его будет снимать российское телевидение, которое покажет его вечером следующего дня. Это было первое серьезное интервью Путина западному изданию за несколько лет.
Незадолго до восьми часов нас собрали в Кремле с его просторными длинными коридорами, устланными красными коврами, и картинами, в том числе сценой зимнего отступления войск Наполеона. Мы вошли в большой зал с выкрашенными в желтый цвет стенами, потолками, украшенными белой лепниной, и столом, уставленным пирожными, конфетами, чашками чая и кофе, — для себя я назвал его «полониевым набором». Оттуда нас проводили в роскошный кабинет. Четверо грозных сотрудников охраны внимательно осмотрели иностранных посетителей и заняли четыре свободных деревянных стула. Мы с моим коллегой Генри Фоем (Henry Foy), главой московского бюро Financial Times, остались стоять — это стало первым из нескольких психологических стресс-тестов, которые нам предстояло пройти в тот день.
Три часа спустя в зал быстрым шагом вошел лидер России. Невысокий и поджарый Путин, в чьей походке скользило едва уловимое самодовольство, держался поочередно то дружелюбно, то недоброжелательно. Большую часть времени он играл в государственного деятеля, в образец самодисциплины. Когда я задал ему вопрос о неудавшемся покушении на бывшего двойного агента ГРУ Сергея Скрипаля в английском Солсбери, он хладнокровно ответил: «Вся эта шпионская возня, она не стоит, как у нас говорят, пяти копеек <…> Предательство — самое большое преступление, которое может быть на земле, и предатели должны быть наказаны. Я не говорю, что нужно наказывать таким образом, как имело место в Солсбери, — совсем нет. Но предатели должны быть наказаны».
Затем я спросил Путина о популистском движении против истеблишмента — Брексит, избрание Трампа, подъем «Альтернативы для Германии» и других радикальных движений во Франции, Испании и Италии. Как долго Россия сможет сохранять иммунитет?
Немного поколебавшись, Путин ответил, что цель правительства, о которой никогда не должны забывать те, кто находится во власти, — «в том, чтобы создавать людям стабильную, нормальную, безопасную и прогнозируемую жизнь». Западная элита забыла этот урок и утратила контакт со своими народами. «Современная так называемая либеральная идея, по‑моему, себя просто изжила окончательно <…> Она вступила в противоречие с интересами подавляющего большинства населения».
Мы с Генри переглянулись. Накануне саммита «Большой двадцатки» в японской Осаке Путин объявил о конце либеральной идеи. У нас на руках была мировая сенсация — и отличный заголовок для первой страницы.
***
С тех пор прошло два года, и сейчас будет полезным вернуться к заявлению Путина о том, что либеральная демократия уже себя изжила. Новое исследование организации Freedom House указывает на то, что демократии угрожает все более серьезная опасность, а авторитаризм переживает подъем — от Западной и Центральной Африки до Турции, Индии и Филиппин. Даже Америка — признанная защитница западных демократических ценностей — не избежала критики, что стало отражением того ущерба, который ей нанесли четыре года работы администрации Трампа.
Теория о том, что история развивается циклично, выглядит довольно соблазнительной, однако она оставляет множество вопросов без ответа. Самый очевидный из них — вопрос о том, не стал ли излишне беззаботный Запад жертвой собственного высокомерия после падения Берлинской стены и распада Советского Союза. Дух того времени нашел наилучшее отражение в бестселлере Фрэнсиса Фукуямы (Francis Fukuyama) под названием «Конец истории», в котором была провозглашена всеобъемлющая победа либерализма над коммунизмом.
Некоторое время многие страны, от Польши, Венгрии и России до некоторых элементов в коммунистическом Китае, следовали сценарию Фукуямы. Однако, как написали Иван Крастев и Стивен Холмс (Stephen Holmes) в своей книге «Свет, обманувший надежды» («The Light that Failed»), постепенно стало нарастать отвращение по отношению к политике имитации: «Антилиберальное ответное движение, вероятно, стало неизбежной реакцией на мир, который характеризовался отсутствием политических и идеологических альтернатив».
Крастев и Холмс пишут, что именно высокомерная убежденность в том, что «другого пути нет», стала причиной для роста волны популистской ксенофобии, которая возникла в Центральной и Восточной Европе и теперь охватила значительную часть мира. Что еще важнее, эта ответная волна затронула даже такие устоявшиеся демократии, как Соединенные Штаты и Соединенное Королевство, в которых либерализм утратил свой высокий авторитет из-за своего излишне мягкого отношения к иммиграции, из-за своей элитистской политики и перегибов финансового капитализма.
