Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
На Ближнем Востоке разразилась беспрецедентная буря, и все карты могут очень скоро смешаться. Страшная угроза в лице Исламского государства представляет собой завершение цикла. На первый взгляд видны лишь разрушения, однако тут явно работают механизмы истории: колебания Америки, сила шиитской оси, новые Иран и Египет... Отрывок из книги «Тайное уравнение ДАИШ» Александра Адлера.
Когда речь заходит о становлении современного политического исламизма сразу же возникает двусмысленность, которую, если взглянуть в прошлое, никак нельзя списать на волю случая. С самого распада Османской империи в 1918 году в глаза бросается неоднозначная позиция западных держав. Напомним, что будущее османского государства оказалось под большим вопросом еще в начале XIX века. До окончательного распада с революцией младотурок в 1908 году страну удерживало вместе лишь соперничество четырех великих держав, которых стало пять с объединением Германии при Бисмарке (Англия, Франция, Россия, Австро-Венгрия и Германия с 1871 года).
Хотя наполеоновская Франция и позднее июльская монархия выступали за раздел Османской империи в пользу выступавшего за модернизм и связи с Парижем Египта, Париж сменил позицию после Крымской войны, когда он вместе с Лондоном создал преграду для российских планов на Балканы и, в меньшей степени, Кавказ. Далее, когда Германия Вильгельма II захотела устроить фактический протекторат из остатков константинопольского халифата, маятник французской политики качнулся в сторону принципиального несогласия с сохранением Османской империи (при этом оно никогда не было полным из-за протурецких французских интеллектуалов вроде Пьера Лоти (Pierre Loti) и профранцузских турецких политиков вроде Мустафы Кемаля). Те же самые метания наблюдались и в Англии, которая сначала приложила все силы, чтобы спасти Османскую империю от Наполеона Бонапарта, а потом для этого же устроила несколько экспедиций против Франции и России, однако в конечном итоге склонилась к мысли о разделе империи после 1907 года (Лондон тогда подумывал о формировании арабского государства на территории от Дамаска до Басры, которое было бы политически связано с Британской Индией).
Россия же практически не отклонялась от поставленной еще Екатериной II в конце эпохи Просвещения геополитической задачи, которая заключалась в завоевании славянских Балкан, подчинении полиэтнического Кавказа, а также (что самое главное) взятии Константинополя и проливов с параллельным возрождением надежд на искупление основных сообществ восточных христиан — греков, армян и ассирийцев (сильно «арабизированных» носителей арамейского языка). Австро-Венгрия и пошедшая тем же путем после 1871 года Германия практически неизменно придерживались консервативных взглядов и намерения сохранить Османскую империю, лишь добавив ей чуть-чуть реформизма. Однако после распада крупнейшей политической структуры мусульманского мира консерваторы начали повсюду бить тревогу: Запад зашел слишком далеко в своей жажде разрушения, и поэтому, особенно на фоне захватившей Азербайджан русской революции, важно вернуть надежду традиционным силам, главному оплоту против тотального развала региона.
В Лондоне, на котором лежала самая большая ответственность, начали все активнее прислушиваться к голосам таких консерваторов. Раз в новой революционной Турции Кемаля не исключалась симпатия к коммунизму, нужно было восстановить мусульманское и враждебное к резким переменам арабское самосознание. А на фоне формирования национального еврейского государства в Палестине, где тоже начали давать знать о себе марксистские влияния со стороны России, арабо-мусульманская консолидация превратилась в точно такой же императив.
Россия же практически не отклонялась от поставленной еще Екатериной II в конце эпохи Просвещения геополитической задачи, которая заключалась в завоевании славянских Балкан, подчинении полиэтнического Кавказа, а также (что самое главное) взятии Константинополя и проливов с параллельным возрождением надежд на искупление основных сообществ восточных христиан — греков, армян и ассирийцев (сильно «арабизированных» носителей арамейского языка). Австро-Венгрия и пошедшая тем же путем после 1871 года Германия практически неизменно придерживались консервативных взглядов и намерения сохранить Османскую империю, лишь добавив ей чуть-чуть реформизма. Однако после распада крупнейшей политической структуры мусульманского мира консерваторы начали повсюду бить тревогу: Запад зашел слишком далеко в своей жажде разрушения, и поэтому, особенно на фоне захватившей Азербайджан русской революции, важно вернуть надежду традиционным силам, главному оплоту против тотального развала региона.
В Лондоне, на котором лежала самая большая ответственность, начали все активнее прислушиваться к голосам таких консерваторов. Раз в новой революционной Турции Кемаля не исключалась симпатия к коммунизму, нужно было восстановить мусульманское и враждебное к резким переменам арабское самосознание. А на фоне формирования национального еврейского государства в Палестине, где тоже начали давать знать о себе марксистские влияния со стороны России, арабо-мусульманская консолидация превратилась в точно такой же императив.
