Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Корректировка курса в направлении дипломатии в украинском кризисе. Часть 2

© РИА Новости Виктор Антонюк / Перейти в фотобанкАртиллерия ЛНР стреляет агитснарядами с листовками по позициям ВСУ
Артиллерия ЛНР стреляет агитснарядами с листовками по позициям ВСУ - ИноСМИ, 1920, 28.08.2022
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
До начала спецоперации на Украине американские официальные лица выступали с рядом противоречивых "предупреждений" о планах России, пишет TNI. Автор статьи отмечает, что Штаты были вынуждены раздувать угрозу, поскольку разведка США на деле не имела четкой картины происходящего.
Часть 1 можно прочитать здесь.

Раздувание угрозы и оценка угрозы

На фоне критики перед началом конфликта Белый дом отстаивал свою коммуникационную стратегию. "Во время Ирака разведданные были задействованы прямо с этой трибуны, чтобы начать войну, — заявил Салливан. — Сейчас мы пытаемся войну остановить". Ту же логику продвигали среди международной аудитории. В ООН Блинкен сказал: "Мне известно, что некоторые ставят под сомнение наши разведданные, припоминая предыдущие случаи, когда они в конечном счете не подтвердились. Но позвольте прояснить, я здесь сегодня не для того, чтобы развязать войну. Я здесь, чтобы ее предотвратить". В сущности, раздувание Штатами угрозы было оправдано благородной целью, и даже преподносилось теми, кто ее пропагандировал, как необходимость. "Потому что, поделившись с миром тем, что мы знаем, — продолжал Блинкен в ходе выступления 17 февраля. — Мы сможем повлиять на Россию, чтобы она сошла с тропы войны и выбрала другой путь, пока время еще есть". Позже директор ЦРУ Уильям Бернс подтвердил существование информационной кампании "выборочного рассекречивания", которую проводит разведсообщество США. "Это та информационная война, которую Путин, я думаю, проигрывает", — отметил он на слушаниях в конгрессе при участии глав других разведслужб в марте 2022 года. Он добавил, что Штаты наконец нагнали Россию в использовании информпространства как оружия.
По словам американских и западных официальных лиц, говоривших на условиях анонимности, информация — или дезинформация — применялась, на одном уровне, чтобы опередить, помешать или запутать Москву в реализации ее планов, а на другом — чтобы "подорвать пропаганду Кремля и не дать России определить, как этот конфликт воспринимается в мире". До сих пор многие наблюдатели верят, что "рассекреченные" данные исходят от надежных источников, не понимая, что информационная война стала необходимостью из-за отсутствия доступа к высшим эшелонам российской власти.
Тесный внутренний круг и аппарат принятия решений путинской России — в сочетании с ее продвинутой системой контрразведки — представляют собой стойкую проблему для американского разведсообщества. Эти ограничения и трудности объясняют размашистый и прерывистый характер предупреждений Вашингтона. И действительно, "упреждение" было продиктовано скорее нехваткой надежных разведданных, нежели наоборот. По всей вероятности, "выборочное рассекречивание" опиралось на спекулятивные прогнозы и догадки, и главное вычленялось на основании предположений о том, как Россия могла бы поступить, исходя из ее возможностей и прецедентов. Совсем не факт, что такие выводы делались на основе точной информации в режиме реального времени. "У нас нет ясности относительно намерений Москвы, — признался Блинкен в ноябре 2021 года. — Но мы знаем ее методичку". Таким образом, взяв за основу "методичку", американская тактика упреждения обошла проблему неопределенности и недоступности, что усложнило и повысило цену сдерживания предполагаемого "вторжения".
По принципу "процесса исключения вероятностей", упреждающие усилия были направлены на снижение вероятности множества возможных сценариев. Помимо начала самой спецоперации, другие угрозы и предупреждения так и не оправдались. В этом винегрете предсказаний были и перевороты в крупных украинских городах, в том числе в столице, и тайная операция с целью провокации с использованием наглядной видеопропаганды, и массированная кибератака, и химоружие, и многое другое. Но ни одно из них не было основано на надежных данных об этих событиях — скорее, на предположениях об их вероятности. Позже официальные лица США признали, что ничем не обоснованные угрозы были частью информационной войны против России. "Это не обязательно должны быть надежные разведданные, — сказал один из чиновников. — Важнее опередить их, а конкретно Путина, до того, как они что-то предпримут". Иными словами, "упреждающая тактика" была ничем иным, как дезинформацией, либо попытками "залезть в голову Путину".
