За последнее время ряд политических обозревателей отметили действия французской дипломатии в отношении России, самым значимым из которых стало приглашение Владимира Путина к президенту Макрону накануне саммита «Большой семерки», в котором не участвовал российский лидер. Все пришли к выводу о том, что Франция стремится восстановить ослабшие после украинского кризиса связи и сблизить с Европой Россию, которая, как считается, все больше смотрит в сторону Азии. Ничто не гарантирует успеха такому предприятию, однако оно вписывается в долгосрочную историческую перспективу и подчиняется определенной логике.

Вряд ли кто-то станет спорить, что в географическом плане Россия является евразийской страной. В то же время нужно признать, что она связана с Европой в культурном плане, и что эта неопределенность играла доминирующую роль в ее истории. Открытое пространство у среднеазиатских степей с их непостоянными кочевыми народами, мир без границ вдалеке от основных очагов древних цивилизаций, равнины от Балтийского до Черного моря, где в первом тысячелетии обосновались славянские племена, ощутившие на себе к его концу целых два европейских влияния. Первое шло с северо-запада, от шведских викингов, которые организовали их государство. Второе — с юго-востока, от византийских миссионеров, которые обратили их в греческое православие. Таким образом, у России с самого начала были прочные связи с Европой.

Тем не менее они оказались под ударом два века спустя, когда нашествие монголов Чингисхана частично разрушило российское государство, оставив лишь слабые княжества под прикрытием лесов, которых опасались монгольские всадники. Они были отрезаны от европейского Запада и греческого Константинополя, но удержали связи через Балтийское море и сохранили идентичность благодаря православной вере. Одно из них, Московское княжество, сумело в XV веке сбросить татаро-монгольское иго и стать колыбелью нового российского государства. Еще в XVII веке западные европейцы назвали Россию Московией.

Этот государственный подъем, в ходе которого появились вопросы насчет идентичности, и исторические обстоятельства, послужили источником вдохновения для удивительного по масштабам и во многом показательного проекта. В 1453 году турки взяли Константинополь и разрушили византийское государство, которое считало себя продолжателем Римской империи, поскольку в 330 году император Константин назвал город «Вторым Римом». Во время коронации в 1547 году Великий князь Московский Иван IV взял себе римский титул «кесарь», то есть «царь», и вооружился доктриной, которую за несколько лет до того сформулировал монах Филофей Псковский: «Два Рима пали, третий стоит, а четвертому не бывать».

Так, провозгласив Москву Третьим Римом, а себя — продолжателем бывшей восточной империи, молодой московский царь утвердился на целом пласте европейской истории и даже объявил себя ее наследником: Византия не погибла, а возродилась в Москве.

Проблема в том, что стремление сохранить исчезнувший мир вело к неподвижности и замкнутости, тем более что православная вера способствовала изоляции от переживавшей бурные перемены Европы. Далекая и инертная Россия XVII века оставалась чужой и казалась отставшей. Она позаимствовала у Запада только оружие, с помощью которого навсегда справилась с угрозой вторжений из Азии, подчинив народы и расширив свой суверенитет на бескрайние просторы Сибири, вплоть до китайских границ.

Внутренняя смута и смена династии вывели страну из ступора. В конце XVII века молодой царь Петр I Романов (1682-1725) убедился в необходимости радикальных перемен, которые должны были прочно закрепить Россию в европейском культурном пространстве. После поездки по Западной Европе (1697-1698 годы) он принял авторитарное решение (в соответствии с абсолютистской властью) об аккультурации русского мира к европейским концепциям и принципам. В подтверждение этой переориентации он бросил Москву и основал новую столицу на Балтийском море: Санкт-Петербург.

За 25 лет правления он сделал свою империю настоящей державой, чье влияние только выросло в XVIII веке благодаря решениям Екатерины II (1762-1796). При ее правлении никто не оспаривал место в Европе государства, чья царица была открыта духу Просвещения и демонстрировала больший интерес к новым идеям, чем ее западные коллеги. На заре XIX века именно Россия положила конец завоеваниям наполеона, а царь Александр I сыграл ключевую роль на Венском конгрессе 1815 года. Экономический подъем империи на протяжении века сулил стране, по мнению некоторых, схожую с США судьбу, если бы она провела реформы отжившей свое политическое системы: абсолютной монархии.

Быть может, именно этот вывод вызвал у революционного меньшинства стремление обойти Европу и утвердить у себя социализм, который та изобрела, но не смогла реализовать на практике? В основу проекта легла «адаптация» (фальсификация, уверены некоторые) Маркса. В 1917 году революция, которая, по логике, должна была привести к парламентской демократии, завершилась «диктатурой пролетариата». По приходу к власти коммунисты сохранили империю под названием СССР, но их так называемый социализм, как всем известно, окончился фиаско три четверти века спустя.

Сегодня Россия осталась без былой империи, ее влияние на международной арене ослабло, а экономика переживает застой. В этих условиях страна ищет себя. Националистическая идеология пришла на смену социализму и вдохновляет действия Владимира Путина. Не подлежащие обсуждению ошибки Запада вызывали в Москве стремление повернуться в сторону Азии, но Путин слишком хорошо разбирается в политике, чтобы не осознавать опасности такого шага, будь то вязкое ближневосточное болото или видимое сближение с Китаем, который явно заглядывается на российский Дальний Восток.

Таким образом, восстановление взаимного доверия России и Европейского союза, несмотря на разногласия, выгодно обеим сторонам и лишь подтверждает то, чему нас учит история. Именно в такой перспективе следует рассматривать осторожные шаги французской дипломатии, которые, надеемся, принесут плоды.