Задумайтесь о двух значительных трендах в сегодняшнем мире. Первый — это усиливающиеся амбиции и растущая активность двух великих ревизионистских держав, какими являются Россия и Китай. Второй тренд — это уменьшение уверенности в себе, сокращение возможностей и ослабление воли демократического мира, и особенно США, которые не могут сохранять господствующие позиции в международной системе, принадлежавшие им с 1945 года. Два этих тренда сближаются, и в этих условиях дефицит воли и способности США и их союзников поддерживать существующий мировой порядок наталкивается на усиливающееся стремление и способность ревизионистских держав изменить этот порядок. Следовательно, мы достигнем такого момента, когда существующий порядок рухнет, и мир погрузится в жестокую анархию, что происходило уже трижды за последние два столетия. Издержки от такого хаоса по количеству жертв и утраченного богатства, по потерянным свободам и надеждам будут умопомрачительные.
Американцы имеют обыкновение как должное воспринимать стабильность международного порядка, хотя и жалуются на то бремя, которое несут США, поддерживая и сохраняя эту стабильность. Но история показывает, что мировой порядок способен рухнуть, и что происходит это быстро, неожиданно и жестоко. Конец 18-го века был апогеем европейского Просвещения, но континент внезапно упал в пропасть наполеоновских войн. В первом десятилетии 20-го века ярчайшие умы нашего мира предсказывали конец эпохи конфликтов между великими державами, поскольку революции в области связи и транспорта связали экономики и народы воедино. Но спустя четыре года началась самая разрушительная война в истории. На смену условному спокойствию 1920-х годов пришли кризисы 1930-х, а потом новая мировая война. Мы, как и всегда, не знаем точно, где находимся сегодня в рамках этого классического сценария, и насколько близки к пересечению линии трендов. Сколько нам осталось до мирового кризиса: три года или 15 лет? Неизвестно. Но нет сомнений, что мы уже встали на этот путь.
Пока еще слишком рано говорить о том, какое воздействие президентство Дональда Трампа окажет на эти тренды. Но первые приметы указывают на то, что новая администрация с большей долей вероятности ускорит наше сползание в кризис, нежели замедлит или развернет вспять эти тенденции. Дальнейшие уступки России придадут смелости Владимиру Путину, а жесткий разговор с Китаем может привести к тому, что Пекин захочет проверить решимость новой администрации военными средствами. Абсолютно непонятно, готов ли президент к такой конфронтации. Похоже, что в данный момент он не особенно задумывается о возможных последствиях своих высказываний и действий.
Китай и Россия — это классический пример ревизионистских держав. Хотя обе страны сегодня лучше, чем когда бы то ни было, защищены от иностранных держав (Россия от своих традиционных врагов на западе, а Китай от своего традиционного врага на востоке), они не удовлетворены текущей расстановкой сил в мире. Обе хотят восстановить то господствующее влияние, каким они когда-то пользовались в своих регионах. Для Китая это означает доминирование в Восточной Азии над такими странами как Япония и Южная Корея, от которых он хочет добиться того, чтобы они подчинились воле Пекина и действовали в соответствии с его стратегическими, экономическими и политическим предпочтениями. Это также подразумевает прекращение американского влияния в восточной части Тихого океана за Гавайскими островами. Для России это означает гегемонию в Центральной и Восточной Европе, а также в Центральной Азии, которые Москва издавна считала составной частью либо своей империи, либо зоны своего влияния. Пекин и Москва стремятся изменить несправедливое, по их мнению, распределение власти, влияния и уважения в послевоенном мировом порядке, где главенствуют США. Будучи автократиями, Китай и Россия чувствуют угрозу со стороны господствующих в международной системе демократических сил и со стороны демократических стран, находящихся на их границах. Обе видят в США главную помеху своим амбициям, и поэтому стремятся ослабить ведомую Америкой систему международной безопасности, которая мешает им достичь своих целей и занять принадлежащее им по праву (как они считают) место в мире.
Все было хорошо, пока не закончилось
До недавнего времени Россия и Китай сталкивались с существенными, почти непреодолимыми преградами на пути достижения своих целей. Главным препятствием была сила и внутренняя устойчивость самого международного порядка и его главного защитника и спонсора. Система политических и военных альянсов под руководством США, особенно в двух важнейших регионах Европы и Восточной Азии, могла противодействовать Китаю и России с «позиции силы», как сказал однажды Дин Ачесон (Dean Acheson) (бывший Государственный секретарь США — прим. пер.). Поэтому они были вынуждены реализовывать свои устремления очень осторожно, а после окончания холодной войны им пришлось отказаться от серьезных попыток подорвать международную систему.
