Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Вмешательство России в ситуацию в Сирии приблизило конец однополярного мира Америки, пишет Unherd. Победа Асада стала поворотным моментом, а Россия вернулась на мировую арену как игрок, способный диктовать ход истории.
Путь к Украине начался еще в Сирии
Когда на прошлой неделе Башар Асад приземлился в Эр-Рияде, чтобы пожать руку королю Саудовской Аравии по случаю возвращения Сирии в Лигу арабских государств, это ознаменовало собой конец сирийской войны — а с ней и "арабской весны". Сегодня его власть тверда, а его народ сломлен и покорен: Асад безоговорочно победил. После единственного явного успеха, Тунисской революции (но и ее задушил бескровный переворот президента Каиса Саида), окончательный результат говорит сам за себя — и, вопреки первоначальным ожиданиям, абсолютная монархия одержала твердую победу.
Но даже несмотря на объективный провал, кровавая путаница "арабской весны" во многом предопределила мир 2023 года. Парадоксальным образом боевые действия на Украине — следствие самоубийства тунисского лоточника-самосожженца в 2010 и всех несбывшихся надежд и страданий, за ним последовавших. Конвульсии Ближнего Востока поистине изменили мир — но отнюдь не так, как казалось (или хотелось) участникам событий.
Как репортеру на местах, мне, как и многим другим, поначалу казалось, что народное восстание в арабском мире лишь подтверждает превратно понятый тезис Фукуямы о том, что дуга истории склоняется ко всемирной победе либеральных сил и демократии. Молодые, динамичные бунтовщики-идеалисты уводили свои страны прочь от деспотических режимов, которые за полвека независимости от британского и французского колониального владычества завели их в тупик. Это была полнейшая противоположность неудавшейся попытке навязать реформы извне, разрушившей Ирак: вместо этого наружу всплыли некогда задавленные общественные силы, готовые привести людей к лучшему будущему.
В итоге всего за 10 дней тунисская диктатура пала под натиском народных протестов. Еще через несколько недель протесты охватили Магриб, а затем и по весь арабский мир. В Тунисе, Ливии, Египте, Бахрейне, Сирии и Йемене — даже в Саудовской Аравии и Иордании — казалось, что деспотические династии вот-вот рухнут под тяжестью истории. Однако "арабская весна" стала противоречием между нашими путеводными мифами и объективной реальностью. Она не стала апофеозом либерального порядка после холодной войны, а, наоборот, ознаменовала начало его упадка.
Трагически зияющая пропасть между чаяниями демонстрантов и реальными достижениями — поистине горький урок. "Арабских весен" всегда было две: радужная легенда, подкрепленная тысячей высокопарных журналистских комментариев из-за рубежа, и объективная реальность на местах, гораздо более мрачная и неоднозначная. Словно несчастные семьи из эпиграфа к "Анне Карениной", народные движения по всему арабскому миру потерпели неудачу, каждое по собственным прискорбным причинам, обусловленным непреложными фактами демографии, истории и власти. Ширящийся раскол между идеалистической западной пропагандой, стоящей на телеологических допущениях неисследованного либерализма, и суровой реальностью помог разрушить порядок, сложившийся после окончания холодной войны: но расплачиваться за это пришлось простым арабским гражданам. Таким образом, итоги "арабской весны" могут преподать нам немало уроков — если мы готовы на них учиться.
В конце концов, арабский мир не так уж отличается от нашего. Вспомните революцию 2011 года в Египте и переворот, откативший всё назад всего два года спустя, — неким поистине сверхъестественным образом эти события предвосхитили политические корчи уже наших западных стран. В Египте переворот Сиси поддержали самопровозглашенные либералы. Умозрительные сторонники демократии и либерализма, египетские "вольнодумцы" не одобрили первых в стране демократических выборов и сделали все возможное, чтобы их отменить. Победителей выставляли отсталыми провинциалами, опасными социальными консерваторами, которые только и мечтают, что вернуть страну в некое мифическое, идеализированное прошлое. Чтобы как-то обосновать свою ненависть к демократическим результатам, они кропотливо сочиняли теории заговора с участием коварных иностранных субъектов, которые якобы все перечеркивали исход выборов и оправдывали любые дальнейшие действия. Таким образом, изучая ход "арабской весны", мы сможем лучше понять наш собственный политический порядок.