И главное, что такое "упреждение", служащее косвенной формой сдерживания отрицанием, вышло за рамки тактического уровня. На его основе формировалось представление уже о политических целях и военных амбициях России.
В январе 2022 года США и Великобритания замыслили совместную информационную кампанию, целью которой было максимальное освещение в общественном дискурсе возможных военных целей России. 20 января американский минфин ввел санкции против четырех пророссийски настроенных представителей украинской элиты. Единственное, что им вменялось, — дерзкая цель по "созданию на Украине нового, контролируемого Россией, правительства". Несколько дней спустя, нацелившись на западный медиа-истеблишмент, Вашингтон и Лондон "вбросили" очень сомнительную схему из недостаточных и ничем не подтвержденных тезисов. Она держалась на публичных заявлениях и частных утечках в СМИ, в которых представители каждого из правительств взаимно подтверждали верность своих оценок угрозы. По существу, они внедрили идею о том, что в планы Кремля в ходе спецоперации входит установка пророссийского марионеточного правительства в Киеве.
Однако этим утверждениям сильно не хватило подробностей и, по общему мнению, они не отвечали базовым критериям правдоподобия. Просочившись в публичный дискурс, тема имен якобы следующих марионеточных лидеров в Киеве дошла в украинском обществе до комического абсурда. Что важно, эти "разоблачения" больше походили на любительские догадки и спекуляции. Нормальной оценкой угрозы, которая прошла традиционный разведывательный цикл, там и не пахло. "Полный нонсенс", — сказал один пророссийский украинский законодатель. "Многие из тех, кого называют членами этого якобы будущего правительства, даже толком не знакомы, — добавил он. — Это список случайных имен". Глава исследовательского отдела одного из аналитических центров в Киеве назвал эти предположения "плохо продуманными" и "совершенно абсурдными" и добавил, что такой режим попросту "не получит поддержки украинского общества".
Вместо того, чтобы корпеть над планами по госперевороту, Евгений Мураев, которого британцы "назначили" потенциальным лидером пророссийского правительства, был в отпуске с семьей на тропических островах. "Сначала, — сказал он, — я подумал, что это какой-то розыгрыш". По иронии, Мураев уже и не был сторонником России. Несколько лет назад Москва ввела против него санкции после конфликта с другим "заговорщиком", назначенным уже Штатами, Виктором Медведчуком. Последний с мая 2021 года находится под домашним арестом по обвинению в госизмене в рамках репрессий Киева против русскоязычной оппозиции. "Это не очень логично. Мне запрещен въезд в Россию, — сказал Мураев. — Не только это, но и деньги фирмы моего отца там были конфискованы". Неудивительно, что на предыдущих выборах его партия не смогла получить ни единого кресла в парламенте. Другой выдвигаемый американскими чиновниками "кандидат" Олег Царев — бывший депутат Рады, который называет себя "самым ненавидимым на Украине человеком после Путина". Царев покинул Украину, а с ней и политику, в 2015 году. "Довольно забавная ситуация, — отметил он. — Посмотрите на меня. Меня даже не приглашают выступать на российском государственном телевидении, потому что я недостаточно важен. Я директор санатория в Ялте". На самом деле Царев управляет тремя оздоровительными клиниками на Черном море. Четвертым кандидатом стал бывший украинский премьер Николай Азаров, который был вынужден бежать из страны в 2014 году. "Как я могу защититься от этого обвинения, если никто даже доказательств против меня не представил? — сказал он с досадой. — Я даже в суд на британцев подать не могу, потому что сформулировано все было очень аккуратно. Меня не обвинили в причастности напрямую, просто якобы какие-то люди подумывают о том, чтобы меня использовать". (Автор неверно привел цитату: эта цитата из Guardian принадлежит не Азарову, а Мураеву. Азаров же назвал эти догадки "чушью и бредом" — прим. ИноСМИ).
Однако цель заявлений США и Великобритании была не в том, чтобы продемонстрировать результат добросовестной разведывательной работы. В противном случае, такая широкая огласка была бы запрещена в целях защиты источников и методов, особенно учитывая, что "подглядеть" намерения России не получается. Наоборот, разоблачения и утечки представляли собой операции по дезинформации, которые были призваны ужесточить сдерживание отрицанием. Упреждая саму возможность осуществления плана, они полагали, что его реализация станет более сложной и приведет к увеличению расходов. "Громко заявляя об этом (о смене режима), мы лишаем Россию эффекта неожиданности, а также снижаем шансы на успех, если она действительно попытается это сделать", — сказал один западный чиновник в январе 2022 года на условиях анонимности.