Эта система сдерживала их амбиции как в позитивном, так и в негативном плане. В эпоху американского превосходства Китай и Россия были участниками открытой международной экономической системы, созданной и пользовавшейся поддержкой США. И в основном они получали выгоды от такой системы. Пока такая система функционировала, они больше выигрывали от участия в ней, чем от противодействия и от попыток разрушить ее. Однако политические и стратегические аспекты такого порядка причиняли им ущерб. Усиление и активизация демократической власти за 20 лет после краха советского коммунизма создавали постоянную угрозу правителям из Пекина и Москвы, мешая им сохранять контроль. А после окончания холодной войны они начали считать угрозой собственному существованию любой успех демократических институтов, и особенно географическое наступление либеральных демократий вблизи своих границ. И не без оснований. Авторитарные государства со времен Клеменса фон Меттерниха всегда боялись пагубного влияния либерализма. Само существование демократий вблизи их границ, свободный и неподконтрольный им поток информации по всему миру, опасная связь между рыночным капитализмом и политической свободой — все это представляет угрозу для правителей, которым необходимо держать под контролем своенравные силы в своих собственных странах. Из-за постоянной угрозы легитимности их власти, которую создавал поддерживаемый США демократический порядок, эти страны вполне естественно были настроены враждебно по отношению к такому порядку и к США. Но до недавнего времени из-за явного превосходства внутренних и международных сил они не могли противодействовать этому порядку напрямую. Китайские руководители были вынуждены думать о том, что случится с их легитимностью внутри страны в случае безуспешной конфронтации с Соединенными Штатами. Даже Путин входил только в открытые двери, как это было в Сирии, где США весьма пассивно реагировали на его зондаж. Но столкнувшись даже с несущественным противодействием со стороны США и Европы, как это было в случае с Украиной, он повел себя более осторожно и осмотрительно.
Самым главным сдерживающим фактором для китайских и российских амбиций является военная и экономическая мощь США и их союзников в Европе и Азии. Китай хоть и постоянно усиливается, но ему приходится думать о последствиях открытой конфронтации с объединенным военно-экономическим могуществом мировой сверхдержавы и некоторых весьма внушительных региональных держав, связанных альянсами или общими стратегическими интересами. Среди них Япония, Индия, Южная Корея, а также менее крупные, но все равно сильные государства типа Вьетнама и Австралии. России же противостоят Соединенные Штаты и их союзники по НАТО. Когда эти альянсы под руководством США едины, они представляют непреодолимую угрозу для ревизионистской державы, у которой мало готовых прийти на помощь союзников. Даже если китайцы в ходе конфликта одержат победу на начальном этапе, скажем, подчинив себе при помощи военной силы Тайвань или добившись успехов в морских сражениях в Южно-Китайском и Восточно-Китайском море, со временем им придется считаться с совокупным промышленным и производственным потенциалом самых богатых и самых передовых в технологическом отношении стран, а также с тем, что они лишат его доступа к иностранным рынкам, от которых очень сильно зависит китайская экономика. Более слабая Россия с ее сокращающимся населением и сырьевой экономикой столкнется с еще более серьезными проблемами.
Прочное международное положение США и их союзников на протяжении десятилетий отбивало у ревизионистских держав охоту бросить им серьезный вызов. Пока Соединенные Штаты считались надежным союзником, у китайских и российских руководителей существовали серьезные опасения, что их агрессивные действия встретят сопротивление, из-за чего их режимы могут пасть. Политолог Уильям Уолфорт (William Wohlforth) как-то раз назвал такую ситуацию неотъемлемой стабильностью однополярного мира: неудовлетворенные региональные державы стремятся оспорить существующее положение вещей, а их встревоженные соседи обращаются к далекой американской сверхдержаве с просьбой сдержать эти амбиции. И такая система действовала. Соединенные Штаты вмешивались, а Россия и Китай чаще всего отступали назад. Либо же их упреждали еще до того, как они начинали действовать.
