Интервью с Якубом Кортусом (Jakub Korus) — автором первой книги о суррогатном материнстве в Польше и на Украине
Wirtualna Polska: Какую роль играет Львов для польских пар, которые пытаются зачать ребенка?
Якуб Коптас: Так сложилось, что международным центром бизнеса, связанного с суррогатным материнством, стал Киев, а поляки едут в первую очередь во Львов, расположенный недалеко от границы. Там работают три профильные клиники, кроме того, есть много мест, специализирующихся на репродуктивной медицине. Говорят, что польские семьи активно пользуются их услугами как по искусственному оплодотворению, так и по поиску суррогатных матерей. В одной из клиник мне рассказали, что в период пандемии к ним обращалось до пяти польских пар в месяц, легко подсчитать, что в целом их число доходит до нескольких десятков.
— Польское министерство здравоохранения как-то анализирует эти данные?
— Польские власти закрывают на это глаза. На Украине более либеральные законы, в Польше для государственного руководства этой темы как будто не существует. Оценить, сколько людей пользуется у нас услугами суррогатных матерей, невозможно. Я могу только констатировать, что многие поляки прибегают к их помощи на Украине.
— Многие ли женщины на Украине принимают решение стать суррогатными матерями?
— В программе суррогатного материнства, по разным оценкам, принимают участие примерно 3 тысячи украинок в год. Еще 3 тысячи женщин решают стать суррогатными матерями за границей. Я делал свой репортаж во время пандемии, и мои собеседники говорили, что в период локдаунов эта цифра уменьшилась вдвое. Есть еще донорство яйцеклеток. Многие с этого начинают, а если все идет хорошо, становятся потом суррогатными матерями. Свой генетический материал отдают ежегодно 30 тысяч украинок.
— В случае суррогатного материнства речь идет о нескольких десятках тысяч долларов, верно?
— На Украине паре, которая хочет ребенка, приходится заплатить от 35 тысяч до 55 тысяч долларов, женщины получают меньше — 15-16 тысяч плюс средства на ежемесячные расходы (одежду, лекарства и так далее). В итоге стоимость услуги может доходить до 20 тысяч долларов. Сумма, если сопоставить ее с украинскими заработками, получается астрономическая. С другой стороны, это не так много, если принять во внимание, что женщине приходится жертвовать своим телом в течение девяти месяцев и даже дольше, ведь нужен еще процесс подготовки, гормональной стимуляции. В США речь идет уже о 100 тысячах долларах. Экономическая ситуация заставляет украинок соглашаться на гораздо меньшие деньги.
— Все дело в деньгах.
— Да, хотя многие женщины стараются создать себе «алиби», говоря, что хотят помочь парам, которые не могут зачать ребенка. Украинские журналистки отмечают, что суррогатные матери не всегда живут в крайней нищете. Бывает, что им нужны деньги для больного родственника. За год они могут заработать достаточно, чтобы, например, отправить ребенка в школу, расплатиться с долгами за квартиру, открыть какой-нибудь небольшой бизнес.
Чаще всего это необеспеченные женщины без высшего образования. Среди них много матерей-одиночек или женщин, содержащих семью. Мои собеседницы говорили прямо: если бы я могла заработать такие деньги иначе, я бы не согласилась на суррогатное материнство. На фоне безысходности оно кажется им привлекательным способом получить крупную сумму.
— В вашем репортаже меня удивили комментарии женщин, говоривших, что деньги должны выступать ключевым аргументом, ведь суррогатное материнство — не благотворительность, и если кто-то рассказывает о своих альтруистических побуждениях, это для агентства тревожный звоночек.
— Правильно было бы считать суррогатное материнство работой, а не относиться к нему как к проявлению альтруизма. Услышав рассказы о том, что женщина хочет помочь кому-то стать родителями, представители агентства делают вывод, что, возможно, она эмоционально не готова к такому шагу, что она может слишком сильно привязаться к ребенку.
— И не отдаст его?
— Или переживет травму. Такие ситуации случаются, хотя, как мне кажется, это редкость. Большинство женщин, с которыми я разговаривал, подходили к своей задаче рационально: они записывались на программу, готовились к ней, проходили процедуру переноса эмбриона, как можно лучше заботились о себе в период беременности, стараясь не думать о ней, как о своей, рожали ребенка, отдавали его и возвращались к собственным детям. Некоторые клиники дают инструкции, предписывающие не разговаривать с этим ребенком.
— Не создавать с ним связь.
— Да, главная заповедь гласит: не привязываться. Способно ли выполнить ее большинство женщин? Возможно. Бывает ли, что кому-то не удается не привязаться? Безусловно.
— В Польше суррогатное материнство находится в серой зоне, часто оно сводится к «матке в аренду». Это называют торговлей людьми. Вы рассказываете в вашей книге берущие за душу истории, которые не вписываются в эту картину.
— Мария, журналистка из Киева, описала известный случай с женщинами, которых вывезли рожать на Северный Кипр, для некоторых все закончилось трагически, один ребенок умер. Мария сказала мне фразу, которая направляла меня во время написания книги: «Не стигматизируй этих женщин, не делай из них жертв, это взрослые люди, и даже если их вынудила к этому жизнь, они знали, на что идут».
Примером может служить история Ольги, бежавшей из Донбасса в Киев. У нее был маленький сын, которому она хотела помочь, так что она решила стать суррогатной матерью. Как мы можем судить, верным или неверным был такой шаг? Ольга не считает свой опыт травматическим, хотя во время одной из беременностей чуть не лишилась жизни. Суррогатное материнство было для нее шансом оттолкнуться от дна. Легко пылать возмущением, называть таких женщин живыми инкубаторами, арендованными матками. Больше всего стигматизирует их утверждение, что они испортили себе суррогатным материнством жизнь.
