Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Христианство как форма коллективного самоубийства

© AP Photo / Santi PalaciosБеженцы из разных африканских стран на борту переполненного резинового катера в Ливии
Беженцы из разных африканских стран на борту переполненного резинового катера в Ливии
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
​Итальянцы, если вы не распахиваете двери перед потоком мигрантов, значит, вы плохо верите в Бога. Так считает сам Ватикан. 10,9% итальянцев сидят без работы, среди молодежи уровень безработицы — 31,9% — и это верхняя грань во всем ЕС. Но по мнению Ватикана, Италия все равно нуждается в мигрантах, чтобы решить проблему нехватки рабочих рук. Епископ готов превратить церкви в мечети, чтобы мигрантам было уютнее на новом месте.

Вот твит Ватиканской службы по вопросам миграции и беженцев от 5 июня:

«Мигранты помогут решить проблему, перед которой бессильна нынешняя система социального страхования, а именно — падение числа работников в Италии».


В настоящее время 10,9% итальянцев сидят без работы. Среди молодежи уровень безработицы и вовсе достигает 31,9% — и это верхняя грань во всем Евросоюзе. По мнению же Ватикана, Италия все равно нуждается в мигрантах, чтобы решить проблему нехватки рабочих рук.


А вот твит, опубликованный за день до этого. Это цитата из Франческо Монтенегро (Francesco Montenegro), архиепископа Сицилийского, кардинала и главы комитета итальянских католических епископов по делам миграции. «Мигранты и бедняки — это термометр нашей веры. Отталкивая их и замыкая перед ними наши сердца, мы отказываемся от нашего Бога».

​Итальянцы, вы ведь не распахиваете двери перед потоком мигрантов, захлестнувшим вашу страну? Значит, вы плохо верите в Бога. Так считает сам Ватикан, ведь он «ретвитнул» кардинальский комментарий.


Как сообщает «Гардиан» (The Guardian), Католическая церковь ревностно приветствует массовую миграцию. Вот несколько примеров.


Джанфранко Форментон (Gianfranco Formenton) священник из Умбрии в центральной Италии, известный своими проповедями против расизма и в поддержку мигрантов, хорошо знает, каково это — ссориться с Маттео Сальвини (Matteo Salvini), главой крайне правой партии «Лига Севера» и новоиспеченным министром внутренних дел.


В ответ на ксенофобские заявления, сделанные партией в 2015 году — на фоне миграционного кризиса, когда в Европу прибыло более миллиона мигрантов, 150 тысяч из которых высадились на берегах Италии — он повесил на дверь своей церкви в деревушке Сан Мартино ди Триньяно близ городка Сполето надпись «расистам вход воспрещен, ступайте домой».


Этим он тут же навлек на себя гнев Сальвини, который написал в своем «твиттере»: «Неужто священник предлагает возлюбить контрабандистов, рабовладельцев и террористов? Мне жаль город Сполето и его церковь, если рясу у них носит такой человек».


Только вдумайтесь: если вы верите, что границы вашего государства что-то да значат, то, по мнению этого священника, вы — расист, и в церкви вам не место.


А дальше — больше. Как пишет «Иль Джорнале» (Il Giornale), священники по всей Италии превращаются в ярых поборников миграции. Раффаэле Ногаро, почетный епископ Казерты, заявил, что готов «превратить все храмы в мечети, лишь бы это помогло общему делу и спасло жизни сыновей и дочерей божьих».


Вдумайтесь в это. Нет, вы только вдумайтесь.


И не забудьте, речь идет не о беженцах из Сирии, а об экономических мигрантах из Африки, стекающихся в Италию. Сейчас, когда Сальвини закрыл итальянские порты, землей обетованной для этих, с позволения сказать, соискателей убежища, стала Испания — ведь там хозяйничают социалисты.


Контрабандисты нелегалов из Марокко связываются через правозащитников с береговой охраной, сообщая им об отплытии, сообщает представитель испанской береговой охраны Ориоль Эстрада (Oriol Estrada).


«Контрабандисты прекрасно знают, что в беде их не бросят», — говорит Эстрада, чье судно только за этот год вынуло из воды примерно 1 200 человек, а это почти 80 процентов мигрантов, спасенных в Средиземном море. «Они звонят, говорят, что такое-то судно отвалило из такого-то порта в такое-то время — и сколько человек на борту. Даже имена сообщают», — объясняет он.


Похожая ситуация сложилась было и у берегов Ливии — пока Рим не предпринял решительных мер после того, как «Лига Севера» заявила, что службу спасения превратили в «такси для нелегалов».


Однако многие итальянские священники, включая самого епископа римского, продолжают помогать контрабандистам, покрывая их во имя человеколюбия.


Эта сентиментальность самоубийственна. Только представьте себе: бывший епископ готов превратить церкви в мечети, чтобы мигрантам было уютнее на новом месте. Кардинал говорит, что отворачиваться от мигрантов — значит не верить в Бога. Священник не пускает в храм католиков, выступающих против открытых границ, потому что считает их расистами.


Как однажды гневно бросил мой итальянский друг-католик: «Вот уж поистине лагерь святош».