Сталкиваясь с подобными препятствиями, эти великие ревизионистские державы могли надеяться только на ослабление такого мирового порядка изнутри и на его постепенное расшатывание посредством отрыва США от союзников или за счет возбуждения сомнений в преданности Америки своим союзникам. Они полагали, что в таком случае союзники и партнеры США откажутся от стратегической защиты либерального порядка и постараются договориться с теми, кто бросает ему вызов.
Таким образом, нынешняя система зиждется не только на американской силе, но и на согласованности и единстве всего демократического мира. Соединенным Штатам приходится играть роль главного гаранта такого порядка, особенно в военной и стратегической сфере. Но идеологическая и экономическая сердцевина такого порядка — а это демократии Европы, Восточной Азии и Тихоокеанского региона — также должна быть сильной и уверенной в себе.
В последние годы этот фундамент зашатался. Демократический порядок ослаб и дал трещину в самом своем основании. Непростая экономическая ситуация, возрождение национализма и трайбализма, слабое и неуверенное в себе политическое руководство, невосприимчивые политические партии и новая эра коммуникаций, которая не ослабляет, а усиливает трайбализм — все это в совокупности породило кризис доверия не только к демократии, но и, если можно так выразиться, к проекту либерального просвещения. Этот проект возвысил универсальные принципы прав личности и общечеловеческих ценностей над этническими, расовыми, религиозными, национальными и племенными различиями. Он был обращен к усиливающейся экономической взаимозависимости, которая должна была создавать общие интересы, не знающие границ, и международные институты, сглаживающие разногласия и способствующие сотрудничеству между странами. Но вместо этого на протяжении последних десяти лет мы видим, как в мире усиливается национализм и трайбализм, как во всех обществах растет неприятие «других», как ослабевает доверие к власти, вера в капиталистическую систему и в демократию. Мы наблюдаем вещи, прямо противоположные «концу истории» Фрэнсиса Фукуямы. История возвращается и мстит, а вместе с ней дают о себе знать наиболее мрачные стороны человеческой души, такие как неизбывное желание некоторых людей получить сильного лидера, который мог бы твердо направлять их во времена всеобщей неразберихи и замешательства.
Средневековье, версия 2.0
Наверное, кризис этого проекта просвещения был неизбежен. Это периодически повторяющееся явление, порождаемое теми изъянами, которые изначально присущи капитализму и демократии. Экономический кризис и усиление национализма в 1930-е годы заставили многих усомниться в том, что демократия и капитализм лучше таких альтернатив как фашизм и коммунизм. Неслучайно то, что кризис доверия к либерализму сопровождался одновременным распадом стратегического порядка. В то время возник вопрос о том, станет ли Америка как посторонняя держава вмешиваться и спасать либо перестраивать тот порядок, который уже не могли или не хотели поддерживать Британия и Франция. Теперь же встал вопрос о том, хотят ли Соединенные Штаты Америки и дальше поддерживать тот порядок, который они создали, и который целиком и полностью зависит от американской мощи. И второе: готовы ли американцы пойти на риск, и понимают ли они вообще этот риск, когда существующий порядок может рухнуть, породив хаос и конфликты.
Уже довольно давно существуют сомнения в таком желании и готовности, и возникли они еще задолго до избрания Трампа и даже Барака Обамы. После окончания холодной войны американцы все чаще стали задавать вопрос о том, почему они несут такую необычную и огромную ответственность за сохранение мирового порядка, хотя это не всегда соответствует их интересам, и хотя Соединенные Штаты все время приносят жертвы, а остальные только пользуются плодами такой системы. Мало кто помнит причины, по которым США взяли на себя такую исключительную роль после двух катастрофических мировых войн 20-го столетия. Поколение тысячелетия, родившееся после окончания холодной войны, вряд ли поймет непреходящую значимость политических, экономических и военных структур, созданных после Второй мировой войны. Они также вряд ли сумеют почерпнуть что-то полезное в школе и в вузовских учебниках, которые как будто помешались, осуждая пороки и безумство американского «империализма». Кризисы первой половины 20-го века и их разрешение в 1945 году напрочь забыты. Как следствие, американское общество не желает мириться с трудностями и издержками, связанными с глобальной ролью США. Прежние безуспешные и дорогостоящие войны в Корее в 1950 году и во Вьетнаме в 1960-е и 1970-е годы, а также прежние экономические неурядицы, связанные с энергетическим кризисом и удушающей «стагфляцией» середины и конца 1970-х годов, не настроили американцев против вовлеченности США в глобальные дела. А вот провальные войны в Ираке и Афганистане, а также финансовый кризис 2008 года сделали свое дело.