До 24 февраля в западном информационном пространстве — в том, что касается возможной военной операции и ее целей — была путаница. Но после ее начала, когда затянувшаяся неопределенность наконец разрешилась, ее потенциальные последствия посыпались одно за другим, прояснили и консолидировали нарратив, который теперь доминирует в общественном дискурсе. Начало боевых действий не только "узаконило" предшествовавшую им дезинформацию, но и выдало неоправданный кредит доверия искаженным угрозам, которые последовали потом. Как следствие, это придало силу звучавшим с официальных трибун заявлениям и данным, а также даровало американским лидерам право еще больше раздувать угрозу в рамках сдерживания отрицанием.
И конечно, в первые часы после начала операции Вашингтон посадил в благодатную почву общественного дискурса новый, еще более гнусный замысел. Путина намеренно стали изображать "потерявшим рассудок" и "сумасбродным" "агрессором от природы" с неутолимой жаждой власти. Некоторые пошли еще дальше и утверждали, будто его сознательная самоизоляция во время пандемии вызвала психоз. В конце концов, этот сфабрикованный нарратив помог разогнать миф о том, что в своих военных решениях он дьявольски одержим мировым господством. "Его амбиции выходят далеко за рамки Украины, — заявил Байден в день начала операции. — На деле он хочет восстановить Советский союз. Вот в чем дело". Позже в тот же день, на вопрос о том, опирается ли заявление президента на какой-то разведывательный анализ, Блинкен ушел от ответа и сказал: "Не нужна никакая разведка, чтобы понять, чего именно хочет Путин. Он ясно дал понять, что хочет заново выстроить советскую империю".
Такая дерзкая военная цель подразумевала внезапный и кардинальный сдвиг в оценке угрозы. Но элиты и медиа-истеблишмент на Западе, казалось, ничего и не заметили. По иронии, несмотря на мучительные попытки прочитать мысли Путина, американские лидеры абсолютно утвердились в своем мнении о его расчетах и целях — настолько, что необходимость в разведке отпала. В самом деле, непостоянство оценки угрозы американцами поразительно и наводит на два варианта: либо разведка так быстро повысила доступ, либо руководство страны все время занималось выдумыванием угроз — и, в сущности, пользовалось им в качестве инструмента госуправления.
К примеру, всего за месяц до начала операции, Байден предположил, что Путин может собираться совершить "незначительное вторжение". Белый дом забрал его слова назад и объяснил, что имелось в виду невоенное мероприятие, как, например, кибератака. Тогда возникло опасение, что "маломасштабное вторжение" может не дать нужного эффекта в публичном поле, а значит ослабить сдерживание и усложнить возможности для ответа со стороны США. В конце концов, ограниченная военная акция оправдывает лишь ограниченный ответ — а значит, любая стратегия сдерживания полетит в тартарары. Как бы то ни было, публичное предположение Байдена, пусть и эфемерное, противоречило хоть пока и хрупким, но крепнущим заявлениям США о том, что потенциальная военная операция может быть направлена на смену режима в Киеве.
Удивительным образом всего за месяц Белый дом "перескочил" от неуверенности в намерениях России к неуверенным утверждениям об "ограниченном вмешательстве". А всего через несколько дней речь уже шла свержении текущего режима и установке нового; еще немного времени спустя всё остановилось на региональной гегемонии и желании доминировать над половиной Европы.
Надо отметить, что Путин вообще не давал никаких заявлений о восстановлении СССР. Мало того, он открыто отрицал такой замысел. Военные цели Москвы часто увязывают с имперскими устремлениями. Это своего рода попытка "расшифровать" и истолковать ту непрозрачность и те чувства, которые кроются в романтическом отношении России к своей имперской истории. Это приводит к выборочным и необоснованным причинно-следственным связям, которые лишь подтверждают существующие предубеждения. Вкратце, нет никаких очевидных или убедительных доказательств, — во всяком случае, в публичном поле — что Путин аргументирует спецоперацию на Украине необходимостью возродить СССР. Тем не менее гиперболизированная риторика — рассказы о наполеоновских, ни больше ни меньше, амбициях, которые подаются как аксиома — продолжают срываться с губ политической элиты, публичных персон и касты экспертов.
