Когда я в последний раз была в Москве, там было мало иностранцев. Это был 1988 год, и мы брали с собой мыло и жвачку, чтобы обменивать у подъездов на эмалированные значки с Лениным. Теперь же мы летели «Британскими авиалиниями», а не «Аэрофлотом», самолеты были почти пустыми, а для большого европейского аэропорта в «Шереметьево» было неожиданно спокойно.

За четыре дня я почти не слышала нерусских голосов. Из Лондона в Москву лететь всего три часа, но, наверное, тем, кто хочет вырваться на пару дней, слишком утомительно проходить через сложную процедуру получения российской визы (назовите свой банк, укажите все поездки, которые вы предпринимали за последние десять лет и участвовали ли вы в вооруженном ополчении), или они не хотят видеть саму Москву.

Из трудного потрепанного города она превратилась в трудный и сверкающий город. От населения с пустыми авоськами, прихваченными на случай продуктовых очередей, до бесконечных улиц с недоступными магазинами Шанель/Тиффани/Прада. От бабушек, сидящих за столами в коридорах гостиниц, до металлодетекторов в любом холле и торговом центре.

Можно удивляться, как действенно русские чистят снег, пока не узнаешь, что они делают это, рассыпая химикаты, из-за которых у собак на лапах остаются ожоги. Красная площадь утратила свою спартанскую торжественность советского времени и превратилась в торговый центр с предметами показной роскоши. Еда, кажется, стала лучше, если вы любите суши и макарони.

Возвращение к основам

В Москве я была в качестве гостя Большого театра, который летом этого года будет выступать в Лондоне. Каждое утро меня приглашали на экзерсисы у станка, которые посещают все танцовщики, как премьеры и примы, так и участники кордебалета. Под звонкий аккомпанемент пожилые преподаватели отрабатывали их элементарные движения: первая позиция, вторая позиция, плие… И хотя они учат эти шаги с самого детства, ни один танцовщик не выполнял их в полножки, все слушали внимательно, смотрели на ноги наставника и кланялись при выходе из зала.

Меня одновременно растрогала демократичность этого занятия, и смирение необходимости вновь возвращаться каждый день к основам своего ремесла. Как если бы шеф-повар начинал день с варки яйца, художник — с изображения идеального круга, а журналист — с чего? Возможно, с репортажа о местной выставке цветов с прилежанием, точностью и колоритом.

Закрытое сознание

Но женщина, размахивавшая пластиковыми подносами, была недовольна: «Пакет на молнии должен быть застегнут полностью». Я подчеркнула, что он почти закрыт, и из него торчит только носик от сыворотки для волос «Джон Фрида». «Пакет должен быть застегнут полностью», — повторила она. И так в течение пяти минут, задерживая очередь, я пыталась застегнуть пластиковую молнию. Чего я не спросила, опасаясь, как бы она не надела свои резиновые перчатки, так это «почему?» Почему молния должна быть застегнута полностью? Как это обезопасит мой полет от угрозы терроризма? Или дело просто в том, что, раздуваясь от своей незначительной власти, она просто тосковала по своему призванию советской бабушки?

Привередливые в еде кошки

Почти такой же ужас вызвала у меня своей строгостью дама из приюта для кошек, посетившая мой дом с целью проверки, подходит ли моя кандидатура для того, чтобы приютить бродячее животное. Эта встреча была чем-то средним между собеседованием на работу и первым свиданием. Нервничая перед ее приходом, я недоумевала, как лучше преподнести свою страсть к кошкам. Возвести алтарь из фотографий, посвященный нашему почившему мышелову?

Когда кошачья дама спросила меня, чем я его кормила, я ответила: «А, „Вискасом"», считая, что она будет рада, что я, в отличие от моего мужа, не покупала дешевого корма неизвестных марок. Но «Вискас», несмотря на то, что наш кот прожил 15 лет, не питаясь почти ничем, кроме него, оказался недостаточно питательным. Мы должны инвестировать, сказала она, в дорогой кошачий корм. Я спросила, сколько у нее кошек: «Сейчас только три, — ответила она. — Из-за мужа. До того, как я вышла замуж, у меня было десять».

Я до сих пор не уверена, что прошла испытание.