Первым рухнул миф о том, что протест выражает и навязывает народную волю. На самом деле, во всех случаях, когда протесты "арабской весны" успешно свергали правителей без вмешательства извне, это делали вооруженные силы, а не народ. В Египте именно Верховный совет вооруженных сил сперва отказался стрелять по протестующим, а затем сверг Хосни Мубарака. Огромные толпы на площади Тахрир — источник вдохновения для самих египтян и эффектная декорация для международных СМИ — послужили лишь красочным оправданием, если объективно, то военного переворота. В Тунисе диктатор Бен Али привлек к подавлению протестов полицию: небольшой профессиональной армии страны он не доверял, и тем, сам того не желая ускорил свое падение. Именно армия Туниса под руководством генерала Рашида Аммара (а не протестующие на улицах) окружили президентский дворец и обратили главу государства в бегство всего через 10 дней протестов. Фактически итог Тунисской революции был предрешен в казармах задолго до того, как она разгорелась на улицах.
Однако миф о свергающей тиранов народной власти распространился не только на Западе, но и в арабском мире: демонстранты высыпали на улицы, а западные правительства делали громкие заявления в поддержку событий, к которым на самом деле относились весьма двояко. Вопреки здравому смыслу, Обама поддался на увещевания Кэмерона и Саркози, столь отчаянно стремившихся к исторической правоте, и согласился на военное вторжение в Ливию. Однако послевоенный хаос он счел предостережением не вмешиваться в дела других арабских стран. Но региональные державы — в частности, Катар и Турция, а также гражданские демонстранты в Сирии и поддерживающие их западные комментаторы — опрометчиво пришли к прямо противоположному выводу: если прольется достаточно крови, США волей-неволей придется вмешаться, свергнуть Асада и установить в той или иной форме представительное правление. Это расхождение между надеждами и реальностью, сотрясанием воздуха и действием станет трагедией для сирийского народа и обречет его на десятилетие разрушительной войны.
До начала войны в 2011 году мало кто из аналитиков рассчитывал, что протесты перекинутся на Сирию: считалось, что сирийцы сделали выводы из показательных примеров соседних Ливана и Ирака и убоятся распада государства на фоне непреодолимых общественных разногласий. Вооруженные силы остались верны правящей династии, исключив малейшую перспективу военного переворота: алавиты с их непропорциональным большинством— из-за уз этнической солидарности и страха перед возмездием суннитов, а сунниты из офицерского корпуса — в обмен на покровительство режима и безопасное и престижное жилье среднего класса. Вместо этого повстанческие группировки общей численностью свыше полутора тысяч наводнили соперничающие региональные силы. Это заранее обрекло и без того дурно скоординированное восстание на внутренний раскол и противоречия.
В основной своей массе аполитичный средний класс суннитов бездействовал: это более-менее состоятельные жители Алеппо и Дамаска составили основную часть потока беженцев в Европу в 2015 году, проголосовав ногами за полное невмешательство в конфликт. У христианского, курдского, алавитского, друзского и шиитского меньшинства страх перед властью суннитов перевесил ненависть к режиму. Это стало для повстанцев непреодолимым препятствием: судьбу революции и дальнейшую власть Асада предопределила сама демография. Репрессии режима ожесточили суннитских демонстрантов, и война приобрела откровенно сектантскую направленность, чуждую изначальной установке зачинщиков против религиозных предрассудков. Предостережения правительства о том, что повстанцами заправляют джихадисты, стали самосбывающимся пророчеством: горячая убежденность в своей правоте и дисциплина помогла им сперва одерживать победы на поле боя, а затем навести порядок и оттеснить революционеров.
Не в силах сместить Асада одними протестами, сирийские революционеры понадеялись на "божественное провидение" — но американской военной интервенции так и не произошло. Оказалось, что все стороны, каждая по-своему, переживали ливийское фиаско: пытаясь ускорить западное вмешательство, повстанцы попытались создать второй Бенгази (столицу и центр снабжения их ливийских соратников). Однако в изнурительной многолетней осаде и контр-осаде они не только растратили свои ограниченные ресурсы, но и разрушили деловую столицу страны. Памятуя о судьбе Каддафи, и без того непримиримый Асад ожесточился еще больше и дал понять, что ни на какие уступки не пойдет и от власти не откажется. Тем временем Вашингтон, травмированный кровавой бойней в Ираке и опасаясь повторения послевоенного хаоса в Ливии, решил воздержаться от прямого вмешательства. Вместо этого он понадеялся, что поставленного повстанцам оружия хватит, чтобы заставить Асада пойти на уступки, не доводя режим до полного краха. С одной стороны, из моральных и политических соображений США были вынуждены создать хотя бы видимость бурной деятельности, с другой — побоялись пойти слишком далеко. Однако бессистемных поставок оружия из Америки хватило, чтобы затянуть войну до бесконечности, не допустив победы повстанцев. Можно сказать, что непрошеная анархия, воцарившаяся вслед за падением Каддафи, лишила сирийских повстанцев шансов на победу еще до начала самой революции.
