Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
"Демократия" в США больше не означает правления народа, считает автор статьи в WSJ. Она наряду с вольностью и свободой слова превратилась в источник власти чиновников, которые, прикрываясь этими понятиями, развязывают войны, грабят и насаждают цензуру.
Эмили Финли (Emily Finley)
Речь президента Байдена 1 сентября в Филадельфии о "единстве" — яркий пример того, какая путаница царит вокруг того, чтó есть демократия. Байден заявил, будто республиканцы и сторонники "Великой Америки" угрожают "самим основам нашей республики". Фраза "угроза американской демократии" в наши дни звучит настолько часто, что утратила всякий смысл, заключая в себе разве что господствующую идеологию — идеологию настолько всепроникающую, что ее уже не замечают. Она как воздух, которым мы дышим.
Я называю это "демократизмом". Эта вольная и идеалистическая трактовка народного правления презирает обычных людей, а рычагами власти наделяет тщательно отобранные кадры из так называемых экспертов. В рамках этой идеологии понятия "демократия" и "народ" — всего лишь риторическое прикрытие для воли элит. Вспомните хотя бы цензуру "дезинформации" в социальных сетях в поддержку "демократии" и "свободы слова". Как так вышло, что цензура выдает себя за защиту свободы слова?
Вспоминается оруэлловский роман "1984" с его лозунгом "Война — это мир, свобода — это рабство", однако эта парадоксальная трактовка демократии укоренилась на Западе гораздо раньше. Мысль, что руководящую роль в политике должен играть некий внеисторический идеал справедливости, выдвигали философы эпохи Просвещения — а возможно, даже Платон. Жан-Жак Руссо изложил эту идею в "Общественном договоре". Всеобщая воля, учит Руссо, народная от природы, даже если не выражается реальными живыми людьми. Таким образом претворять ее в жизнь будут мудрые законодатели — как удобно.
Показательно, что эту руссовскую подмену понятий приняли самые истовые поборники демократии в истории от Томаса Джефферсона до наших дней, прикрывая ей голый авторитаризм.
Джефферсон прославился тем, что критиковал конституцию за недостаточный, по его мнению, демократизм, а национальное правительство вообще считал угрозой свободе. На первый взгляд звучит крайне демократично, но при ближайшем рассмотрении оказывается, что прославление обывателя у него сочеталось с убежденностью, что просвещенная аристократия должна уводить народ прочь от консервативных общественных и религиозных инстинктов — в некую новую эру, свободную от суеверий и предрассудков. "Шиповник и ежевика никогда не станут виноградной лозой и оливой", — писал Джефферсон в 1822 году. Это правильно, но не демократично. Своего оппонента Джона Адамса Джефферсон высмеивал и клеймил "монократом", а администрацию Адамса — "царством ведьм", во многом как раз потому, что считал Адамса недостаточно демократичным.
Еще один пример того, что я назвала демократизмом, — Вудро Вильсон. История запомнила его чуть ли не сверхдемократом, хотя на президентском посту он принимал, пожалуй, самые недемократические меры в американской истории. Он создал прецеденты, которые до недавнего времени большинство американцев считали нарушением первой поправки. Однако сегодня многие левые наверняка одобрят его Закон о подстрекательстве к мятежу от 1918 года, который запретил выступать против политики США "словом или действием", — ведь Вильсон же обещал укрепить демократию! Созвучный ему Закон о шпионаже 1917 года, обязавший главного почтмейстера перлюстрировать новости и публикации с критикой Первой мировой, — чистой воды предшественник злополучного Совета по дезинформации и сговора администрации Байдена с Twitter и Facebook* ради цензуры "инакомыслия" о коронавирусе.
Барак Обама со своей инициативой 2011 года "Мы не можем больше ждать" прямо перенял манеру Вильсона управлять административным наказом. "Мы не можем сидеть и дожидаться, когда не справляющийся со своими обязанностями Конгресс выполнит свою работу, — заявил Обама. — Если они бессильны, действовать буду я". Его желание забрать бразды правления у народных избранников — несомненно, во имя "народа" — еще один пример парадоксальности демократизма. "Я буду лучшим представителем народа", — по сути заявляет демократист.
Само слово "демократия" больше не означает власти народа. Теперь оно всего лишь олицетворяет некую священную цель, взывая к которой можно делать все, что угодно — даже полную противоположность чаяниям народа.
Америка все еще дышит мушкетным дымом 1776 года, и слова, будоражащие воображение с основания Америки, — "вольность", "демократия", "свобода слова" — превратились в источник власти чиновников, которые, прикрываясь ими, развязывают войны, грабят и насаждают цензуру. Эти абстрактные слова лишь поддерживают видимость самоуправления.
Еще Алексис де Токвиль предсказал, что рано или поздно на смену подлинному народному правлению в Америке придет "безграничная власть государства-опекуна". Он считал, что люди смирятся с этой опекой, потому что будут убеждены, что "конец цепи" у них в руках. Сегодняшние "мягкие деспоты" перекраивают саму ткань нашей республики, однако продолжают пользоваться демократическим лексиконом. Есть ли лучший способ обезвредить оппозицию, чем просто-напросто объявить ее "угрозой нашей демократии"?
Эмили Финли — доктор политологии Католического университета Америки и автор книги "Идеология демократизма".
_____________________________________________________
* деятельность Meta (соцсети Facebook и Instagram) запрещена в России как экстремистская — Прим. ИноСМИ