Оглядываясь назад, нужно отметить, что американские чиновники обвиняли Европу в осторожности и нерешительности, которая помешала усилиям Вашингтона по сдерживанию для предотвращения боевых действий. Однако в рамках кампании "отрицания прокси-войной" раздувание угрозы помогло решить прежние проблемы. Мнимый страх того, что российская сухопутная армия катком пройдется по Украине, а потом прокатится и по всей Восточной Европе, шустро сформировал ранний дискурс конфликта — и это несмотря на базовое общее понимание, что сил и средств у России на такой подвиг нет.
Преимущества раздувания угрозы подтолкнули западные правительства к созданию активного единого фронта и подстегнули ранее робкую до этого Европу на агрессивные меры в противостоянии предполагаемой опасности. Не менее важно то, что политические лидеры получили поддержку внутри своих стран и "добро" на то, чтобы повышать риски и нести расходы для участия в прокси-войне с Россией. Однако раздувание угрозы — палка о двух концах. Некоторые предупреждали, что если "перераздуть", мир поймет, что американцы применяют ту же тактику по дезинформации, что и русские. А это, в свою очередь, в будущем ударит по доверию к разведке Штатов и тому, как она оценивает угрозу.

Недобросовестность кризисной дипломатии

С самого начала боевых действий американские законодатели неустанно публично заявляли, что специальная военная операция "не спровоцирована". Их цель — изобразить действия России как однозначное наступление, а не оборонительную реакцию на ощутимую и растущую угрозу. Такая риторика не только дает США и Западу народное одобрение для противодействия Кремлю, но еще и помогает уклониться от любых внутренних обвинений в провокационных действиях и неспособности снизить градус напряженности кризиса.
По большому счету, путь к войне — это трагедия непреднамеренных последствий. Более точно этот путь демонстрируют демоны спиралей эскалации, предшествовавшие Первой мировой, но стремление к региональной гегемонии, послужившее толчком ко Второй — другая история. Вопреки западному консенсусу, российская спецоперация стала результатом не неудачного сдерживания "агрессора", а итогом недобросовестной кризисной дипломатии, причем со всех сторон.
Если присмотреться, провокаций было предостаточно. По сути, если брать наращивание Россией военного присутствия у границ с Украиной за точку отсчета кризиса, то изначально военное развертывание Москвы стало ответом на подстрекательства Киева. Более того, это наращивание стало результатом не однократного — или одностороннего — решения Кремля, а процесса эскалации с повторяющимися этапами длиною в год. "Разогрели" кризис до предела провокационные меры со стороны Украины и ее западных партнеров, которые сначала спровоцировали, потом расширили, а в конечном итоге поддержали мобилизацию российских войск.
Первая группа российских сил численностью примерно в три тысячи солдат прибыла в приграничную зону в феврале 2021 года. Разумеется, она не была предназначена для того, чтобы войти на территорию Украины. Но — и многим на Западе это не известно — то, самое раннее, развертывание стало прямым ответом на провокационные действия, предпринятые в одностороннем порядке правительством Зеленского.
К началу 2021 года, потеряв ту волну популярности, которая привела его в президентское кресло, Зеленский избрал рискованную политическую стратегию, чтобы спасти ускользающий от него пост. Чтобы воодушевить украинских националистов — и выклянчить активное участие только что прибывшей в Белый дом администрации Байдена — его правительство решило занять жесткую позицию по отношению к России. В ходе целого ряда провокационных шагов он подавил русскоязычную оппозицию, закрыл конкурирующие СМИ, конфисковал активы политиков и арестовал пророссийскую элиту по обвинению в госизмене.
В Москве кампанию Зеленского восприняли как политическую чистку, которая усилила дрейф страны на западную орбиту. Однако предупреждениями Кремль не смог добиться от Киева изменения в поведении.
Вместо того, чтобы сдать назад после первого российского развертывания вооруженных сил, украинский лидер повысил ставку. 26 февраля Зеленский подписал указ о мерах по деоккупации и реинтеграции Крыма. Это подтолкнуло Россию, которая аннексировала территорию полуострова в 2014 году, к тому, чтобы послать более мощный сигнал и привлечь внимание Запада. На этот раз произошло массовое наращивание войск у границы.
