«Я буду черным Генри Киссинджером», — обрадовался боксер Мохаммед Али, узнав, что президент США Джимми Картер собирается поручить ему дипломатическую миссию. В феврале 1980 года кандидату на звание лучшего спортсмена всех времен и народов предстояло уговорить руководителей Танзании, Кении, Сенегала, Нигерии и Либерии присоединиться к США и бойкотировать Олимпиаду в Москве, начинавшуюся 19 июля.
Идея, как говорят, принадлежала дипломатам, служившим в Африке. Они подчеркивали, что великий чемпион пользуется там большой популярностью. Спустя годы Картер рассказал, что боксер должен был не только уговорить иностранных лидеров поддержать бойкот, но и показать «суть США, их приверженность свободе и правам человека».
Али узнал о предстоящей задаче в ходе благотворительного визита в Дели. Он, не задавая лишних вопросов, сразу же согласился, а сотрудники Госдепартамента не сочли необходимым вводить его в курс дела. Вечером накануне вылета спортсмена в Танзанию, к нему обратился советский посол Юрий Воронцов, который, ссылаясь на Леонида Брежнева, посоветовал не ввязываться в историю с бойкотом.
Али, однако, полетел в Дар-эс-Салам, где понял, что одно дело — встречаться с восторженными толпами поклонников, а другое — выступать в роли дипломата. Президент Джулиус Ньерере (Julius Nyerere) был оскорблен тем, что Картер отправил к нему спортсмена. Он не стал встречать гостя лично, а отправил в аэропорт министра культуры. Али пришлось отвечать на вопрос о том, почему Танзании следует поддерживать США, а не СССР, если помощь она получает только от второго.
Кроме того, когда четырьмя годами ранее африканские страны бойкотировали Олимпиаду в Монреале, американцы никак на это не отреагировали. Боксер быстро вышел из назначенной ему роли и заявил: «Миром управляют двое белых мужчин, советский и американский. Если они начнут драться, черные окажутся между ними, в ловушке».
Журнал «Тайм» назвал позднее миссию Али «самой странной в истории американской дипломатии». Уговорить ему никого не удалось. Либерия и Кения, правда, не стали отправлять в Москву своих спортсменов, но решение об этом они приняли еще до визита «черного Киссинджера». Так или иначе, но дело до самого масштабного бойкота Олимпийских игр все же дошло.
Как появилась идея об Играх на востоке
«Нет никаких политических, экономических или спортивных причин, препятствующих тому, чтобы Олимпиада прошла в СССР». Эта фраза главы советского Олимпийского комитета Константина Андрианова стала лейтмотивом московской борьбы за Игры. Отчасти ответ на вопрос, почему МОК решил отправить спортсменов на восток, кроется в решимости Советского Союза. Он старался получить Олимпиаду 1976 года и на протяжении нескольких лет приглашал журналистов и функционеров, демонстрируя, что по улицам Москвы не ходят белые медведи, а Страна Советов справится с организацией крупнейшего мирового спортивного мероприятия.
Отчасти дело было в обстоятельствах. Во-первых, на начало 1970-х годов пришелся период разрядки, Брежнев встретился в Вашингтоне с Никсоном, Джеральд Форд посетил Владивосток, империи подписывали договоры об ограничении вооружений. «Я уверен в том, что голосовавшие за Москву думали в том числе о сохранении атмосферы разрядки», — писал в своих воспоминаниях глава МОК Майкл Килланин (Michael Killanin).
Во-вторых, это были не самые лучшие времена для олимпийского движения. В 1972 году в Мюнхене произошел теракт, унесший жизни 11 членов израильской олимпийской сборной. В том же самом году зимние Игры 1976 года перенесли из Денвера в Инсбрук, поскольку жители американского штата Колорадо высказались на референдуме против их организации.