У Обамы было двойственное отношение к такой глобальной вовлеченности США, но в основе его стратегии лежало ослабление влияния. Он критиковал и отвергал прежнюю американскую стратегию, усиливая общенациональный настрой в пользу снижения роли Америки в мировых делах и ограничения интересов США. В ответ на провалы администрации Буша в Ираке и Афганистане Обама не стал восстанавливать американскую мощь и влияние — он еще больше их ослабил. Хотя его администрация обещала «перебалансировку» внешней политики США с упором на Азиатско-Тихоокеанский регион, на практике это означало сокращение международных обязательств Америки и уступки ревизионистским державам в ущерб безопасности союзников.
Попытка администрации «перезагрузить» отношения с Россией нанесла первый удар по репутации Америки как надежной союзницы. Перезагрузка началась вскоре после российского вторжения в Грузию, и это было похоже на вознаграждение России за ее агрессию. Перезагрузка также проводилась в ущерб американским союзникам из Центральной Европы, поскольку программы военного сотрудничества с Польшей и Чехией были свернуты ради умиротворения Кремля. Более того, попытки пойти на уступки России предпринимались как раз в тот момент, когда Россия ужесточала свою политику по отношению к Западу, а Путин проводил политику репрессий против собственного народа. Перезагрузка не помогла улучшить поведение России. Напротив, она придала смелости Путину и подтолкнула его к более жестким действиям. Недостаточная реакция Запада на российское вторжение на Украину и на захват Крыма в 2014 году была лучше, чем вялый ответ администрации Буша на вторжение в Грузию (по крайней мере, после вторжения России на Украину Европа и США ввели против нее санкции); и тем не менее, она свидетельствует о нежелании американской администрации дать отпор России в провозглашенной ею сфере своих интересов. На самом деле, Обама публично признал привилегированное положение России на Украине, в то время как США и Европа пытались отстоять суверенитет этой страны. В Сирии его администрация своей пассивностью практически пригласила Россию начать интервенцию и никак ей не мешала. Из-за этого усилилось впечатление, что Америка перешла в отступление на всем Ближнем Востоке (первоначально такое впечатление возникло из-за абсолютно ненужного и недальновидного вывода всех американских войск из Ирака). Последующие действия России, спровоцировавшие наплыв сирийских беженцев в Европу, также не вызвали никакой реакции со стороны Америки, несмотря на тот очевидный ущерб, который эти миграционные потоки причинили европейским демократическим институтам. Администрация Обамы подала сигнал о том, что все это не американская проблема.
В Восточной Азии администрация Обамы ослабила достойные одобрения усилия по утверждению непреходящих американских интересов и влияния. Так называемый «разворот в сторону Азии» оказался в основном риторическим. Сокращение расходов на оборону помешало США существенно нарастить свое столь необходимое военное присутствие в регионе, а администрация своим бездействием довела ситуацию до того, что Транстихоокеанское партнерство, являющееся критическим экономическим компонентом сотрудничества, тихо умерло в конгрессе, став жертвой противодействия его собственной партии. Разворот в сторону Азии пострадал и от общей убежденности мира в том, что Америка отступает и слабеет. Эту убежденность подкрепляли и высказывания президента, и политика администрации, особенно на Ближнем Востоке. Преждевременный, ненужный и дорогостоящий в стратегическом отношении вывод американских войск из Ирака, за которым последовало компромиссное соглашение с Ираном по его ядерной программе, а потом и отказ подтвердить делом угрозу применения силы против сирийского президента, взял себе на заметку весь мир. Хотя администрация Обамы настаивала, что американская стратегия должна быть привязана к Азии, союзники США начали сомневаться в надежности и прочности обязательств Вашингтона, столкнувшегося с вызовами со стороны Китая. Администрация Обамы ошибалась, думая о том, что она сможет отступать по всему миру, одновременно заверяя союзников, что США это по-прежнему надежный партнер.