Вашингтон, тем не менее, не стал умерять пыл Киева. Напротив, США поддержали жесткий разворот против Москвы. Хотя на зачаточной стадии этот спор имел двусторонний характер, вскоре кризис накалился и безрассудно возродил стратегическую угрозу безопасности России.
В ответ на эскалацию со стороны Путина Зеленский снова повысил ставки. В начале апреля 2021 года он вновь публично озвучил стремление Украины к вступлению в НАТО. Российские войска, в свою очередь, продолжали стягиваться в приграничную зону. Но вместо того, чтобы принять к сведению давние опасения России в области безопасности, участники саммита НАТО в Брюсселе 14 июня выпустили коммюнике, в котором подтвердили спорное решение такой же встречи в Бухаресте в 2008-м. Тогда альянс проигнорировал предупреждения России и пригласил Украину и Грузию. Спустя несколько месяцев это спровоцировало войну в Грузии 2008 года.
Со своей стороны Вашингтон ошибочно воспринял характер агрессии Москвы как наступательный, а не оборонительный. Как итог, Белый дом с наивно придерживался своей непримиримой стратегии сдерживания. Себе же во вред, он не стремился ни признать, ни учесть озабоченность России по поводу расширения НАТО на восток с поглощением Украины.
Несмотря на неоднократные и недвусмысленные предупреждения России о расширении альянса, США продолжали подтверждать приверженность и поддержку вступлению Украины в НАТО. Более того, всего за месяц до начала спецоперации администрация Байдена не только безоговорочно отвергла ключевую озабоченность Кремля, но даже запретила выносить этот вопрос на дипломатическую повестку. По сути, это торпедировало все усилия Европы по поиску компромисса, который, как сообщалось, набирал обороты.
В течение многих месяцев до начала вооруженного конфликта США удваивали ставку на свой безрассудный подход, уговаривая своих западных партнеров последовать их примеру. Пребывая в типичной ситуации когнитивного диссонанса, Вашингтон пытался вынудить ядерную державу Россию отказаться от ее ключевых интересов в области безопасности, рассчитывая при этом распространить свое сдерживание на партнера, с которым у него нет ни договоров, ни вообще каких-либо обязательств по военной защите.
Это стало колоссальным промахом кризисной дипломатии. Американская схема сдерживания не только оказалась неэффективна — именно ее реализация привела к тому, что она, эта схема, как раз должна была предотвратить. Когда кризис вызван дилеммой безопасности, сам факт демонстрации силы и решимости никак не может сдержать войну. Напротив, он лишь усугубляет неуверенность, тем самым подпитывая цикл эскалации и раскручивая его вверх по спирали до тех пор, пока он не выйдет из-под контроля.
Помимо обострения напряженности, полномасштабные военные учения НАТО в Европе весной и летом 2021 года уж точно не укрепили сдерживание. По факту они лишь поддержали мобилизацию России для проецирования своей силы и подтверждения своей решимости. Более того, углубление военного партнерства между НАТО и Украиной только ускорило ход песочных часов дипломатии.
На одном уровне западная военная помощь привела к усилению напряженности в Донбассе, подрывая хрупкий режим прекращения огня. Росли опасения, что предоставляемые альянсом техника и обучение могут рано или поздно подвести Киев к пересмотру статус-кво и восстановления полного контроля над отколовшимися областями. На другом уровне помощь НАТО усилила Украину и ослабила имеющиеся у России рычаги принуждения для достижения своих целей дипломатическим путем. Еще более примечательно то, что зарезервированный Москвой военный вариант решения со временем стал более дорогостоящим, что закрыло возможность для дальнейших раундов переговоров.
В конце концов, решительный отказ Байдена уступить и закрыть для Украины широко распахнутые двери в НАТО, вероятно, и зацементировал решение Путина прибегнуть к военному варианту. "Я не принимаю ничьих красных линий", — заявил Байден в декабре 2021 года. Таким образом он заранее отверг намерение Путина запросить позже в тот же месяц официальный запрет на вступление Украины в альянс. По ошибке — и по большой глупости — единственным неприемлемым итогом для Вашингтона стало дипломатическое решение, которое учитывало бы озвученные Москвой озабоченности в области безопасности. В этом кризисе именно урегулирование — а не сдерживание — было правильным подходом для предотвращения вооруженного конфликта.