***
Владимир Путин никогда не подписывался под демократией западного образца, однако ему было выгодно подыгрывать. Переломный момент наступил в 2007 году, когда он выступил с речью на Мюнхенской конференции по безопасности. Суть его речи заключалась в том, что холодная война завершилась, и что Советский Союз в ней проиграл, что обернулось его трагическим распадом. А теперь начинается новая холодная война — холодная война 2.0. И миссия России будет заключаться в том, чтобы подорвать ту либерально-демократическую модель, которую Запад так лицемерно навязывает другим странам мира.
К тому моменту у России накопилось очень много причин для недовольства: расширение границ НАТО на восток и включение в этот альянс стран Центральной Европы и Прибалтики; «зарубежные» военные кампании НАТО в Афганистане и на Балканах; вторжение в Ирак под руководством Соединенных Штатов; перспектива вступления в НАТО соседних Грузии и Украины.
Позже список жалоб расширился еще больше: поддержка, которую Соединенные Штаты оказали в смене режимов на Ближнем Востоке, в первую очередь их роль в свержении ливийского генерала Муаммара Каддафи; вмешательство Запада в украинский кризис, обернувшееся свержением протеже Москвы Виктора Януковича. Путин воспринял оранжевую революцию у самых границ России как прямую угрозу своему режиму.
Так и началась вторая холодная война — конфликт, который отличается от биполярного противостояния двух ядерных сверхдержав, шпионских войн и опосредованных столкновений в Анголе, Центральной Америке и Мозамбике. На этот раз Путин заставил Запад проглотить его собственную пилюлю, развернув свои войска в Сирии, чтобы помочь режиму Асада, а также аннексировав Крым и вторгшись на восток Украины.
Реваншизм Москвы принял форму «гибридной войны», в которой сочетается применение традиционной военной силы, кибератак, пропагандистских кампаний («фейковые новости») и других форм подрывной деятельности на демократическом Западе.
Самым вопиющим примером стало вмешательство России в американские президентские выборы 2016 года. Стоит напомнить, что вмешательства Соединенных Штатов в выборы в иностранных государствах после Второй мировой войны подробно задокументированы, но на этот раз Москва действовала очень дерзко. Российские хакеры проникли к компьютерные системы национального комитета Демократической партии, а российские тролли и боты активно продвигали аргументы в поддержку Трампа в социальных сетях, чтобы разжечь споры и спровоцировать раскол вокруг таких тем, как иммиграция и исламофобия.
Обвинения в сговоре Трампа с Россией против Хиллари Клинтон так и не были доказаны, но в каком-то смысле это не имело никакого значения. Заставив усомниться в легитимности президентских выборов в самой сильной либеральной демократии в мире, Путин сумел извлечь выгоду из своих инвестиций сверх своих самых смелых ожиданий.
***
Лидера России иногда сравнивают с шахматным гроссмейстером, который просчитывает каждый свой ход. На самом деле Путин — скорее оппортунист, нежели стратег. Имея черный пояс в дзюдо, Путин способен чувствовать слабые места своего противника и наносить по ним удары. Он почувствовал, что президенту Обаме не хватило решимости, чтобы нанести удар по режиму Асада в Сирии после того, как тот нарушил запрет на применение химического оружия. И на востоке Украины Путин тоже сумел извлечь выгоду из первоначальной нерешительности Запада.
Таким образом, ход холодной войны 2.0 определяется не только высокомерием Запада, но и теми ранами, которые он сам себе нанес. Провалы в государственном управлении, беззаботность перед лицом наступления популистов на демократические институты, а также использование и злоупотребление социальными сетями. Последнее обострило общественные дискуссии и углубило политический раскол.
В Соединенном Королевстве серия референдумов подорвала принцип представительного правительства. Референдум по Брекситу расколол Соединенное Королевство, обнажив линии разлома между городом и сельской местностью, между различными регионами и разными поколениями. Эти разногласия в свою очередь парализовали политическую жизнь, что повлекло за собой рост уровня озлобленности и разочарования. К примеру, когда Высокий суд постановил, что правительству понадобится согласие парламента для того, чтобы запустить процесс выхода из Евросоюза, газета Daily Mail опубликовала картинку, на которой были изображены трое судей в мантиях с горностаем, с подписью «Враги народа».