Природа ненавидит вакуум
Между тем, две великие ревизионистские державы получили новые стимулы для пересмотра существующего положения. В последние годы Россия и Китая все активнее оспаривают действующий миропорядок, так как утверждаются во мнении, что США не хватает силы воли и возможностей для его сохранения. Тот психологический и политический эффект, который войны в Афганистане и Ираке произвели в США, ослабив поддержку глобальной роли Америки в мире, дал ревизионистам новые возможности.
Среди либеральных демократий бытует миф о том, что ревизионистские державы можно умиротворить, уступив их требованиям. Согласно такой логике, американское отступление должно снижать напряженность и ослаблять соперничество. К сожалению, чаще всего случается прямо противоположное. Чем в большей безопасности оказываются ревизионистские державы, тем более амбициозными становятся их попытки изменить существующую систему в свою пользу, так как сопротивление таким переменам по всей видимости ослабевает. Взгляните на Китай и Россию: за последние два века они никогда не были столь надежно защищены от внешнего нападения, как сегодня. Тем не менее, их это не удовлетворяет, и они проявляют все большую агрессивность, добиваясь для себя дополнительных преимуществ в условиях, когда США не оказывают им такого сопротивления, как прежде.
Две эти великие державы различаются главным образом методами своей работы. Китай до настоящего времени ведет себя более сдержанно, осмотрительно и терпеливо, добиваясь влияния прежде всего за счет наращивания экономического веса. А свою растущую военную мощь он использует в основном как инструмент сдерживания и устрашения у себя в регионе. Пока он еще не прибегал к открытому применению силы, хотя его действия в Южно-Китайское море являются военными по своему характеру и имеют стратегические цели. И хотя Пекин пока опасается использовать военную силу, было бы ошибкой полагать, что он будет проявлять такую же сдержанность и в будущем (даже в ближайшем). Великие ревизионистские державы с растущим военным потенциалом неизменно задействуют этот потенциал, когда приходят к выводу, что возможный выигрыш перевешивает риски и издержки. Если китайцы считают, что преданность Америки своим союзникам и ее позиции в регионе ослабевают, или что она не хочет исполнять взятые на себя обязательства, то у них будет возникать очень сильное искушение применить силу для достижения своих целей. Линии трендов сближаются, и на их пересечении вполне может возникнуть кризис.
Россия ведет себя намного агрессивнее. Она осуществила вторжение в соседнюю Грузию в 2008-м и на Украину в 2014 году. В обоих случаях она отняла у этих стран значительные куски их суверенной территории. Учитывая то, насколько решительно и мощно Соединенные Штаты и их союзники отреагировали бы на такие действия в годы холодной войны, их нынешняя пассивность стала совершенно четким сигналом для Кремля и для других стран мира. После этих вторжений Москва направила значительные силы в Сирию. Свое господство на европейских энергетических рынках она использует в качестве оружия. Москва ведет кибервойну против соседних государств, а также масштабную информационную войну с глобальным размахом.
В последнее время российское государство применяет оружие, которое отсутствует в китайском арсенале (или которое Пекин предпочитает не использовать). Оно напрямую вмешивается в избирательные процессы на Западе, чтобы повлиять на их результаты и в целом дискредитировать демократическую систему. Россия финансирует правые популистские партии Европы, в том числе, во Франции; через свои средства массовой информации поддерживает предпочтительных кандидатов и выступает с нападками на остальных; взламывает частную электронную почту, дабы поставить в неловкое положение тех, против кого она действует. В прошлом году Россия впервые применила это мощное оружие против США, активно вмешавшись в американский избирательный процесс.
По любым меркам Россия слабее Китая, но пока ей удается добиваться больших успехов в работе по расколу и ослаблению Запада. Вмешательство России в демократические политические системы Запада, информационная война, ее роль в увеличении потока беженцев из Сирии в Европу — все это способствует ослаблению доверия европейцев к своему политическому устройству и к авторитетным политическим партиям. Военная интервенция в Сирии, проведенная на фоне американской пассивности, усилила сомнения в долговечности американского присутствия в регионе. Пекин до недавнего времени своими действиями лишь еще прочнее привязывал к США американских союзников, которые опасаются усиления китайского влияния. Но эта ситуация может очень быстро измениться, особенно если Соединенные Штаты будут и дальше следовать избранному пути. Есть первые признаки того, что региональные державы уже строят новые расчеты. Страны Восточной Азии обдумывают региональные торговые соглашения, в которых не предусмотрено участие США; Филиппины активно обхаживают Китай; некоторые страны Восточной и Центральной Европы сближаются с Россией как в идеологическом, так и в стратегическом отношении. Скоро может возникнуть такая ситуация, когда обе ревизионистские державы начнут действовать агрессивно, в том числе, с применением военных средств. Это создаст самые серьезные проблемы для американской и глобальной безопасности, причем сразу в двух регионах.
