В течение как минимум 500 лет Россия выступала в роли главной угрозы нашей безопасности. Новая книга позволяет взглянуть на современные противоречия в исторической перспективе и показывает, как образ соседней страны еще в Cредние века состоял из смеси оправданных страхов и необоснованного «ужаса перед русскими».
По приказу царя Ивана IV, Ивана Грозного, в августе 1570 года русские войска атаковали шведские территории Вирланд (современная Вирумаа — прим. перев.) и Ервен (современная Ярвамаа) на территории нынешней Эстонии. За исключением нескольких периодов перемирия, война будет идти четверть века, до тех пор пока мирным договором, подписанным в Тявзине, не будут закреплены небольшие изменения границ в пользу русских.
После войны начались оскорбления. В письме королю Юхану III (Johan III) в 1571 году русский царь объявил, что пишет из милости, так как шведский правитель ему на самом деле не ровня. Швеция мало того что до этого была датским государством, так еще и сейчас неполноценная страна. «До того, как твой отец пришел к власти, мы даже не слышали о существовании шведского королевства», — продолжал Иван, который к тому же определил место происхождения рода Васы как «смоландская деревня».
Иван, парировал Юхан, должно быть, сын какого-нибудь монаха или крестьянина или вырос среди бродяг, раз так плохо умеет писать. Густав Васа (Gustav Vasa) родился вовсе не в Смоланде, а в Уппланде, важнейшем регионе шведского государства. Русский царь, заявил Юхан, разума имеет не больше, чем свинья, и он — бесчестный раб, нехристь и лжец, а также тиран. Последний эпитет остался за царем навсегда.
Опыт конфликта с Россией наложил отпечаток на шведскую политику безопасности. Отношения этих двух стран колебались от ледяных до уважительных, если не сказать теплых. Развитие шведско-русских отношений, в первую очередь в конце Средневековья и в период Великодержавия, стало темой последней книги историка и бывшего государственного архивариуса Финляндии Кари Таркиайнена (Kari Tarkiainen) «Московит. Швеция и Россия 1478-1721» (Moskoviten. Sverige och Ryssland 1478-1721). Этот плод сорока лет исследований Таркиайнена в Финляндии недавно получил Халльбергскую премию 2018 года как лучшая научная работа на шведском языке.
Временные рамки «Московита» задаются двумя эпохальными событиями, причем последнее из них и, пожалуй, наиболее известное — Ништадтский мир 1721 года. Мирный договор подтвердил поражение короля Карла XII под Полтавой, в результате чего Швеция уступила все территории в Прибалтике и восточную половину королевства — Финляндию. Для царя Петра I победа означала, что Россия стала по-настоящему великой европейской державой — страной, которую мелкие государства вроде Швеции должны уважать.
Менее известен 1478 год, с которого начинается книга: тогда великий князь Иван III прибрал к рукам Новгород и во внешнеполитических отношениях стал именоваться царем и «самодержцем всея Руси». Эта российская имперская идея проявлялась и в более широком геополитическом контексте: 15 годами ранее Константинополь пал под натиском Османской империи, и православный престол переехал в Москву, которая стала подавать себя как защитницу истинного христианства и именоваться «третьим Римом».
Россия вышла к берегам Балтийского моря и по суше граничила со Швецией, поэтому шведско-российские отношения расширились до государственного уровня. В центре внимания в основном находились области вдоль Балтийского моря с востока на юг — современная восточная Финляндия, Эстония и Латвия, которые на самом деле не входили в традиционно шведскую территорию. Именно здесь сталкивались эти два государства и здесь возникали основные конфликты.
Проблема, с которой западные государства регулярно сталкивались в отношениях с Россией, — им было трудно понять ход мыслей российского руководства. Швеция с этим справлялась благодаря заслуживающей уважения аналитической деятельности, известной под названием кремлеведения. Чтоб проводить свою восточную политику, которая колебалась от планов нападения до дипломатии, Густав II Адольф, конечно, нуждался в сведениях об истинных намерениях и стремлениях царя.
Одним из выводов Таркиайнена стало то, что шведские рассказы о России в XVI и XVII веках представляли собой комбинацию реалистичных описаний и необоснованного «ужаса перед русскими», хотя со временем анализ данных становился все лучше. Один из популярных и типичных для своего времени трудов — это книга «Регни Мусковитици Сциография» («Regni Muschovitici Sciographi») дипломата Петруса Петреюса (Petrus Petrejus), где он описывает географию России, общественную жизнь и армию, а также приводит доказательства справедливости стереотипов о русских как ненадежных, небрежных и гордых людях.