В итоге за Олимпиаду 1980 года боролись только Москва и Лос-Анджелес, и это тоже работало на СССР. Советская сторона указывала, что Запад монополизировал Игры, а МОК редко отправляет спортсменов восточнее Афин, полностью игнорируя страны народной демократии. Зимой 1980 года олимпийский факел должен был зажечься в Лейк-Плэсиде (деревня в штате Нью-Йорк была единственным кандидатом). Если бы спортсменов спустя несколько месяцев пригласили в Калифорнию, это бы стало водой на мельницу советской пропаганды. В итоге на голосовании в Вене в 1974 году Москва получила 39 голосов, а Лос-Анджелес 20.
Первой была Саудовская Аравия
«Если советские войска не покинут Афганистан, это обернется серьезными последствиями для отношений между нашими странами», — писал 30 декабря 1979 года Картер Брежневу. Несколькими днями ранее советские силы вошли в Кабул, проведя операцию «Шторм-333», и свергли президента Хафизуллу Амина. Москва планировала, что пребывание в Афганистане окажется недолгим, как ранее в Праге. Брежнев хотел помочь афганским коммунистам, остановить пользующихся поддержкой американцев моджахедов и удержать страну в советской сфере влияния.
Картер ответил эмбарго на поставки в СССР зерна, в целом заблокировав отправку на восток 17 миллионов тонн этого продукта. Одновременно он сформулировал то, что называют сейчас «доктриной Картера», объявив, что если какая-либо внешняя сила попробует взять под контроль Персидский залив, это будет расцениваться как удар по жизненным интересам США. О бойкоте Олимпиады речи еще не заходило.
Идея появилась, впрочем, не в Вашингтоне, а США были не первой страной, решившей, что ее спортсмены не поедут в Москву. Началось все с Саудовской Аравии, которая уже 6 января сообщила, что заявит таким образом протест против агрессии в отношении «дружеского и братского мусульманского народа Афганистана».
В тот момент американцы еще пытались найти иное решение. Они предлагали отменить Олимпиаду, перенести ее в Грецию (Картер хотел даже оставить ее там навсегда, считая, что это убережет состязания от политизации) или провести альтернативное спортивное мероприятие, которые они называли свободными всемирными Играми. Одновременно соратники Картера старались оказать воздействие на Олимпийский комитет США, так как формально лишь он мог принять решение об отправке сборной на соревнования.
20 января президент выдвинул ультиматум: если войска СССР в течение месяца не выйдут из Афганистана, американские спортсмены в Москву не поедут. Несколькими днями позднее Сенат подавляющим большинством голосов (88 против 4) поддержал идею бойкота, а «Ньюсуик» поместил на обложку изображение советского танка, с дулом, оканчивающимся олимпийскими кольцами, и вопрос «Следует ли нам бойкотировать Олимпиаду?». Общественность заняла сторону президента. В середине января 71% респондентов высказывался за бойкот, 17 % опрошенных выступали против, а 12% не имели на этот счет мнения. Рональд Рейган, который хотел стать кандидатом на президентский пост от республиканцев, вначале говорил, что решение должны принять путем голосования спортсмены, но в итоге назвал оптимальным решением отказ от участия в Играх.
Американские угрызения совести
В начале 1980 года Джесси Оуэнс (Jesse Owens) был уже неизлечимо болен, но врачи были свидетелями того, как он по телефону объяснял Картеру, почему бойкот не имеет смысла. Мнение легендарного темнокожего спортсмена имело особый вес. Оуэнс был главной звездой Олимпиады 1936 года. В Берлине он завоевал четыре золотые медали (в беге на 100 и 200 метров, в эстафете и прыжках в длину), испортив Гитлеру праздник, который должен был стать демонстрацией превосходства арийской расы.