Заменимая нация
Как раз в этот сложный период американцы демонстрируют свое нежелание отстаивать мировой порядок, созданный ими после Второй мировой войны. Дональд Трамп не единственная крупная политическая фигура, которая в ходе прошедшего избирательного сезона призывала сузить определение американских интересов, а также облегчить бремя глобального лидерства США. Президент Обама и Берни Сандерс выступали с собственными версиями «Америки прежде всего». Кандидат, часто говоривший об утрате Америкой своей роли «незаменимой нации», и даже Хиллари Клинтон посчитали необходимым отказаться от своей прежней поддержки Транстихоокеанского партнерства. Как минимум, в мире должны возникнуть сомнения в том, что американское общество готово и дальше поддерживать международные альянсы, лишать ревизионистские державы их вожделенных сфер влияния и региональной гегемонии, и отстаивать нормы демократии и свободного рынка в международной системе.
Такое суженное определение американских интересов возникает в момент нарастания соперничества между великими державами, что может ускорить возврат к нестабильности и столкновениям, характерным для прошлых эпох. Шаткость основ демократического мира и отказ США от глобальных обязанностей уже привели к усилению агрессивного ревизионизма в лагере неудовлетворенных держав. А это, в свою очередь, еще больше ослабляет уверенность демократического мира и его готовность оказывать сопротивление. История учит, что вырваться из такого порочного круга очень трудно, если Соединенные Штаты не изменят решительно свой нынешний курс.
Возможно, они уже опоздали с такой сменой курса. Самые важные и в конечном итоге роковые решения демократические страны принимали не в 1930-х, а в 1920-х годах. Разочаровавшиеся после Первой мировой войны американцы отказались играть стратегическую роль в сохранении мира в Европе и Азии, хотя Америка была единственной страной, обладавшей достаточной силой для того, чтобы взять на себя эту обязанность. США ушли, и это ослабило волю Британии и Франции. А Германия в Европе и Япония в Азии получили новые стимулы для осуществления все более агрессивных действий с целью достижения регионального господства. Большинство американцев были уверены, что события в Европе и Азии никак не могут отразиться на их безопасности. И только Вторая мировая война убедила их в ошибочности такой точки зрения. «Возврат к нормальному состоянию» 1920-х годов в то время казался безопасным и безобидным; однако эгоистичная в своей основе политика сильнейших мировых держав в следующем десятилетии создала условия для катаклизмов 1930-х. К моменту начала кризиса было уже поздно, и человечеству пришлось дорогой ценой расплачиваться за глобальный конфликт.
В такие времена всегда появляется соблазнительная вера в то, что геополитическое соперничество можно устранить за счет сотрудничества и уступок. Нет ничего нового в той идее, которую недавно предложил Ниалл Фергюсон (Niall Ferguson), заявивший, что США, Россия и Китай могут совместно править миром. Такие предложения о совладении звучали во все эпохи, когда одна или несколько доминирующих в международной системе держав пытались отразить нападки неудовлетворенных ревизионистских государств. Эти идеи очень редко давали положительный результат. Умиротворить великие ревизионистские державы без полной капитуляции очень непросто. Сферы влияния таких держав никогда не бывают достаточно обширными, чтобы удовлетворить их чувство гордости или постоянно увеличивающуюся потребность в безопасности. В действительности сама их экспансия ослабляет безопасность и порождает чувство незащищенности у напуганных соседей, вынуждая их объединяться против усиливающейся державы. Пресыщение властью, о котором говорил Бисмарк, случается крайне редко. Сменившие его немецкие руководители не удовлетворились даже тогда, когда Германия стала самой сильной державой в Европе. В попытке еще больше усилить свою страну немцы создавали коалиции, из-за чего страх европейцев перед «окружением» стал самосбывающимся пророчеством.
