Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Конфликт на Украине выгоден США, признал комбат ВСУ в интервью изданию "Цензор". Несмотря на западную "помощь", Киев проигрывает Москве в материально-техническом и кадровом обеспечении. Патриотической работе с молодежью также стоит поучиться у России.
Владимир Фокин: Мой позывной Фока, Владимир Фокин, командир 1-го штурмового батальона, 3-й отдельной штурмовой бригады, киевлянин. С 2015 по конец 2017 года принимал участие в АТО (антитеррористическая операция — на Украине официальное название конфликта в Донбассе. — Прим. ИноСМИ). Затем уволился из рядов Национальной гвардии Украины, и 24 февраля 2022 года вновь встал в строй солдатом, продолжил служить нашему государству. Сейчас находимся на Харьковском направлении, это район населенного пункта Боровая, более точно не будем вдаваться в подробности. Стоим сейчас, держим оборону, проводим штурмовые действия.
Анна Мирошниченко: Есть ли сейчас угроза для Харьковщины? На слуху больше другие регионы, в том числе и покровское направление, Курская область — это понятно. Что по Харьковщине скажете?
— Ну, у противника на самом деле хватает и резервов, и ресурсов, и боеприпасов, и вооружения для того, чтобы иметь возможность давить на нескольких направлениях. Безусловно, самая горячая ситуация у нас в Покровске, Покровск – Мирноград — это сто процентов, учитывая, как там Новогродовку быстро мы сдали и как достаточно быстро до Селидово дошли россияне. Однако и на Харьковщине есть угроза. Опять же, это населенный пункт Песчаный, это к северу от полосы 3-й штурмовой бригады, где противник имеет успех, завладел населенным пунктом, продолжает продвигаться в сторону реки Оскол, левого берега. Как мы ранее говорили, враг всё же имеет целью захватить населенный пункт Боровая, стать по левому берегу реки Оскол, перейти к обороне и высвободить большое количество сил и средств, которые сейчас необходимы ему, чтобы держать оборону. И в конце концов, там и дорога на Купянск им откроется еще с одного фланга, ну и в целом, опять-таки, эти резервы можно будет использовать на других направлениях.
<...>
— Что бы вы сейчас в первую очередь изменили в системе, если бы у вас были полномочия, в нашем государстве? Политика имеется в виду.
— Я бы в политику не пошел. Это, извините, иначе как проституцией я не назову в нашей стране. И на самом деле за рубежом так же, даже взять Америку: что за кулуарами, кто, как, с кем договаривается.
<...>
Опять же, кто-то еще говорит, а почему ты не видишь себя кадровым военным? Я командир батальона, у меня зарплата 32 500 гривен. У меня в подчинении не скажу, сколько точно, — государственная тайна — очень много сотен людей, вооружения и техники. Кто-то говорит: ты за деньги воюешь. Воюю-то не за деньги, и первые три месяца мы погибали, получали ранения, мы не были даже оформлены. И зарплату мы не получали, и никому это не мешало. Однако у нас есть семьи. Окей, конфликт закончился нашей победой, дальше остаешься военным, у тебя нет чего? Правильно: премии, у тебя остается голая зарплата. Там она не совсем голая, это не так, но в целом получаешь 32500. У тебя в подчинении много-много сотен людей, вооружения, техники — боевой, другой, матобеспечения... Рабочий график у тебя 24 на семь, семь дней в неделю.
Я для себя лично не вижу перспектив служить и отдавать себя полностью всю жизнь за 32500 гривен в месяц. С такой ответственностью. Проблема это? Проблема. Обещали нам ее решить еще год назад? Обещали.
— А вы на что тратите 32 тысячи гривен ваших?
— На самом деле, у меня уже всё есть. Всё, о чем я мог только мечтать из снаряжения, я уже приобрел или мне на день рождения подарили друзья, побратимы мои или родные. Поэтому 32 тысячи фактически у меня на аренду жилья, потому что жилье мы себе арендуем. Чаще всего, коммунальные услуги, поесть, попить, заправить машину, ее поремонтировать, обслужить. В принципе, мне зарплаты, на самом деле, хватает. Всю премию, которую я получаю, я стараюсь откладывать, потому что я понимаю, что, когда будет замораживание конфликта, договоренности какие-то, победа, прекращение конфликта, — всё. Военные никому не нужны. Более того, ты еще потом попробуй на работу иди устройся, потому что ты какой-то ПТСРник там, еще какой-то не такой, нервный, неустойчивый.