Но ливийский пример привел и к другим последствиям — уже для нашего континента: Путин пришел в ярость из-за того, что ограниченное вмешательство и создание бесполетной зоны для ВВС Каддафи с целью не допустить кровавой бани в Бенгази, на которые Россия неохотно согласилась в ООН, вылились в многомесячную кампанию непосредственной авиационной поддержки ливийских повстанцев и закончились постыдной казнью Каддафи в кювете. Чтобы не допустить повторения в бывшем сателлите СССР, Путин поставил на то, что Россия обыграет США: тщательно продуманная эскалация в виде американской подготовки и поставок оружия будет сорвана прямым российским вмешательством. Ни красивые слова США, ни поставленное оружие с иголочки не сравнятся с твердой волей Москвы с ее готовностью пойти на риск: вмешавшись в сирийские дела, Россия ускорит конец однополярного мира Америки.
В Сирии путинский гамбит увенчался успехом: победа Асада действительно стала поворотным моментом, а Россия вернулась на мировую арену как игрок, способный диктовать ход истории. Американские чиновники настаивали на том, что у сирийской войны нет военного решения, однако Россия не замедлила его предложить. Российское вмешательство 2015 года сделало победу Асада неизбежной, позволив Америке с некоторым облегчением перейти к кампании против группировки ИГИЛ*, наводившей тогда ужас на европейские столицы, и незаметно поделить страну на две сферы влияния по реке Евфрат. Однако, как и предвидел Путин, со временем Америка бросит даже своих последних ставленников — Сирийские силы обороны под управлением курдов. Извечная карусель в Белом доме перечеркивает мало-мальски последовательное долгосрочное планирование. Поспешно переписывая недавнюю историю, Вашингтон заклеймил разрозненный альянс повстанцев, участвовавший в турецком вторжении в северо-восточную Сирию, военными преступниками и ренегатами, хотя еще недавно сам же их и вооружал. По мнению России, главная уязвимость союзников Вашингтона кроется в неопределенности, обусловленной хаосом демократической системы Америки. Дуга истории не склоняется к либеральной демократии: заложенные в саму систему резкие политические сдвиги привели к тому, что главной ее слабостью стала она сама.
Ввести же войска на Украину Путина убедил даже не столько бегство из Афганистана, столь напугавшее либералов, а уроки "арабской весны". В конце концов, для Москвы свергнувший пророссийского президента Майдан стал не только еще одной постсоветской цветной революцией, которых она и так опасалась, но и пренеприятным европейским отголоском "арабской весны". Путин мрачно предупредил, что ситуацию контролируют не прозападные демонстранты, а сомнительные силы. Первые действия России в 2014 году, в самый разгар сирийской войны, с упором на местные марионетки и "зеленых человечков", от которых можно было "убедительно" откреститься, увенчалось успехом. В 2022 году, после того как эффективность прямого российского вмешательства в Сирии была доказана, Путин предпринял еще одну попытку, на сей раз открыто и в полную силу.
Опять же, Путин поставил на то, что американская поддержка прозападных демонстрантов ограничится риторикой и не будет сопровождаться достаточными действиями, чтобы отменить уже свершившийся факт. Опять же, он предвидел, что американский электорат, цинично настроенный к любым военным вмешательствам после неудачных войн в Ираке и Афганистане, новых рискованных авантюр за рубежом не захочет. Хотя надежды Путина быстро обезглавить украинское правительство не сбылись, а собственный военный потенциал он явно переоценил, о верности его оценки в целом судить еще рано. Шансы Украины на окончательную победу будут зависеть оттого, кто усядется в Белом доме в следующем году. И если либеральные комментаторы, включая самого Фукуяму, утверждают, что военные успехи Украины — веское доказательство неизбежного превосходства демократии над автократией, трудно разделить их ликование, глядя на склоки республиканцев в социальных сетях.
В конце концов, если не считать огромных человеческих потерь в Сирии и чуть более щадящего, но все равно прискорбного десятилетия анархии в Ливии, арабский мир фактически вернулся к прежнему состоянию, как и до великих перемен. Дуга истории совершила полный круг: либо у власти сидят все те же деспоты, либо их место заняли более изворотливые преемники. А регион по-прежнему под дурным управлением авторитарных клептократов и разделен практически по тем же социальным и демографическим линиям, что и в 2011 году.
Разница лишь в том, что дискредитирована сама перспектива политических перемен: вспышки народного инакомыслия — вроде недавних в Ливане и Ираке — легко подавляются без малейшей международной шумихи. Местные государства-клиенты Америки, от Турции до Саудовской Аравии, демонстрируют открытое пренебрежение к изменчивым прихотям своего капризного покровителя и уверены, что могут идти своим путем и вступать в новые альянсы, не опасаясь никаких последствий. Как показало триумфальное возвращение Башара Асада на местную арену, "арабская весна", может, и не смогла изменить регион, зато четко обозначила пределы возможностей (да и желания) Запада перековать мир по своему образу и подобию.
*запрещенная в России террористическая организация.
