Более ста лет назад российские пропагандисты также убеждали украинцев Австро-Венгрии в том, что они — русские. Тогда часть из них в это поверила, и с началом Первой мировой многие из таких «россиян» заплатили за эту иллюзию своими жизнями. НВ публикует материал журналиста Олега Шамы об этом периоде украинской истории.
В конце марта 1913 года стены обычно пустынных залов Дворянского собрания в Петербурге содрогались от оваций. Здесь делегаты съезда Галицко-Русского благотворительного общества (ГРБО) обсуждали, как им казалось, бедственное положение своих мнимых соплеменников, проживавших в Австро-Венгрии.
Вот отрывки речи Анатолия Савенко, депутата Госдумы из Киева: «Сейчас русских в Галиции враги лютые, жестокие, беспощадные окружили сплошной стеной и губят их». И дальше: «Наш исторический грех в том, что мы забыли о 4 млн наших братьев, находящихся под ярмом Австро-Польши. Их преследуют и ненавидят потому, что ненавидят нас, и стремятся погубить раньше, чем великая Россия успеет возродиться к национальной жизни и освободить Русь подъяремную».
До Первой мировой войны украинцы Восточной Галиции, Закарпатья и Буковины официально именовались этнонимом, производным от средневекового государства Русь, — русинами или рутенцами. Именно поэтому между ними и русскими многие представители интеллигенции Петербурга и Москвы без особых дискуссий поставили знак равенства.
С 1860 х в восточных землях Австро-Венгрии выходила пресса на язычии — суррогате старославянского, украинского, русского и польского языков. Его создали местные интеллектуалы-москвофилы, одержимые духовным единством с Россией. На страницах своих газет, финансируемых из Петербурга, они продвигали эту идею в массы. В мирное время местная полиция воспринимала подобное как чудачество или, в крайнем случае, как нарушение общественного порядка. Однако с началом Первой мировой наивные симпатики России стали мишенью шпиономании — многих из них уничтожили без суда либо сослали в концлагеря.
Мнимые братья
В начале ХIХ века Петербург и Москва окончательно монополизировали право преемственности территориального и культурного наследия древнекиевских князей. В 12 томной Истории государства Российского ее автор Николай Карамзин называет россиянами всех восточных славян в сфере влияния Киева.
Петербург возложил на себя миссию защиты мирового православия и славянства. Ведь Россия была единственным независимым государством, где господствовали эти составляющие. Всякий раз, когда славянские народы в составе Османской или Австро-Венгерской империй переживали какой либо кризис, их представители видели в далеком русском царе помощника.
Украинская интеллигенция Австро-Венгрии разделилась на два лагеря. Одни называли себя москвофилами, следуя постулату: все восточные славяне — один народ. «Яко русский человек не могу в Москве не видите русских людей, и, хотя я малорусин, а они великорусы, то таки и я русский, и они русские, — писал (орфография сохранена) в 1866 году Иван Наумович, грекокатолический священник, родившийся в польскоязычной семье под Львовом. — Просвещение у нас на Руси было насамперед в Киеве, потом перенеслось на север… Русь Галицкая, Угорская, Киевская, Московская, Тобольская и пр. — это одна и та же Русь».
Москвофилы противостояли — сначала идейно, а затем и политически — народовцам, которые доказывали: украинцы уже со времен Киевской Руси развивались как отдельный народ. В идеях этого направления власти России видели угрозу целостности империи. В мае 1876 года царь Александр II, находясь на немецком курорте Бад-Эмс, подписал указ со своими правками: высочайшим распоряжением запрещалось издавать или ввозить книги «на малорусском наречии». А еще он распорядился: «Поддержать издающуюся в Галичине в направлении враждебном украинофильскому газету Слово, назначив ей постоянную субсидию, без которой она должна будет прекратиться». От руки на указе дописано: «1.000 р. из сумм III жанд. отд. в текст заключения не вводить, а только иметь в соображении».
Рубль тогда равнялся трем австрийским гульденам. А назначенная царем ежегодная помощь равнялась тому, во что обошлось открытие в 1861 м и первые годы существования Слова.
Странные люди
В самом Петербурге моквофильскую прессу встречали критично. Николай Чернышевский, прочитав первые номера Слова, писал: «Зачем же говорить о племенном единстве ломаным языком, каким никто не пишет нигде? Наши малороссы уже выработали себе литературный язык несравненно лучший: зачем отделяться от них? Что за странные люди!»