— Ведь что мы на самом деле знаем об этой процедуре? Обычно ее представляют так, что женщину оплодотворяют, она вынашивает ребенка, рожает, отдает его, и все, конец истории. А это, как вы пишете, сложный процесс, который иногда заканчивается смертью плода, выкидышем, новыми попытками…
— Я считаю, в этом есть некий героизм. Большинству женщин, с которыми я разговаривал или о которых мне рассказывали, деньги были нужны не для себя, а для детей. Одна из моих героинь, Наташа, сразу же после родов попросила выписать ее под собственную ответственность, чтобы она могла сесть в автобус и вернуться к своим сыновьям. Следует, однако, подчеркнуть, что суррогатное материнство не должно выглядеть так, как оно, к сожалению, выглядит сейчас. Женщины остаются без опеки, до них никому нет дела, на них просто зарабатывают.
— В группе «Сила матерей» в Фейсбуке можно прочесть разные жуткие истории украинских суррогатных матерей. Одна женщина рассказывает, что она чувствовала себя рабыней агентства, другая, что из-за врачебной ошибки у эмбриона не развивалась голова, третья, что за замершую беременность ей предложили 450 долларов. Это происходит на Украине, где есть группы поддержки, можно рассчитывать на помощь, а законы более либеральны…
— Все это ужасает. Записи в «Силе матерей» действительно позволяют увидеть, с какими травмами связано суррогатное материнство. Это бизнес, а тот стремится к максимальной прибыли. Распространенной практикой стала подсадка нескольких эмбрионов, если приживется слишком много, лишние убирают. Такого происходить не должно.
Иногда женщина, подписывая договор, не дает согласия на вынашивание близнецов, но потом от нее скрывают, что она беременна двойней. Бывает, что один из близнецов умирает, но второго нужно доносить. Если происходит выкидыш или роды оказываются преждевременными, в этом часто обвиняют женщину. В некоторых договорах встречается пункт, гласящий, что если биологические родители потребуют прерывания беременности, а женщина на это не согласится, ей придется самой нести все расходы. Подобных случаев масса.
Если такое происходит в стране с либеральным законодательством, страшно даже подумать, через что проходят женщины в Польше, которым приходится держать все в строжайшем секрете.
— Это уже даже не серая, а черная зона.
— В Польше нет ни одной инстанции, в которую могли бы обратиться суррогатные матери, ведь им пришлось бы признаться, что они участвовали в незаконной процедуре, их затаскают по судам. Так что действительно появляется не серая, а черная зона.
При этом, что интересно, украинки приезжают рожать к нам. Был такой случай, что роды у одной женщины начались на борту самолета, которым она летела в Польшу. Во-первых, под угрозой оказались ее жизнь и жизнь ребенка, во-вторых, если бы тот родился не под контролем агентства, ее записали бы матерью, а это создало бы формальные сложности для биологических родителей.
— Две ваши собеседницы, как мне кажется, лучше всего описали ситуацию. Одну вы спросили, чьи права на самом деле гарантированы в Польше. Права законодателя, ответила она. Вторую я процитирую: «Наше религиозное государство, слепо верящее в бога, не хочет понять, что бог порой подводит. Я чувствую, что меня подвели и государство, и бог».
— Это Оливия, разговор с которой больше всего меня потряс. Пары, страдающие бесплодием, предоставлены сами себе. Государство подводит их на каждом этапе. Прежде всего, у нас нет полового просвещения, никто не рассказывает о бесплодии. Люди не знают, когда нужно проверяться, не ставят себе целью стать здоровыми будущими родителями. Потом, когда обнаруживаются проблемы в репродуктивной сфере, лечение получить сложно. Пара решается на искусственное оплодотворение, но бесплатно оно делается не во всех городах. Есть еще усыновление, однако, и эта процедура организована в Польше плохо. Остается находящееся в черной зоне суррогатное материнство.
Родители из страны мифа о матери-польке, с которыми я говорил, чувствуют, что в их стараниях обрести ребенка им никто не помогает. Оливия подчеркнула, что больше всего ее поразила шизофреничность ситуации: все хотят, чтобы она была матерью, проявила посредством материнства свою женскую сущность, но с другой стороны — вставляют палки в колеса.
— Вы противопоставляете такие высказывания представлению о том, что услугами суррогатных матерей пользуются знаменитости или циничные богачи.
— Именно так. Людей вынуждают обстоятельства. Кому бы хотелось лететь в чужую страну, оставлять там состояние и надеяться, что все закончится обретением желанного ребенка? До какого отчаяния нужно дойти, чтобы решиться на что-то подобное?
— Это как с запретом на аборты: запрет на суррогатное материнство не приведет к тому, что оно исчезнет, а пары перестанут мечтать о собственных детях.
— Мы хотим, чтобы аборты были доступными и безопасными, то же самое с суррогатным материнством. Дети рождаются, люди пользуются процедурой. От того, что мы игнорируем проблему, она никуда не денется. Нужна система, в рамках которой можно будет обсуждать суррогатное материнство, снять с темы налет табуированности, создать безопасное пространство как для потенциальных родителей, так и для матерей. Когда я писал книгу, я пришел к выводу, что главные отрицательные герои в сфере суррогатного материнства — это агенты и посредники, а не сам процесс.