— Еще говорят, контуженный.
— Контуженный. Я не знаю военного неконтуженного, который пришел бы из пехоты, из нормальной части. Все они контуженные, я в том числе, и не один раз.
— Просто у нас обществе такой негативный окрас. Знаете, как контуженный — ну это всё.
— Люди даже не знают, что такое акубаротравма, что такое контузия, как она влияет. На самом деле, больше влияет не контузия, а посттравматический синдром. Это, как вы сказали, повышенное чувство справедливости. Это государство должно было уже два года думать, что потом с нами делать. Как в Израиле: отправляешься на боевые действия, выполняешь поставленную боевую задачу, выходишь из зоны боевых действий, первое — у тебя сразу медосмотр. Если ты реально участвовал в боевых действиях — что там у кого взрывалось или не взрывалось, — если есть какие-то хотя бы сомнения, то ложишься сразу в больницу. Причем это ты не больной, ты не психически больной, с тобой всё нормально, просто ты ложишься на реабилитацию на определенное время в больницу. С тобой работают врачи, очень хорошее отношение, все классно работает, смотрят всё, ты готов выходить в социум, с тобой всё хорошо. Всё, друг, давай иди домой, вопросов нет.
А у нас что? Человек нужен в нашей стране, пока он воюет. Оторвало ногу, оторвало руку, потерял здоровье — в лучшем случае большой почет, благодарность и низкий поклон волонтерам. Вот волонтеры еще могут помочь через свои каналы, через своих знакомых. В основном ты государству не очень уж нужен. Потому что пользы больше от тебя нет.
— Вы обижены на государство сейчас?
— На государство — нет. Смотришь, например, на меня, на вас, еще на кого-то: о, нормально, адекватный человек, всё, классно, мотивированный, добрый. А как собираемся в один народ — не получается, не знаю. Или мы просто привыкли быть очень терпеливыми и избегать ответственности за свои действия и бездействие. Не знаю, с чем это связано. Но за это болит.
А за власть? Так мы ее на самом деле сами выбираем. Тогда мы должны что-то делать, чтобы она была лучше. Не можем сделать лучше ту власть, которая у нас есть, — давайте тогда что-то менять. Но начинать надо с себя, потому что мы очень часто почему-то забываем требовать от себя какого-то уровня знаний, навыков, а сразу пытаемся от кого-то ожидать, требовать.
Единственное, над чем я размышлял уже очень давно, чем бы я хотел реально заниматься в политике, это Министерство молодежи и спорта. Это интересно на самом деле.
<...>
— Патриотическое воспитание на каком уровне у нас сейчас? Как считаете, вся ли молодежь осведомлена достаточно о конфликте, о том, что происходит? Помните, эти все опросы: назовите Героев Украины? Люди же не знают. Назовите, что происходит в таком-то месте, — они тоже не знают.
— Здесь я бы мог большую измену развести, но измену разводить не будем. Сейчас это надо уже делать профессионально, на уровне государства — настоящую историю, настоящую любовь, чем дети могут гордиться в своей стране, какими выдающимися личностями, какими достижениями. Это же надо в садик, школы, институты, университеты, колледжи. Я уверен, что это начало, потому что мы взрослые, еще совковщина. Правильный темп нам очень будет трудно задать молодежи, потому что еще "мы же братья", ну это же всё есть до сих пор. И это искоренится не через один десяток лет. Надо, чтобы несколько поколений сменилось.
— Просто в этом контексте мы так смеемся над Российской Федерацией, когда видим их ролики, где они детей чему-то учат, у них там патриотическое воспитание. Ну, отбросим то, как оно у них, что они там вкладывают в головы. У них разные нарративы, но сама модель...