А вот как отозвался анонимный публицист Слова на подобные замечания: «Мильно (ошибочно) думают наши побратимы, же мы ныне зачинаем в Галичине литературный язык творити, — язык сей, дяковати Богу, был от давних давен; писали ним Котляревский, Основьяненко, Шевченко и много инших — и як они писали, пишут ныне наши писатели».
В 1871 году уже упомянутый Наумович начал издавать в Коломые газету Русская правда, выходившую более 40 лет.
С той поры москвофильские издания в Австро-Венгрии росли как грибы. Реальное число их читателей сложно оценить. В отчетах о подписчиках указывались цифры от одной до трех тысяч. Однако множество газет и брошюр, изданных на российские деньги, расходились бесплатно. Часто даже среди неграмотных крестьян — чтобы доказать инвесторам популярность изданий.
«Трудно представить человеку, не видевшему писаний галицких старорусских авторов, какое невероятное „язычие" галичане считали за образцовый русский литературный язык», — писал в 1892 году Константин Арабажин в статье для энциклопедии Брокгауза и Ефрона.
Цена идеи
В начале ХХ века в России началась настоящая истерия по поводу мнимых русских за рубежом. Особенно когда Галицко-Русское общество возглавил депутат Госдумы граф Владимир Бобринский. В 1908 году он поехал на общеславянский съезд в Прагу, находившуюся тогда в пределах Австро-Венгрии. Речи русского парламентария явно подстрекали к сепаратизму, и власти завели на него дело, уведомив, что отныне он персона нон грата в империи Габсбургов.
Там же Аксакова сообщает о распространенном способе сбора средств на славянские дела: «Муж и несколько других директоров частных банков Москвы были вызваны телеграммами на тайное совещание, где всем им было приказано открыто оплатить государственный заем Сербии. Но на самом деле он тайно будет обеспечен государственным банком, который тайно перечислит средства частным банкам, тем остается только публично осуществить предоставление займа».
Александра Бахтурина, современный русский историк, ссылаясь на Архив внешней политики Российской империи, сообщает: «В 1909 году министерство внутренних дел и министерство финансов приняли решение о регулярном выделении средств на помощь прикарпатским русским. Ежегодно выделялось 60 тыс. руб. и 25 тыс. руб. [по запросу руководителей соответствующих ведомств]. В 1911 м Петр Столыпин (премьер-министр) отпустил единовременно 15 тыс. руб. на расходы по выборам в австрийский парламент. Естественно, речь шла о помощи организациям москвофильской ориентации».
На съезде ГРБО в Петербурге Бобринский выступил с длинной речью о зверствах, которым якобы подвергаются православные в Австро-Венгрии. В доказательство он приводил письма свидетелей «произвола» своим родным, уехавшим в Америку. Цитировал, например, сообщение безымянной жительницы из Угорской Руси (Закарпатья): «Муж мой Федор сидит в тюрьме. Судить его будут не раньше чем через шесть лет». Другая «русская» из той же местности писала, что ее односельчанку полиция в наказание подвесила на дереве, от чего та скончалась. А в галицком селе Залучье на православном молитвенном доме поляк-полицейский повесил табличку «Не входить! Ящур!» — это тоже подавалось как оскорбление религиозных чувств.
Особое внимание Бобринский уделил обстоятельствам арестов православных в Сигете и Львове. По первому делу были привлечены 94 крестьянина и отец Алексий (Кабалюк) из буковинского села Иза. К тому, что в Петербурге описывалось как изуверство, привело весьма необычное поведение самого священника. В 1902 году селяне обратились к сербскому патриарху, чтобы тот прислал им православного настоятеля на смену униатскому. За три года в Изе так и не дождались нового батюшку. Тем временем Кабалюк, уроженец Закарпатья, получил сан священника в Яблочинском монастыре (тогда в Российской империи). Прослышав о нуждах жителей Изы, он возглавил тамошний приход, что противоречило общему правилу рукоположения в Австро-Венгрии: православных священников там назначали Сербский или Константинопольский патриархи.