Лучшими и наименее тенденциозными источниками были люди, которые имели личный опыт общения с внутренними кругами Кремля. Одним из таких людей оказался перебежчик Григорий Котошихин, который в 1665 году поступил на службу к шведскому государству. Ранее он работал в одной из самых секретных организаций России, Коллегии иностранных дел, и после своего побега в Швецию предоставил подробное описание административной системы страны и устройства двора, которое получило название «Описание государства Московского» (Beskrifning om Muschofsche Rijkets Staat).
Примерно в то же время, когда Котошихин сбежал в Швецию, в Россию поехал специалист по фортификации капитан Эрик Пальмквист (Erik Palmquist), чтобы собрать разведывательные данные. В его задачу входило нанесение на карту системы дорог, укреплений, водных путей и внутренней топографии Москвы. Во время своей поездки он сделал подробные описания крепостного двора Кремля и его административной структуры — вероятно, при помощи местных информаторов и взяток. В XVII веке шведы знали о России больше всех в мире, констатирует Таркиайнен, их знания вполне соответствовали великодержавным претензиям страны.
Большая северная война с 1700 по 1721 годы разрушила относительное равенство, ранее царившее между шведским и российским государствами. Когда Швеция уступила свои восточные области, эпоха шведского Великодержавия закончилась, а вместе с ней, как ни парадоксально, эпоха географической, экономической и интеллектуальной близости Швеции с ее большим соседом. Жестокая оккупация Россией Финляндии и ее разорительные набеги на шведские прибрежные территории, очевидно, ускорили этот разрыв.
К тому же мирный договор, заключенный в Ништадте в 1721 году, включал в себя постановление о том, что российский царь становится гарантом неизменности шведской конституции, что давало Москве возможность влиять на шведскую внутреннюю политику вплоть до государственного переворота Густава III в 1772 году. Шведский суверенитет, утверждает Таркиайнен, в то время был ограничен, а Россия училась искусству влиять на внутренние дела других стран вопреки принципам международного права о невмешательстве в межгосударственные отношения.
Ништадтский мир 1721 года положил начало тому балансу сил, с которым шведским властям приходилось мириться, строя отношения с царской Россией — а позднее с Советским Союзом, за которым последовала Российская Федерация. Конечно, отношения менялись в зависимости от военной мощи и политической ситуации, но в Прибалтике огромная страна все равно всегда была весомее, чем небольшие скандинавские государства.
Отношение Швеции к Москве в период Новейшего времени менялось с учетом обстановки в мире: советское вторжение в Чехословакию в 1968 году привело к охлаждению, но через несколько лет, в 70-х, отношения нормализовались; советская война в Афганистане в 1979 году и обострившаяся ситуация в Прибалтике в 80-е годы знаменовали начало нового периода враждебности, который закончился, лишь когда Михаил Горбачев объявил «гласность», Улоф Пальме проявил инициативу, чтобы наладить диалог с Москвой, а в 90-х годах в стране началась демократизация.
Так что ухудшение в отношениях между Швецией и Россией после начала войны на Украине в 2014 году следует давно известному образцу. Согласно так называемому исследованию СОМ (SOМ, Samhälle, Opinion och Medier, — Общество, Мнения и СМИ, прим. перев.), доля шведов, утверждающих, что их «довольно сильно» или «сильно» беспокоит ситуация в России, с 2013 по 2014 год увеличилась с 53% до 80%. Шведы относятся к России и ее лидеру хуже, чем к кому-либо еще в Европе. Но в то же время не все так просто.
Согласно исследованию центра «Пью рисерч» (Pew Research Center) 2017 года, 87% опрошенных шведов заявили, что не доверяют президенту Владимиру Путину. Низкий уровень доверия, однако, не влияет на степень ощущаемой угрозы: а конкретнее, «всего» 39% опрошенных шведов рассматривают Россию как «серьезную угрозу своей стране», по сравнению, например, с 65% в Польше. Больше всего шведов волнует репрессивная внутренняя политика России: 91% шведов считают, что Путин не уважает права собственного народа.
Таким образом, на фоне того «ужаса перед русскими», который Таркиайнен описывает относительно более ранних эпох шведской истории и который толкал королей от Густава Васы до Карла XII на экспансию на восток, это беспокойство представляется не таким уж выдающимся или просто другим. И вновь мы вернулись к ситуации, где конкурирующие интересы и потребности Швеции (и других западных стран) и России вновь сталкиваются по разным поводам — от аннексии Крыма до войны в Сирии и подозрений, что Россия станет вмешиваться в западные выборы.
Но основные противоречия сегодня касаются уже не территорий, религии или торговли, а ценностей. Швеция настаивает на политике идеалов, в основе которой лежат международное право и права человека, что оказалось несовместимо с путинской внешней политикой, неприкрыто базирующейся на великодержавных принципах «законных сфер интересов». Это противоречие, уходящее корнями в историю, вероятно, долго никуда не денется, если только не произойдут какие-то резкие изменения в нынешних политических отношениях между Россией и окружающим миром.