Соединенные Штаты тоже столкнулись с подобным умышленным причинением вреда своим институтам. Дональд Трамп дискредитировал должность президента, смешав непотизм со злоупотреблениями в бизнесе. Он очень далеко зашел в своих попытках добиться отмены легитимных результатов президентских выборов 2020 года. Он пытался заставить чиновников федерального уровня и на уровне штатов отсрочить момент утверждения результатов, однако он встретил сопротивление со стороны храбрых людей в судах и на местном уровне.
Между тем демократы тоже выходили за рамки дозволенного в своих реакциях. Многие с самого начала считали победу Трампа незаконной. Но две провалившиеся попытки объявить Трампу импичмент — впервые за 244-летнюю историю американской республики — понизили планку для будущих преследований представителей исполнительной ветви власти. Сегодня в Соединенных Штатах наблюдается самый глубокий экономический, социальный и политический раскол со времен войны во Вьетнаме.
Наконец, социальные сети являются одновременно симптомом и причиной неудовлетворенности либеральной демократией. Проработав 14 лет редактором Financial Times, я могу сказать, что цифровая революция трансформировала современные СМИ — в лучшую и худшую стороны одновременно. Интернет уничтожил традиционные бизнес-модели газет, которые прежде опирались на рекламу, однако он также позволил избавиться от препятствий в вопросе распространения, позволив несогласным выйти на рынок и предоставив (лучшим) издателям шанс стать поистине глобальными брендами.
С другой стороны, подъем крупных технологических компаний — таких глобальных платформ, как Apple, Facebook и Google, — лишил крупные СМИ их традиционной роли «контролеров» того потока информации, который течет к публике. В условиях нынешнего фрагментированного рынка, где информация может распространяться чрезвычайно быстро и широко, те, кто кричит громче остальных, получают больше всего просмотров и внимания. И зачастую первой жертвой становится правда.
Сегодня мы только начинаем понемногу понимать, как дешевые армии троллей в социальных сетях с их адресными посланиями могут влиять на нашу демократическую политику. Владимир Путин понял этот потенциал лучше всех остальных — за исключением, возможно, только Марка Цукерберга.
***
Прожив более года под гнетом ограничений, введенных в связи с пандемией covid-19, можно довольно легко поддаться пессимизму, размышляя о будущем либеральной демократии. Политические лидеры оказались бессильными. Уровень социального и экономического неравенства вырос. Второй раз за десятилетие государству и центробанкам приходится спасать либеральную капиталистическую систему, тратя на это триллионы долларов.
Но такие авторитарные лидеры, как Путин, тоже попали в трудную ситуацию. Весной прошлого года на фоне пандемии covid-19 рейтинг Путина упал до рекордно низкого уровня. Зависимая от нефти экономика России не позволяет обеспечить ее гражданам рост уровня жизни: с 2013 года ВВП России упал на 30 процентов, существенно ограничив перспективы зарождающегося среднего класса и молодого поколения. Именно в таких условиях возникает недовольство.
Путин отреагировал жесткими притеснения на массовые демонстрации в поддержку Алексея Навального, ставшего жертвой неудачной попытки отравления. Навальный, чье имя Путин отказывается произносить, оказался в тюрьме по сфабрикованным обвинениям сразу после того, как он вернулся в Россию из Германии, но он до сих пор остается центром российской оппозиции. Хотя технически Путин, которому сейчас 68 лет, может оставаться на посту президента до 2036 года, его позиции больше не выглядят такими уж прочными.
Победа Джо Байдена на выборах 2020 года может дать шанс на возрождение либеральной демократии. Даже если мы еще не до конца ощутили экономические последствия пандемии covid-19 — безработица, рост госдолга и, что самое важное, инфляция, — лидерство Америки будет жизненно необходимым.
Историк из Оксфорда Тим Гартон Эш (Tim Garton Ash) считает, что либерализм должен нанести ответный удар на трех фронтах: защита традиционных либеральных ценностей и институтов; реформа «однонаправленного экономического либерализма» и его самой экстремальной формы, то есть «рыночного фундаментализма»; применение либеральных средств для противостояния глобальным вызовам, таким как изменение климата, пандемии и подъем Китая — новой силы на глобальной шахматной доске.
Все это является предметом для дальнейших дискуссий. Пока можно лишь с уверенностью сказать, что после весьма тяжелого десятилетия у Запада есть шанс остановить процесс разложения. Но этим необходимо заниматься прямо сейчас. Был ли Путин прав, объявляя о победе во второй холодной войне?
Вердикт: пока нет.