Американцы долго раздумывали, стоит ли им ехать на те Игры. За год до того, как зажегся олимпийский огонь, группа американских функционеров МОК предложила перенести соревнования в Рим. Еврейские организации и дипломаты из посольства США в Берлине требовали бойкота, подчеркивая, что нацистское руководство исключает спортсменов еврейского происхождения из клубов и препятствует их участию в Олимпиаде. Единодушия, однако, не было. В опросе Института Гэллапа 1935 года 43% американцев высказались за бойкот, а 57% — против.
В итоге голоса протеста заглушил глава Олимпийского комитета США Эвери Брэндедж (Avery Brundage), видевший за призывами к бойкоту «еврейский заговор» и говоривший, что Игры принадлежат спортсменам, а не политикам. Президент Франклин Рузвельт публично на эту тему не высказывался, считая главной ценностью независимость Олимпийского комитета.
Хотя с Олимпиадой Гитлера у американцев ассоциировались в первую очередь успехи Оуэнса, в 1980 году их продолжали мучить угрызения совести. «Если бы Играм в Берлине объявили бойкот, история могла пойти иначе, мы могли прервать цепочку событий, приведших к Второй мировой войне», — говорил на совещании в Брюсселе в начале 1980 года посол ФРГ при НАТО Рольф Паульс (Rolf Pauls), предложивший отказаться от поездки в Москву.
Не имеет значения, насколько такая аналогия была осмысленной, главное, что она понравилась американцам. На нее ссылались госсекретарь Сайрус Вэнс (Cyrus Vance), вице-президент Уолтер Мондейл (Walter Mondale), а потом и сам Картер. «Я знал историю, читал о 1936 годе, а также неоднократно бывал в СССР и видел, как его руководство использует приближающиеся Игры для укрепления свой власти в глазах собственных граждан и всего мира. Олимпиада была ядром советской внутри- и внешнеполитической стратегии», — вспоминал позднее Мондейл.
«Мы учитывали также то, что Олимпиада дала Гитлеру возможность продемонстрировать силу нацистского государства», — отметил в 2001 году в интервью «Нью-Йорк Таймс» советник Картера по вопросам национальной безопасности Збигнев Бжезинский.
Оуэн умер от рака легких 31 марта 1980 года. Тогда уже было ясно, что американские спортсмены в СССР не поедут.
Тэтчер не помогла
На позицию администрации Картера не повлияло даже произошедшее на Олимпиаде в Лейк-Плэсиде, где состоящая из студентов хоккейная сборная США завоевала «золото», неожиданно одержав победу над считавшейся непобедимой командой СССР. Это событие до сих пор считается одной из крупнейших сенсаций в истории спорта. Картер охотно купался в лучах славы хоккеистов, пригласил их в Белый дом, но, пожалуй, так и не понял, какое значение может иметь победа на спортивной площадке, катке или беговой дорожке. Поражение в любимом хоккее ранило СССР сильнее, чем бойкот.
«Не знаю, что сделают другие государства, но мы на Игры не поедем. Решение окончательное. Понимаю, как вы себя чувствуете, я долго размышлял о том моменте, когда мне придется выступить перед блистательными молодыми американцами, которые тренировались десять лет, чтобы стать лучшими в своих дисциплинах. Я знаю, что вы расстроены», — говорил президент 21 марта, обращаясь к собравшимся в Белом доме спортсменам. Спустя несколько дней решение о бойкоте утвердил Олимпийский комитет США. Оставалось только завершить формирование коалиции стран, отказывающихся от участия в Играх. Выяснилось, однако, что мир сложнее, чем казалось американцам. Миссию Мохаммеда Али можно назвать нелепой, но она показала, что всеобщего бойкота добиться невероятно сложно.
Факторов, влияющих на окончательное решение, было очень много, и не все зависело от политиков. Маргарет Тэтчер горячо поддержала Картера, но она ничего не смогла поделать, когда 16 европейских Олимпийских комитетов (в частности, Великобритании, Франции, Италии, Испании и Швеции) договорились отправить спортсменов в Москву, даже если власти их стран решат иначе.