— Суперкрутая модель, всё суперкруто. Вот, если не знаете, что делать с молодежью, посмотрите на РФ. Вот, реально. Хотя это заклятый враг, мой с 2014 года (хотя до 2014 я такой: "Мы же братья", и фамилия у меня Фокин, и половина родственников у меня из Донецка, а корни вообще из России). Но ведь можно долго тыкать пальцами и крутить у виска: "А смотрите, что они делают". А результат? Главное — результат: детей учат медицине тактической в школе еще, в высших учебных заведениях. Это плохо? Нет. Любое ДТП, любое землетрясение, что угодно — ребенок как минимум в медицине подкован. У тебя появляется сосед, который просто приезжает к тебе на танках, а ты знаешь медицину, ты знаешь топографию, ты умеешь пользоваться оружием. Почему нет?
Патриотическое у них воспитание, все бегают с российскими флажками и георгиевскими ленточками, хотя это совсем разное. Они гордятся своей страной, им вбили в голову, что надо гордиться: вот чем гордиться, вот какая история, даже если она переписана. Для нас это плохо, для условной там Германии, Польши это плохо. А чем это плохо для населения России? Любовь к Родине плохо? Нет. Тем, что они гордятся "я русский", да? Круто же, и это работает. Ребята, если вы не можете предложить что-то лучше, возьмите хотя бы такую модель и просто повторите, чтобы был хотя бы какой-то результат. А у нас третий год полномасштабный конфликт: вот конфликт закончится — вот тогда заживем... вот конфликт закончится — вот тогда будут реформы... вот конфликт закончится — тогда и образование будет. Вот всё, когда закончится конфликт. Если он через десять лет не закончится, что тогда? Сейчас надо проблемы решать. Прямо сейчас. И не откладывать на потом.
— Всё же вернусь к теме Российской Федерации, потому что я очень не хочу сейчас комментариев о том, что украинские военные хвалят РФ. Но несмотря на их патриотическое воспитание, то, что они там вкладывают в голову этим детям, мотивация же не появляется у них, они же за что воюют? За "любовь к родине"?
— А как появляется мотивация? Хорошо. Проводим снова две параллели. У нас просто физически на самом деле закончились люди, которые добровольно шли в армию. Они закончились по нескольким причинам, одна из них — когда они видят несправедливое отношение, когда не соблюдают обещания, и ты идешь на фронт фактически пожизненно. А если конфликт будет 100 лет? Согласно законодательству, я должен 100 лет служить. А как мне уволиться? То есть механизма нет. Ну и бусификация, как называют. В России что? В России круто. Самара бог знает где, средняя заработная плата 15–20 тысяч рублей, у них сразу: ты подписываешь контракт, подъемные — миллион. Вы понимаете, что такое зарплата 15–20, а подъемные миллион? Мотивация? Мотивация. У тебя подъемные от твоего города, от твоего округа, от страны, от президента, еще там от кого-то. То, что они на это соглашаются, что они едут с оружием в руках на территорию нашего государства, это ужасно. Без вопросов. Но ведь работает это у них. Ну едут же. Проблемы с личным составом есть у Российской Федерации? Нет. Ну нет у них проблем. Они себе позволяли почти два месяца ежемесячно получать пополнение 350–400–500 тысяч человек. Это просто фактически штурмовики. Есть у них проблемы с личным составом, с мотивацией? Нет.
<...>
— Как вы считаете, до сих пор страны мира боятся Путина, боятся эскалации? Поэтому мы не получим такие долгожданные разрешения. И Зеленский ездит на "Рамштайн", но всё же результатов нет оттуда. Таких, которых бы нам хотелось.
— Ребята у нас были на подготовке во многих странах Европы. И они приезжают просто с ужасом. Говорят, там армии нет. Технологии есть. Вооружение есть. Но к количеству вооружения, которое реально готово к выполнению поставленных боевых задач, есть вопросы. И к помощи, как там у нас пиарились когда-то, к лендлизу. Давайте честно: лендлиз был в 1943–1944, когда десятки тысяч единиц автотехники, бронетехники, снарядов, самолетов, просто шли. Вот наши партнеры тогда работали на победу. Сейчас у меня как у военного такое впечатление, что это помощь, знаете, чтобы мы не крякнули. Чтобы держались. Где-то недавно читал, вчера или сегодня, кто-то нам передаст 77 "Леопардов". Ну каких 77 "Леопардов"? Ну 7700 "Леопардов" — это хорошо. Ну каких там 20 "Брэдли"? Ну каких даже 50 "Брэдли"? Вот 5000 "Брэдли" — это учтется. Ну 500 "Брэдли", чтобы хотя бы несколько бригад можно было нормально, эффективно, качественно комплектовать.
