Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Конфликт на Украине изменил баланс сил в Европе, пишет The Economist. Когда-то оборона и расширение на восток были неосновными вопросами. Сейчас они стали приоритетом, а влияние государств Центральной и Восточной Европы выросло.
Восток поднялся, Германия опустилась, а Британия ушла
Английский футболист Гари Линекер как-то пошутил, сказав, что " футбол — это игра, в которой 22 парня на протяжении 90 минут гоняются за мячом, а побеждают всегда немцы". На протяжении десятилетий в Евросоюзе была точно такая же вполне предсказуемая политическая динамика. Неважно, входило в его состав шесть, 12 или 27 стран: члены ЕС неизменно гонялись за компромиссами, пока все не соглашались с тем, что скроят Франция и Германия. Однако старая модель господства двух самых крупных членов союза уже давно покрылась трещинами. Европа вошла в нескончаемую полосу кризисов, и в такой ситуации формируется новая, более подвижная география власти.
Три года пандемии, а затем вооруженный конфликт на Украине переформатировали этот европейский проект. Сместился и баланс сил тех, кто имеет значение. Когда-то оборона и расширение на восток были сферами политики второго плана. Сейчас же они превратились в приоритет, а голоса соседей Украины в Центральной Европе звучат все громче и весомее.Усиление Китая и перспектива возрождения трампизма в Америке заставляют Евросоюз переосмысливать свои экономические механизмы и договоренности. Зачастую он вынужден брать пример с Франции с ее государственной моделью. Изменения климата усиливают ценность коллективных решений, которым отдают предпочтение квазифедеральные структуры власти в Брюсселе. И по всей Европе от Финляндии до Франции усиливают свои позиции и влияние крайне правые популисты, причем происходит это в преддверии запланированных на июнь выборов в Европарламент.
Еще недавно Ангела Меркель была бесспорным лидером европейского континента. Ее преемник на посту канцлера Олаф Шольц не обладает должным весом и влиянием. Многие ждали, что мантию лидера наденет на себя Эммануэль Макрон. Надеялся на это и сам французский президент. Но внутриполитическая ситуация во Франции все более напряженная и неблагоприятная. 8 января это привело к отставке премьер-министра в надежде на перезагрузку. Макрон не может претендовать на переизбрание в 2027 году, но он излучает такую уверенность в себе, какой редко обладают его коллеги из числа государственных руководителей ЕС. Когда Германия и Франция едины, они обладают непревзойденным авторитетом и властью. Но такое случается редко.
Получается, что явного лидера сегодня нет. И кто сегодня важнее — зависит от того, что поставлено на карту. Возьмем вопросы обороны и безопасности, о которых должны неотступно думать все с учетом обстановки на Украине (а с недавнего времени и на Ближнем Востоке). Когда Россия в феврале 2022 года начала свою военную операцию, мало кто ждал руководящих указаний от Германии. Она прочно сидела на крючке российского газа, а ее вооруженные силы были настолько слабы и непригодны, что Шольц объявил о необходимости Zeitenwende, или смены эпох. В отличие от Германии, страны Центральной Европы во главе с Польшей и тремя прибалтийскими республиками ощутили свою правоту — ведь они несколько лет предупреждали об опасностях, исходящих от России, которая в прошлом была их повелительницей.
Их влияние нашло отражение в двух политических сдвигах. Во-первых, ЕС теперь сам платит за оружие, отправляемое на Украину. Это первый шаг к наращиванию военных расходов. Во-вторых, налицо процесс расширения, который ранее практически был снят с повестки. После Хорватии, ставшей членом ЕС в 2013 году, туда никто не вступил. Сейчас девять кандидатов находятся на разных этапах переговорного процесса. Самый заметный среди них — Украина, которую поддержала Центральная Европа, несмотря на первоначальные возражения Франции и Дании. 14 декабря лидеры ЕС дали согласие на начало официальных переговоров о вступлении. Если и когда этот блок расширится и будет включать в свой состав 36 стран-членов (на это уйдут годы, а то и десятилетия), центр тяжести решительно сместится на восток.