Кабалюка власти постоянно выдворяли из Изы, однако он всякий раз возвращался, однажды переодевшись в еврейского торговца, пока не эмигрировал сначала в Россию, а затем в Америку. Скандал разразился, когда изянам прислали грекокатолического пастыря. Те взбунтовались, и полиция арестовала без разбора около 200 человек. Половину из них отпустили еще до суда. Отец Алексий, приехав на процесс из Америки, получил 4,5 года тюрьмы, 32 человека — меньшие сроки. В России Кабалюк заработал имидж мученика и удостоился золотого наперстного креста от царя Николая II.
В то же время во Львове рассматривалось дело православного священника Максима (Сандовича) из галицкого села Граб. Духовное образование он получил в семинарии Житомира (тогда в составе России). Вернувшись на родину, он быстро прославился скромностью, и к нему потянулись даже грекокатолики. Церковные подати новый священник установил небольшие, а обряды часто проводил и вовсе даром. К тому же отец Максим бесплатно раздавал москвофильскую прессу, к которой крестьяне относились как к дару свыше.
В тех краях население нередко меняло конфессию из за жадности святых отцов. Например, в буковинском селе Орышковцы сразу более тысячи православных перешли в униаты — местный батюшка слишком дорого просил за свои услуги.
В марте 1912 года Сандович заехал к своему коллеге Игнатию (Гудиме), священнику села Залучье. Через пару дней в местную полицию поступил донос о том, что, прогуливаясь по мосту через Черемош, отцы якобы измеряли шагами его длину, что могло использоваться в шпионских целях.
Пунктуальная австрийская полиция отправилась в Граб выяснить обстановку. Тут злопыхатели Сандовича донесли, что некоторые дети его прихожан на уроках в местной гимназии высказывались, что их император вовсе не Франц-Иосиф, а русский Николай II. По слухам, отец Максим говорил, что вскоре Галиция перейдет в состав России.
Поскольку при обыске у Сандовича и Гудимы обнаружили многочисленную москвофильскую прессу, обоих отцов арестовали. Суд над ними состоялся только через два года. Приговор был оправдательным.
Медвежья услуга
Выгоду от этих процессов получили русские пропагандисты. С трибуны Петербургского съезда ГРБО архиепископ Волынский Антоний, учитель Сандовича, ораторствовал: «Мы должны воззвать на весь мир: „Мы слышим ваши стоны!"»
На этот съезд продавались билеты. «Цена была немалая, по 10 руб., — писали газеты. — Но все 5 тыс. мест были раскуплены». К тому же Бобринский издавал свои речи отдельными брошюрами и продавал их по 25 коп.
В марте 1914 года граф еще и сумел пробраться на судебные процессы против святых отцов. В Петербурге австрийское посольство отказало ему в визе, но Бобринский получил ее в Румынии. Войдя во Львове в зал суда, он крикнул в адрес Сандовича и Гудимы: «Целуем ваши вериги!»
Николай Гирс, русский посол в Вене, 27 марта 1913 года писал в Министерство иностранных дел: «Со свойственной ему необузданной пылкостью и бестактностью Бобринский возбуждает против православных Прикарпатской Руси административные власти как в Галиции, так и в Венгрии».
Российские архивы объясняют поведение Бобринского: в начале1913 го он потребовал от правительства повысить расходы на поддержку «русских» в Австро-Венгрии до 200 тыс. руб. (500 тыс. гульденов). Историк Бахтурина пишет: с августа того же года деятельность москвофилов в Галиции стала наиболее активной, поскольку министр иностранных дел Сергей Сазонов сообщил минфину о необходимости обеспечить сумму, указанную Бобринским.
С началом Первой мировой австрийский генштаб обязал военное командование усилить меры по борьбе с подозрительными элементами. В августе 1914 года краевой президент Буковины Рудольф фон Меран создал для этих целей военно-полевые суды. Доходило до бессмысленных расправ. Например, жандармский вахмистр Лакингер хвастался, что в одном селе под Выжницей повесил 41 москвофила. А лейтенант Тробей приказал сжечь село Уторопы за то, что его жители симпатизировали русским.
Множество русинов оказались в лагерях для интернированных. Только через один из них — Талергоф — прошло около 7 тыс. настоящих и мнимых симпатиков России. Более 1 тыс. погибли там от болезней и голода.
Этот материал опубликован в № 40 журнала НВ от 3 ноября 2017 года