Дай им палец, они всю руку откусят
Это общая черта усиливающихся держав — своими действиями они порождают ту самую незащищенность, которую якобы хотят устранить. У них есть претензии к существующему порядку (Германия и Япония считали себя обделенными), но удовлетворить их при сохранении такого порядка невозможно. Номинальных уступок недостаточно, однако отстаивающие существующий порядок страны могут пойти только на такие номинальные уступки, если их не принудить посредством превосходящей силы. Недовольная и считавшая себя обделенной Япония не удовлетворилась, захватив в 1931 году Маньчжурию. Обиженная жертва Версаля Германия не удовлетворилась, вернув под свое крыло немцев из Судетской области. Эти страны требовали гораздо большего, но они не могли убедить демократические государства отдать им желаемое, не развязав войну.
Если предоставить ревизионистским державам сферы влияния, это не приведет к миру и спокойствию, а лишь спровоцирует их на неизбежный конфликт. Историческая сфера российского влияния не заканчивается на Украине. Она простирается до Прибалтики, охватывает Балканы и доходит до самого сердца Центральной Европы. А находящиеся в традиционной сфере влияния России страны не обладают ни автономией, ни даже суверенитетом. Польша не была независимой ни при Российской империи, ни при Советском Союзе. Если Китай получит вожделенную сферу влияния в Восточной Азии, он сможет при желании закрыть этот регион для США, причем не только в военном, но также в политическом и экономическом отношении.
Конечно, Китай будет неизбежно пользоваться огромным влиянием в своем регионе, как и Россия в своем. Соединенные Штаты не могут и не должны препятствовать превращению Китая в мощную экономическую державу. Они также не должны желать краха России. Америка должна даже приветствовать определенную конкуренцию. Великие державы конкурируют в самых разных областях: в экономической, идеологической, политической и военной. Конкуренция в большинстве сфер — это вещь необходимая и даже полезная. Внутри либерального порядка Китай может успешно конкурировать с США в области экономики. Россия может преуспевать в международной экономической системе, которую отстаивают демократии, даже не будучи демократической страной.
Но военное и стратегическое соперничество это другое дело. Безопасность лежит в основе всего. Как после Второй мировой войны, так и сегодня Америка это единственная страна, которая обладает возможностями и уникальными географическими преимуществами для обеспечения глобальной безопасности и относительной стабильности. Без США в Европе и Азии нет и не может быть устойчивого равновесия сил. И хотя мы можем говорить о «мягкой силе» или об «умной силе», эти инструменты всегда имели лишь ограниченную ценность, сталкиваясь с грубой военной силой. Несмотря на безответственные заявления об упадке Америки, именно в военной сфере она обладает самыми явными и неоспоримыми преимуществами. И даже в глубоком тылу других великих держав она вместе со своими сильными союзниками сохраняет способность сдерживать угрозы системе безопасности. Но если США не захотят поддерживать равновесие в удаленных регионах мира, вся эта система затрещит по швам под напором необузданного военного соперничества региональных держав. Поэтому США должны нести военные расходы, сопоставимые со своими глобальными обязательствами и функциями.
Если США согласятся на возврат к сферам влияния, это ни в коем случае не разрядит международную обстановку. Просто мир вернется в такое состояние, в каком он находился в конце 19-го века, когда соперничавшие между собой великие державы дрались за пересекающиеся и накладывающиеся друг на друга сферы влияния. Такое неустойчивое и беспорядочное состояние стало благодатной почвой для двух разрушительных мировых войн первой половины 20-го века. Крах мирового порядка на океанах, в котором доминировала Британия, нарушение неустойчивого баланса сил на европейском континенте в период усиления объединенной Германии, а также возвышение Японии в Восточной Азии — все это помогло создать обстановку острого международного соперничества. В такой атмосфере неудовлетворенные великие державы воспользовались благоприятной возможностью для реализации своих устремлений в отсутствие державы или группы объединившихся держав, которые могли сдержать и обуздать их. Результатом стала беспрецедентная глобальная катастрофа и гибель людей в эпических масштабах. Благодаря величайшим достижениям мирового порядка во главе с США за 70 лет после окончания Второй мировой войны такое соперничество удается сдерживать, избегая конфликтов между великими державами. И если американцы уничтожат созданный своими руками порядок — не потому что не могут его сохранить, а просто потому что не пытаются — это будет больше, чем позор.
Роберт Каган — старший научный сотрудник Института Брукингса, автор книги «Мир, созданный Америкой» (The World America Made).