У центральных европейцев сегодня достаточно веса и возможностей, чтобы противостоять идеям, возникающим на западе Европы. Главная среди них — идея "стратегической самостоятельности". Эту преобразующую концепцию проталкивает Макрон. Согласно ей, Европа должна иметь возможность действовать независимо от других. В частности, она должна брать на себя большую часть бремени в вопросах обороны. Но политическое руководство в Польше или в Словакии считает гораздо более убедительными гарантии безопасности, которые предоставляет НАТО, а следовательно, Америка. Континент в основном игнорирует призывы французов к вооруженным силам стран ЕС покупать европейское (то есть, чаще всего французское), когда речь идет об оружии и военной технике.
Но если Центральная Европа обладает серьезным весом, когда идет речь об Украине, то при решении собственно европейских проблем в сфере политики ее голос почти не слышен (тот нравственный авторитет, который создали себе Варшава и Братислава за счет помощи Украине, несколько пострадал, когда они в апреле закрыли свои границы для экспорта сельскохозяйственной продукции, вызвав раздражение у руководства в Киеве). Дело в том, что, когда обсуждаются вопросы экономической политики, Европу все чаще принуждают мыслить по-французски. И вот здесь-то настойчивый призыв Макрона к стратегической самостоятельности звучит намного убедительнее. Франция давно уже с глубоким недоверием относится к глобализации, а теперь боится еще и перебоев в работе цепочек снабжения из-за пандемии и перипетий геополитики. Поэтому она и хочет, чтобы Европа стала более самодостаточной. Напряженность в отношениях между Америкой и Китаем, а также перспектива прихода новой администрации Трампа в 2025 году заставляют остальных европейцев прислушиваться к Парижу.
Макрон продвигает идею о "наивности" Европы в отношениях с остальным миром. Он говорит, что континент открыл свои рынки, в то время как его торговые партнеры этого не сделали (например, Америка с ее протекционистским планом зеленого перехода или Китай с его огромными субсидиями). Во время пандемии СOVID-19 были временно отменены правила ЕС, запрещающие национальным правительствам нянчиться со своими привилегированными отраслями. Но временное стало постоянным. Повторяя заклинание "Европа прежде всего", политики сегодня намного жестче контролируют экономику. Когда-то французская идея сформировать общеевропейскую промышленную политику была под запретом, а сейчас это общепринятый подход.
Французская политика активного вмешательства в управление экономикой возобладала, потому что эти идеи заполнили вакуум, возникший в 2016 году из-за британского референдума о Брексите и после выхода этой страны из ЕС четырьмя годами позже. Останься Лондон в составе клуба, и он бы с большим энтузиазмом разрушил французские планы. Теперь же эту задачу вынуждены решать его бывшие союзники с севера Европы, такие как Дания, Ирландия и Нидерланды, а также Еврокомиссия в Брюсселе. Но этот слабый альянс может лишь разбавить французские планы, но отменить их он не в состоянии.
Британия — не единственная страна, вышедшая из-за главного переговорного стола ЕС. Более неожиданным отсутствующим является Германия. Шольц просто без вести пропал на европейской политической сцене. Непрочная коалиция в составе зеленых с их левыми наклонностями и либералов свободного рынка лишила его возможности результативно договариваться в Брюсселе. "Немецкая коалиция действует даже медленнее, чем идут дебаты внутри ЕС", — сокрушается высокопоставленный чиновник из Брюсселя. А это привело к снижению влияния Германии.
Отсутствие Германии зачастую на руку Франции, которая от этого выигрывает. В наши дни многие важные решения в ЕС имеют явный французский оттенок. Например, это отсутствие новых масштабных торговых соглашений (они омерзительны, по мнению французских фермеров), или послабления в европейских правилах, ограничивающих дефицит бюджета. Но чаще всего отсутствие немецкого содействия тормозит устремления Макрона. Дело в том, что сформулированные в Париже федералистские схемы могут быть реализованы лишь в том случае, если на них дадут согласие берлинские коллеги. Никто не думает, что непростые отношения между неприветливым северянином Шольцем и искрометным еврофилом Макроном в ближайшее время улучшатся.
