Интервью с Николаем Васильевичем Шулипой, жителем серой зоны на Донбассе.
Halo noviny: Вы проживаете на улице Взлетная в Донецке, которая вот уже восемь лет находится на передовой. Тут не осталось ни одного дома, который не пострадал бы. Сейчас на этой улице живут несколько человек, в основном пенсионеры, шахтеры, которые всю жизнь работали в близлежащих шахтах. Вы своими руками строили свои дома, прожили в них всю жизнь, и я понимаю, что вы не хотите их покидать, несмотря на постоянные украинские обстрелы. Можете ли вы это как-то прокомментировать?
Николай Васильевич Шулипа: В начале войны, в 2014 году, эта область первая пострадала от украинских обстрелов. Украинская армия гнала людей, чтобы подавить пророссийское восстание на Донбассе. Ополченцы, бывшие горняки и рабочие, а также российские добровольцы, которые их поддерживали, хотели взять под контроль главный местный объект — аэропорт с вышкой и взлетной полосой, чтобы остановить переброску украинских сил на Донбасс. Они не были готовы к тому, что Украина начнет крупномасштабную войну с применением армии, а тем более что она нападет на мирное население и будет бомбардировать его с военных самолетов. Некоторые ополченцы пришли без оружия, буквально с палками, а донецкие руководители хотели вступить в переговоры с украинской армией, чтобы избежать кровопролития. Однако 26 мая 2014 года Киев ответил жестокой репрессивной операцией, не предупредив о начале огня ни ополчение, ни мирное население района, расположенного близ аэропорта.
В то время в Донецке уже состоялся референдум о самоопределении. Большинство жителей Донбасса, включая жителей тех регионов, которые сейчас находятся под контролем Украины, проголосовали за его отторжение и создание собственной республики. Вместо диалога Украина объявила антитеррористическую операцию (АТО). С того дня на Донбассе началось кровопролитие, и районы по соседству с аэропортом, превратились в отторгнутую зону, куда не ездил общественный транспорт, и даже неотложка не могла сюда доехать из-за постоянных обстрелов.
— Я приехала к вам на автобусе. Недалеко от остановки на улице стоит выгоревший киоск, прямо в который угодил снаряд. Асфальт разбит снарядами, которые прилетают со стороны Украины. Прямо напротив ограды аэропорта стоит дом. Когда вы меня встретили, Николай Васильевич, вы тут же повели меня во двор и показали свою любимую голубятню. Вы занимаетесь голубями уже более полувека, а голубь, как известно, символизирует мир. Во время войны вы много их потеряли. Сколько?
— Я держу голубей 58 лет. В шесть лет мне подарили моего первого голубя, который оставался со мной долгие годы. До войны у меня было 250 голубей, и я потерял почти всех. Удалось спасти только 22. Я прятал их куда только можно. Чаще всего у своей тещи. Я пробовал держать их в подвале или на чердаке. Во время боев на моих голубей начали охотиться хищники. Даже в те месяцы, когда бои были настолько интенсивными, что местных жителей по соображениям безопасности эвакуировали с улиц близких к аэропорту, я каждый день ходил навестить своих любимцев.
— Расскажите нам, как началась война на Донбассе?
— 26 мая 2014 года я был занят домашними делами. Я зашел за чем-то в дом, а потом начались взрывы. Вертолеты и самолеты летели; начался обстрел аэропорта; ополченцы отступали, а потом Украина перешла к полномасштабному применению армии. Над нашими головами пролетели вертолеты, которые стреляли без разбора даже по зеленым насаждениям. У меня на дворе скопилось множество гильз. Они летели так низко, что можно было даже видеть лица пилотов. Они стреляли из крупнокалиберных пулеметов, а также с самолетов с ракетами.
Конечно, все испытали шок. Там было много мирных жителей и журналистов. Вместе со мной укрылся один корреспондент из Израиля. А когда стемнело, я вывел его из-под обстрела. Он дал мне крестик на память, и я храню его до сих пор.
— Почему для местных жителей это было неожиданно и шокирующе?
— Мы думали, что никто стрелять не будет, особенно в мирных людей. Зачем? В чем логика убивать простых жителей, которые никому не причинили вреда? Они стреляли по всему: по неотложкам, по гражданским объектам. Просто по всему.
— Они намеренно убивали?
— Да, конечно. 26 мая погибло много ребят. У меня был один раненый. Я перевязал его, а второй сидел и молился. Я спросил его, что произошло, а он ответил, что его друга разорвало на части на их глазах. Но когда поблизости находились хотя бы ополченцы, все было спокойно. Когда же никого не было или они отдалялись от поселка, по нам долбили тоже. Все гражданские, кто не уехал с Донбасса в самые тяжелые первые месяцы войны, единодушно говорили, что Украина проводит репрессивную операцию, акт устрашения. В Октябрьском и на других участках фронта украинская армия устроила так называемые «накатывающие обстрелы». Позиции и важные участки не пострадали, но самолеты летели постепенно один за другим, обстреливая аэропорт. Тогда ополченцы начали отступать, а затем Украина применила всю силу армии. Конечно, никто такого не ожидал. В то время украинские политики открещивались от местного населения, создавая из нас образ врага, и называли нас пособниками террористов.
— Вы были на референдуме 11 мая 2014 года?
— Конечно, да. На него пришли все мои друзья!
— Почему?
— А как иначе? Я должен был как-то действовать!
Пусть кричат «Хайл Гитлер»? У меня дома, в моей стране? Нет, такого не будет. Что нынешние нацисты сотворили в Киеве? А в Одессе, где они второго мая сожгли людей? Если бы я не проголосовал на референдуме, Донецк стал бы второй Одессой. Нас всех бы сожгли.