«Лагерь святош» — это полемический роман-антиутопия, написанный в 1973 году Жаном Распайем (Jean Raspail). В нем Францию на фоне нравственного разложения страны и общего упадка европейских институтов захватывают прибывшие с моря мигранты из третьего мира. Я прочел этот роман три года назад и тогда счел, что он плох — как с точки зрения этики, так и эстетики. Но прочитать его все равно полезно, потому что, несмотря на откровенный расизм, в книге рассказывается неприятная правда. Далее следует отрывок моей записи от 2015 года.


Распай, крайне правый католик-традиционалист и реакционер, широкими мазками рисует портрет Франции, которая прекратила всякую борьбу и сдалась на милость победителю. Все французские учреждения и лидеры страны решают, что нравственный долг всякого француза — приветствовать армаду с распростертыми объятьями. Когда Распай в ударе, он мощно проходится сентиментальному гуманизму политиков, журналистов и церковников, для которых нашествие чужаков — средство спасения души, искупление за грехи Запада. Как я недавно писал, этот сценарий напомнил мне об усталости цивилизации, описанной в стихотворении Константиноса Кавафиса «В ожидании варваров». Пару лет тому назад переводчик Кавафиса Дэниэл Мендельсон (Daniel Mendelsohn) писал о нем в «Нью-Йоркере» (The New Yorker), коснувшись и политических взглядов поэта.


Изнеможение культуры, политическая инерция, противоестественное стремление к жестокому кризису, который бы вывел народ из ступора и оживил нацию — эти темы, кажущиеся столь знакомыми в наши дни, были в творчестве Кавафиса стержневыми. В конце концов, сам он был жителем Александрии, которая считалась символом культурного превосходства. Город, основанный Александром Македонским, стал центром династии Птолемеев и обеспечил себе на века роль средоточия литературной и культурной жизни Средиземноморья — однако впоследствии деградировал, утратив свое значение задолго до рождения Кавафиса в 1863 году. Когда позади тебя столько исторических событий, столько взлетов и падений, уже не ждешь никаких чудес ни от истории, ни от человеческой природы, ни от воли к власти.


По Кавафису, смертные грехи в истории и политической жизни — это самодовольство, чванство и самоупоенный солипсизм, за которым не видно истинное положение дел. Парадоксальным образом, он уважал политических деятелей, которые продолжали доказывать свою нравственную правоту, прекрасно зная, что обречены на поражение. Его привлекали великие «неудачники», заслуживающие уважения за тщетную верность идеалам — а, может, у них хватало здравого смысла вовремя понять, что игра проиграна.


Распай подобные обвинения предъявляет французской элите — на фоне ширящейся миграции и надвигающейся мультикультуры. Он даже предвещает вымышленного папу римского Бенедикта XVI (не забывайте, книга написана в 1973 году). В романе этот бразилец раздает все сокровища Ватикана беднякам из стран третьего мира и увещевает европейцев распахнуть двери перед ордами мигрантов.


Даже дурная книга может многому научить нас. Это полностью справедливо для «Лагеря святош». Что я не могу выбросить из головы, так это то, как Распай изображает мигрантов — по книге выходит, что на Европейскую цивилизацию им совершенно наплевать. Ничего личного, они просто не считают, что приехали сюда попрошайками, и что им следует проявить благодарность за милостыню. Наоборот, они прибывают сплоченными ордами, свято уверенные в том, что им по праву принадлежит вся Европа. Европейцы же в книге разобщены и никак не могут решить, достойна ли вообще их цивилизация, чтобы за нее сражались — и что вообще значат западные ценности. Лидеры «лагеря святош» сдаются на милость победителям бессознательно, но пытаются замаскировать свою капитуляцию человеколюбием. Они считают, что открывая двери перед массами чужаков, они делают благое дело и поступают как цивилизованные люди Запада.


Поэтому настоящие злодеи в романе Распая отнюдь не мигранты, а сами европейские элиты. Похоже, сам он считал, что европейцы должны защищать свою цивилизацию от нашествия варваров до последней капли крови. Современную Францию Распай осуждает, выставляя ее выдохшейся нацией, мечтающей, чтобы ее освободили от всякого бремени. «На варваров — одна была надежда», как сказал в своем стихотворении Кавафис.


У этого блога некогда был читатель из Германии, время от времени он писал, как люто он ненавидит духовенство своей страны за то, что они возглавляют кампанию за открытые границы и бесконтрольную миграцию. Он считал, что они тем самым двигают Германию к гибели. Интересно, а что думают о промигрантском активизме папы римского и других ватиканских иерархов простые итальянцы, особенно верующие католики? Ведь действия, к которым они подталкивают свою паству, скажутся на будущих поколениях итальянцев. Неужто простые католики согласны с тем, что быть ревностным христианином — значит совершить коллективное самоубийство как нация и как цивилизация? Не возложат ли они вину за уничтожение своей культуры и всякое будущее кровопролитие на свое духовенство?


Если вы итальянец и к тому же католик, то кому вы скорее доверите блюсти ваши личные интересы и интересы вашей церкви, Маттео Сальвини или папе Франциску? В любое другое время этот вопрос показался бы верхом безумия — но сейчас случай особый.