«Высокомерие и невежество не позволяли американцам понять, что в западных демократических государствах Олимпийские комитеты не подчиняются политикам», — писал историк Николас Сарантакес (Nicholas Sarantakes).
В конце концов в Москву поехала 81 сборная, а 65 по разным причинам (дело не всегда было в бойкоте, сложно назвать Иран или Албанию союзниками США) от участия в Играх отказались. Такого малого количества участников ан Олимпиаде не бывало с 1956 года.
Олимпиада бывает один раз в жизни
«В тот день я стал республиканцем, — вспоминал Дэн Пейдж (Dan Paige), который в 1980 году в возрасте 23 лет считался претендентом на золотую медаль в беге на 800 метров. — Подготовка к Олимпиаде заняла два года. В 1979 я сосредоточился на тренировках, начал следующий год с победы в университетских соревнованиях. Сначала я пришел первым на дистанции в 1 500 метров, а через 28 минут — в 800 метров. Такого раньше не удавалось никому. Потом я получил приглашение в Белый дом и услышал от президента, что мы не едем. Я подумал: „Это что, шутка?"». Четырьмя годами позднее Пейдж не попал в сборную, побывать на Олимпиаде ему так и не удалось.
Таких историй гораздо больше, ведь США собирались отправить в Москву 458
спортсменов. Когда некоторые из них заявили, что могли бы выступить под олимпийским флагом, Картер пригрозил отнять у них паспорта. Анита Дефранц (Anita DeFrantz), занимавшаяся греблей, вместе с 24 другими спортсменами пыталась оспорить решение о бойкоте в суде, но проиграла. Сейчас она говорит, что «это был постыдный момент американской истории». «То, что мы не поехали в Москву, не спасло ни единой жизни», — добавляет она.
Картер пытался как-то компенсировать несостоявшимся олимпийцам моральный ущерб. Он удостоил их высшей гражданской награды Америки — Золотой медали Конгресса, гимнастов пригласили на турнир «Интернэшнл Инвитейшнл», а легкоатлетов — на состязания «Либерти белл классик», в которых приняли участие представители 29 стран.
Однако факел с олимпийским огнем горел над стадионом имени Ленина (сейчас «Лужники»), там развевался флаг с пятью кольцами, там шла борьба за олимпийские медали, только там имела смысл демонстрация хозяевам жеста Козакевича (Władysław Kozakiewicz) (польский прыгун с шестом показал освистывавшим его зрителям неприличный жест, — прим.пер.). Американцы же выступали на соревнованиях, названия которых забываются в тот момент, когда их слышишь.
Картер недооценил значение символов, и невольно дал пищу пропаганде: без своих основных конкурентов спортсмены из СССР завоевали в Москве 195 медалей, из них 80 золотых. Это второй самый лучший результат в истории. В 1984 году в отсутствие советских атлетов американцы получили 83 «золота».
Бойкот не изменил ситуации в Афганистане, советские военные покинули его лишь в 1989 году. Сейчас вторжение в эту страну считается одним из факторов, ускоривших распад империи. В свою очередь, провал Картера на осенних президентских выборах вряд ли связан с его решением о бойкоте. Свою роль сыграл, скорее, так называемый кризис с заложниками в Тегеране. С ноября 1979 года группа радикально настроенных студентов удерживала там в американском посольстве несколько десятков человек. Попытка отбить заложников провалилась, американцев отпустили только спустя 444 дня, когда президентом был уже Рейган.
Борец Джефри Блатник (Jeff Blatnick), завоевавший в 1984 году золотую медаль, вспоминал, что спустя годы встретил Картера в самолете. Он представился, сказал, что он олимпиец и что они уже однажды встречались: «Президент спросил, не играл ли я за хоккейную сборную, получившую „золото" в 1980 году. Я ответил, что занимался борьбой и должен был поехать в Москву. Картер ответил: „Понимаю. Это было неверное решение. Приношу свои извинения"».