В иных обстоятельствах Франция начала бы формировать собственные альянсы, ведущие к дальнейшим изменениям в соотношении сил. Но сегодня ей просто некуда бросить взгляд. Италией руководит ультраправая популистка Джорджа Мелони, договориться с которой политическому мейнстриму крайне сложно. Нидерланды лишились своего давнего премьера Марка Рютте, и скорее всего, его сменит идеологический союзник Мелони Герт Вилдерс. Хаотичная политика Испании лишает Мадрид желания влиять на европейские дебаты. Вернувшийся недавно на свой прежний пост в Польше Дональд Туск либерал и твердый сторонник ЕС, но у него много дел дома.
Пожалуй, больше всех от такого вакуума выиграли централизованные институты управления ЕС в Брюсселе. Под руководством немки Урсулы фон дер Ляйен Еврокомиссия с 2019 года сосредоточила в своих руках небывалую власть. Брюссельская машина управления со штатом в 32 тысячи человек давно уже превратилась в могущественную регулирующую силу, что с годами на собственной шкуре ощутили хозяева Кремниевой долины. Но она все чаще начинает вмешиваться в вопросы политики и геополитики.
Все началось с приходом пандемии, когда государства обратились к комиссии с просьбой проконтролировать и поруководить закупкой вакцины для всего блока. Итогом вызванного пандемией спада стал пакет экономического восстановления Евросоюза в размере 807 миллиардов евро, средства из которого пошли на кредиты и субсидии. Отвечая за работу этого фонда, Еврокомиссия сумела направить финансовые потоки таким образом, чтобы это соответствовало ее собственным приоритетам. Например, она разработала планы по снижению углеродных выбросов до чистого нуля к 2050 году. Брюссельские чиновники отнеслись к этой затее с гораздо большим энтузиазмом, нежели многие политики из стран-членов, которым пришлось отстаивать этот курс на чистый ноль перед избирателями, опасающимися, что зеленая повестка еще больнее ударит по их покупательной способности.
Обретя свободу действия и возможность распоряжаться европейскими деньгами по своему усмотрению, Еврокомиссия получила еще больше власти и полномочий. Теперь она могла диктовать странам-членам, как надо тратить полученные деньги. Такие полномочия можно использовать в качестве кнута. Венгрию и Польшу лишили этих денег, так как они ставили препоны власти закона и пытались диктовать судам, как те должны работать. Авторитарный венгерский руководитель Виктор Орбан громко требует отдать Будапешту 30 миллиардов евро замороженных средств ЕС. В Польше Туск в ходе предвыборной кампании утверждал, что сумеет разблокировать средства ЕС, которые были заморожены из-за политики его предшественника.
Не является ли все это признаком возникновения европейской федерации, европейского сверхгосударства? У таких стран, как Венгрия и Польша, складывается именно такое впечатление. Но у полномочий Еврокомиссии есть свои ограничения. Отчасти влияние фон дер Ляйен объясняется тем, что она работает в тесном взаимодействии с правительствами стран-членов, например, по антироссийским санкциям. Так, она может повлиять на ход дебатов об отношении Европы к Китаю. В этом плане она выступает за "ослабление рисков" в торговле и за менее конфронтационный подход по сравнению с Америкой, предлагающей порвать с Пекином. Кому-то это может показаться спорным, но она сегодня больше всех похожа на европейского лидера. Тем не менее, власть фон дер Ляйен все равно зависит от того, пойдут ли за ней другие. Ей надо будет убедить европейских лидеров назначить ее на второй срок после июньских выборов в Европарламент. А Брюссель по-прежнему тратит чуть больше 1% от общего объема ВВП блока.
Выборы имеют обыкновение перестраивать и общеевропейский порядок. Популисты добились немалых успехов в Нидерландах и Словакии. В Польше и Испании у них гораздо меньше побед. Ожидается, что на выборах в Европарламент они укрепят свои позиции. В этом случае опасности может подвергнуться самая мощная сила в послевоенной Европе — слабый консенсус в пользу либеральных ценностей и власти закона.
Когда выборы в Европе подойдут к концу, все внимание переключится на избирательную кампанию в Америке, которая до сих пор является главным гарантом европейской безопасности и основным поставщиком оружия для воюющей Украины. Победу Трампа встретят всеобщим ужасом. Голосование, которое состоится по ту сторону океана от Парижа, Берлина и Варшавы, будет иметь такое большое значение для будущего Европы, что там непременно зазвучат доводы о необходимости дальнейшего развития архитектуры власти.