Дальше. Унификация техники, боеприпасов и вооружения просто отсутствует. У нас есть все машины мира, как это чинить, как настроить логистику запчастями или для разбитой техники, которая требует восстановления, — непонятно. Как развернуть эффективные бригады ремонтно-восстановительные, чтобы они были настолько унифицированы, —такого в мире ни у кого нет. Поэтому проблема? Сто процентов проблема.
Проблема калибров боеприпасов. У нас же просто всё: от 60 минометов, 81, 72, 120, 120, нарезные с реактивными минами. Там же просто капец. Как это всё обеспечивать? Как это всё подвозить? Как это всё чинить? Это хорошо, что у нас украинцы очень изобретательные, очень мощные, что они учатся вот так, на чем угодно; просто пять минут — и они сами создают таблицы стрельб под разные типы боеприпасов.
01.09.2024
— Но у нас выбора нет.
— Выбора... Просто жить хочется, а выбора нет. Ребята в окопах, а ты с минометом позади, то есть выбора нет. И Россия. Пара калибров, пара танков таких, пара БМП таких, пара БТРов таких. Им надо на все БТРы, которые там только есть, три запчасти — и всё. Вот тебе унификация. Скорость ремонта, скорость восстановления опять же. И они же что-то строят на своих заводах. Поэтому, вы знаете, от западных партнеров хотелось бы не немного, а гораздо мощнее.
— Они не хотят, чтобы мы выиграли?
— Лично мое мнение: это предательство. Что выгоднее? Россия — серьезный игрок на международной арене. Это понимает кто? ЕС понимает? Сто процентов понимает. Китай понимает? Понимает. США понимают? Понимают. Так, значит, кто у нас выиграет из-за конфликта России с Украиной? Выиграет ЕС? Ну, так себе на самом деле, потому что уже без газа сидят, скоро сами будут у нас дрова покупать. Китай выиграет? Выиграет. А США? Да. Если Россия победит Украину очень быстро или наоборот, это ослабит Россию экономически? Точно нет. Выбьет ли это большое количество, как они там кричат, "русских, славян"? Нет. Уничтожит ли это большое количество боеприпасов, вооружения, техники, авиации россиян, например? Нет.
То есть им нужна дистанция, на которой в течение большого промежутка времени ежедневно будут теряться танки, самолеты, БТРы, БМП, вооружение, люди, большое количество санкций, большое количество средств, золотовалютные резервы и так далее. А это выгодно. И кому? И Китаю, и Соединенным Штатам Америки.
— Что делать в этой ситуации? Потому что на самом деле вы говорите сейчас очень страшные вещи. Объективно.
— Это мое мнение.
— И вы имеете право его озвучивать и в эфирах, и в принципе. И то, что мы сейчас слышим, — это страшно. Возможно, кто-то просто боится это проговаривать. Тогда вопрос: что с этим делать? Как нам продержаться дальше? И каким может быть финал?
— Вы знаете, я просто один пример приведу. Когда тебе предлагают на территории твоего государства построить завод по изготовлению "байрактаров", то не надо вваливать миллионы просто на подключение электроэнергии к производственным мощностям. И всё у тебя в стране станет хорошо. Вот не надо. Можно же расставлять приоритеты. Нам нужны хозяйственники, такие менеджеры, которые будут смотреть на перспективу.
Мы два года строим какой-то завод, условно. Еще год мы его запускаем, налаживаем производство, два года что-то продаем и на третий мы его отбиваем. Но это же надо смотреть в будущее. А у нас, к сожалению, почему-то все слои населения привыкли так: "ага, сегодня я украду 50 гривен или пять миллиардов долларов, и мне на всю жизнь хватит". Ну, возможно, и хватит. Что детям твоим завтра делать? Что твоим потомкам делать? Какое ты государство оставишь своим потомкам? Надо думать так.
<...>
Автор: Анна Мирошниченко.
