Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

The New York Times (США): странная смерть либеральной русофобии

© POOL / Перейти в фотобанкВстреча президентов России и США В. Путина и Дж. Байдена в Женеве
Встреча президентов России и США В. Путина и Дж. Байдена в Женеве
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Колумнист NYT задался вопросами, каково главное значение встречи Байдена и Путина, и почему она не вызвала русофобской истерии у либеральных демократов. По мнению автора, Байден признал, что Россия — слабый конкурент, поэтому с ней можно пойти на примирительные шаги. Но почему ему вообще позволили провести этот саммит?

В августе прошлого года я предсказывал, что поражение Дональда Трампа на выборах заставит многих политиков-республиканцев перенять мантру Дона Дрейпера из сериала «Безумцы» — в частности, его объяснение того, как на самом деле легко похоронить неудобный кусок собственного прошлого: «Этого никогда не было. Вы будете шокированы тем, насколько этого никогда не было».

Вы можете лично убедиться, как сегодня работает метод Дрейпера в том крыле Республиканской партии, которое приняло твердое решение не говорить о Трампе. Но не менее поразительно то, что либералы сегодня тоже практикуют такой подход. На этой неделе, к примеру, Джо Байден провел саммит с Владимиром Путиным — довольно банальное событие в контексте прошлых демократических администраций, но весьма примечательное в контексте мира, каким его видело либеральное «Сопротивление тираниям» с 2016 по 2020 год.

В этом мире Путин был чрезвычайно угрожающей фигурой, лидером авторитарного возрождения, чьи щупальца простирались повсюду, от Брексита до Национальной стрелковой ассоциации США. Он взломал американскую демократию, поместил «маньчжурского кандидата» в Белый дом, заполонил интернет дезинформацией, назначил вознаграждения за головы наших солдат в Афганистане, распространил власть России по всему Ближнему Востоку и угрожал Восточной Европе вторжением или подрывной деятельностью. В этой атмосфере всякому слуху о вероломстве России верили заранее, и защита либеральной демократии требовала признания того, что нас уже втянули в холодную войну 2.0.

И вот появляется Байден, который в рамках своей политики в отношении России делает шаги, которые по сути являются примирительными: замораживание пакета военной помощи Украине, прекращение санкций Соединенных Штатов в отношении газопровода «Северный поток — 2», связывающего Германию с Россией; возвращение послов. А потом устраивает саммит, который вполне обоснованно можно расценивать как скромный пропагандистский успех Путина. И внезапно почти все хотят вести себя так, будто четырех лет правления Трампа никогда не было. Так ведут себя не только республиканцы, которые обвиняют Байдена в мягком отношении к Москве, но и демократы, которые, очевидно, решили, что это нормально — предлагать уступки, возможности для совместного фото и обещания «стабильности» режиму, который еще вчера был великим реакционным врагом, величайшей угрозой либеральному порядку.

На самом деле, эта колонка не об амнезии или лицемерии либералов. Эта колонка о мудрости администрации Байдена, сумевшей признать, что некоторые истерики эпохи Трампа внутри его собственной партии можно безопасно оставить в прошлом.

Некоторые из тех истерик исходят от прогрессивного левого крыла, и уже многое было написано об отказе Байдена позволить «прогрессивному» Твиттеру определять все его политические приоритеты. Истерия в отношении России представляла собой паранойю центра, чрезмерно острую реакцию истеблишмента, поэтому примечательно, что Байден и его команда стараются держаться от нее подальше.

В данном случае Белый дом, очевидно, осознает, что некоторые элементы внешней политики Трампа заслуживают того, чтобы их сохранить: речь идет не о сомнительных деловых связях (понятное дело, что имя Хантера Байдена может всплыть в самом неожиданном контексте — прим. ред.) и странной любви к диктаторам. Речь идет об общей идее о необходимости переориентировать внешнюю политику Соединенных Штатов с Европы и Ближнего Востока на сдерживание угрозы со стороны Китая, а также оставить позади фантазии конца 1990-х годов о неизбежном расширении либерального мира.

Эта переориентация не требует дружбы с Путиным, что было бы нежелательно с моральной точки зрения и маловероятно в стратегическом плане. Но она требует относиться к политике в отношении России в первую очередь как к взаимодействию со слабым и, следовательно, доставляющим лишь эпизодические неприятности конкурентом, а не как к грандиозному крестовому походу против геополитического противника номер один. Отсюда саммит и разговоры о «стратегической стабильности», отсюда и примирительные шаги, которые, если бы их предпринял Трамп, стали бы главной темой новостных выпусков MSNBC.

Занятно, что все это может сойти Байдену с рук — его отказ прислушаться к левоцентристскому «сопротивлению» и «прогрессивным» левым — не только благодаря силе дрейперовской «амнезии», но и потому, что его ключевая опора внутри Демократической партии не принадлежит ни к одной из тех групп, требования которых он игнорирует.

В своей новой книге под названием «Последняя главная надежда: Америка в состоянии кризиса и обновления» («Last Best Hope: America in Crisis and Renewal») Джордж Пэкер (George Packer) изображает американский либерализм расколотым на два конкурирующих лагеря, каждый из которых заблуждается по-своему. Паркер пишет о существовании «умной Америки», которая представлена меритократической элитой, и «справедливой Америки», которая представлена молодыми активистами левого толка. Отвечая Пэкеру, Эрик Левиц (Eric Levitz) из журнала New York отметил, что своим президентством Байден обязан демократическим избирателям, которые не принадлежат ни той, ни к другой группе: за Байдена голосовали белые рабочие, консервативные в культурном плане афроамериканцы. Были среди его избирателей и не очень-то образованные избиратели, и даже религиозные люди.

Такая база предоставляет байденизму возможность сделать так, чтобы демократы вышли за рамки бинарной системы, предложенной Пэкером, то есть за рамки «умного» либерализма, который хотел винить во всех собственных провалах российскую дезинформацию. А заодно — и за рамки «справедливого» либерализма, который убежден, что справедливость — это когда люди выговаривают длинные слова «латиноамериканец» или "афроамериканец" вместо соответствующих коротких слов. А еще — вместо выражения «наши матери» употребляют выражение «our birthing people» («люди, рожающие детей»).

Но Байден стар, и его избиратели не обладают сильным влиянием среди молодых кадров партии и будущих элит, среди которых преобладают сторонники идей Пэкера (причины, по которым такие термины, как «birthing people» попадают в правительственные документы, действительно есть). Таким образом, для долгосрочной перспективы либерализма действующему президенту недостаточно избегать смеси прогрессивного активизма и русофобии, которая стала организующей концепцией его партии в эпоху Трампа. Ему необходимо будет утвердить байденизм как нечто целостное само по себе, с собственными молодыми приверженцами и последовательной теорией мира.

В противном случае эта возможность исчезнет, подавление ослабнет, и истерия, которую на время забыли из конъюнктурных соображений, вероятно, вернется.