— Сколько людей пострадало в первый день, когда война пришла в Донецк?
— Точно не знаю. На подсчеты не было времени, но точно много. Многие мои знакомые погибли. Когда велись бои за аэропорт, меня отсюда выгнали, но я приехал, чтобы накормить своих голубей. Сначала я ехал на машине, а потом начался обстрел, и я слышал миномет, который строчил в моем направлении с украинских позиций. Я упал на землю и лег, а потом отправился дальше. Когда нацистов выбили из аэропорта, взрывов я уже не слышал, хотя гранаты продолжали падать. Во время одной из этих атак убили брата моего друга. Я сам попал под этот обстрел и бросился на землю под забором. Я отважился подняться и уйти только утром. Я видел, как убитые лежат на дороге. Они пролежали там три дня, и мне пришлось сказать об этом его брату. Загрузить его тело в машину и увезти было невозможно, пока не приехала команда, которая забирает мертвых с боевых позиций.
На протяжении трех с половиной месяцев мы прожили в доме моего брата. Он находится чуть дальше, у церкви. Нас было там шестеро. Бои за стратегически важный донецкий аэропорт продолжались восемь месяцев. Поселки по соседству с аэропортом подвергались ежедневным обстрелам их тяжелых орудий. Каждый день поступали новости о гибели мирных жителей, а улицы, соседствующие с аэропортом, практически стерли с лица земли. После того как аэропорт удалось вернуть, украинская армия перенесла свои позиции в соседние села, что, однако, никак не повлияло на артиллерию. Обстрелы улиц близ аэропорта продолжились.
С нашей улицы многие уехали. В первые годы войны все здесь уничтожили, и сегодня восстановлена лишь малая часть. Но нет способа вернуть настроение и мотивацию жить здесь. Только все восстановишь, и снова начинаются обстрелы.
— А ваша семья?
— Мой отец родом из Центральной Украины, а моя мать — из региона на юге России. Они оба похоронены здесь. У нас с женой есть дочь, сын и внучка. Все они живут и работают на Донбассе. Дочь и внучка уехали в соседнюю область, чтобы их жизни ничто не угрожало. Даже в относительно спокойной обстановке, когда тяжелую артиллерию не применяют, прилетают самолеты с украинских позиций. Передовая находится примерно в 500 метрах от моего дома, а дальность стрельбы из обычного автомата Калашникова составляет около тысячи метров, то есть один километр. А у пулемета того больше.
Во время войны украинская ракета «Град» попала в нашу семейную могилу — ту, в которой похоронены моя мать и мой отец. Моя мать родом из Курска, а отец из-под Винницы. Он всю жизнь проработал сварщиком и, кстати, сваривал те самые ракеты «Град». Парадоксальным образом именно такая ракета угодила в их могилу. Вообще на кладбище разбомбили шесть памятников, в том числе тот, под которым лежит мой дед и моя бабка.
Сейчас могилу мы восстановили, но на самом кладбище из могил торчат ракеты, и никого это не беспокоит. Но в том районе вообще много дыр в асфальте, следов на домах от осколков ракет и бомб, а также стоят трубы сожженных домов. Во время войны мой дом не раз обстреливали. Лень подсчитывать. Но меня злит, что все по-прежнему разбито, дыры, новые окна и стекло были выбиты. Прилетел 120-миллиметровый снаряд. Крышу разворотило, и только «Красный крест» помог мне ее восстановить. У меня выбило зубы. Однажды над моей головой разорвалась граната, которая меня не ранила, но очень испугала, и у меня выпали все зубы. Тут не осталось почти ни одного дома, и тем, кто вернулся, пришлось строить новые. Все было разрушено и сожжено. Дом моей дочери сгорел, и теперь торчит только печная труба.
Сейчас все тут ждут признания от России и получают российские паспорта.
— Вы хотите быть признанными Россией, но на Россию все только нападают и выставляют ее агрессором. Скажем, Польша, страны Прибалтики… Кроме того, недавно возникли проблемы в отношениях с Чешской Республикой, которая обвиняет Россию во взрывах в Врбетице. Что вы об этом думаете?
— Я думаю, что Чешская Республика раскололась на два равных лагеря. Не все против нас. Половина нас поддерживает.
— Вы думали, что Украина развяжет войну?
— Да. Как только в Славянске застрелили мирных жителей, я понял, что так поступят и с нами.
В сентябре внучке исполнится девять лет. Она занимается пением, поет в хоре и ходит в музыкальную школу. Учится играть на фортепьяно. У меня никак не получается взять к себе семью моего сына. Ему 35 лет. Он спортсмен, не курит и не пьет. До войны жилье в этом районе близ аэропорта считалось престижным. До центра недалеко, а вокруг зелень и покой. Тут было хорошо. Недалеко — магазин «Метро», железнодорожная станция, транспортные коммуникации, автобусы, троллейбусы. Теперь все в руинах.
Наши позиции находятся очень близко к украинским. Я помог нашим ребятам и принес из подвала огурцы, помидоры, а они взамен принесли целую коробку носков. Я им говорю: «Ребята, зачем мне носки? Вы рискуете ради меня жизнью да еще и приносите теплое белье. Я готов вам за вашу службу выстирать ваши носки». Так я сказал солдатам. Конечно, мы пережили много ужасного.
Через несколько дней после встречи журналистки с Н. В. Шулипой на улице Николая Васильевича разорвалась украинская граната и повредила дом. Никто не пострадал, так как многие покинули поселок. Но риск того, что очередная шальная пуля или бомба унесет чью-то жизнь, существует почти каждый день в этот восьмой год неутихающей войны.
