Зачастую под термином «история» мы понимаем именно тот или иной политизированный миф, концепт, созданный как следствие политического заказа. Если правильно утверждение, что каждое поколение по-новому переписывает историю, то тем более верно утверждение, что каждый политический режим формирует свои требования к истории.
То, что мы наблюдаем сегодня — в особенности по отношению к истории Второй мировой войны и ее составляющей части, Великой Отечественной войны, — это в первую очередь попытка неуклюжей ревизии предыдущего концепта, согласно которому победа в войне является общим достоянием всего советского народа.
В 90-е, с обретением Украиной независимости, начался активный процесс тотального пересмотра прошлого и отказа от определенных догм в исторической памяти. В первую очередь это касалось периода строительства социализма, Гражданской войны, революционных событий 1917 — 1920 годов. Постепенно добрались и до событий 1941 — 1945 годов — сначала отказавшись от термина «Великая Отечественная война», а потом и до пересмотра ее результатов. После Майдана 2014 года произошла и ползучая реабилитация нацизма — не то, чтобы нацистскую идеологию разрешили, но власть абсолютно толерантно стала воспринимать нацистские приветствия, демонстрируемые крайними правыми элементами, татуировки с неонацистской символикой и символами Третьего Рейха.
Действенным инструментом создания новой концепции истории Украины стал Институт национальной памяти, возглавляемый ранее нынешним народным депутатом Владимиром Вятровичем, а позже — историком Антоном Дробовичем. Институт сегодня занимается не столько «живой историей» (ради чего он и создавался первоначально), но именно созданием концепции истории — вполне в соответствии со знаменитыми словами академика-марксиста Покровского об истории как политике, обращенной в прошлое. Следует признать, что Дробович более либерально относится к процессу превращения истории в инструмент политизации прошлого и создания «гибридной памяти», чем его предшественник. Однако чувствуется, что некоторые моменты в новом украинском национальном нарративе носят характер политического заказа, который сопряжен уже не только с задачей создания концепции полной независимости Украины от России.
По сути мы имеем дело с тем, что существует и серьезное влияние извне на политику Украины, в том числе и на ее историю. То есть, внутренний запрос на «антирусскость» дополняется внешним запросом. Отсюда усиление авторов доморощенных концепций «исторической автаркии» Украины спекулятивными трудами таких «светил», как американский историк Тимоти Снайдер, в последнее время пытающийся доказать, что Вторая мировая война была войной Гитлера и Сталина за Украину (мол, на самом деле Гитлеру не нужен был СССР — речь шла только об Украине как ценном трофее). Более того: создается система популяризации работ «разрушителей советского мифа» через единую коммуникационную сеть, созданную зарубежными фондами: Тимоти Снайдер, Марк Солонин, Виктор Суворов и прочие авторы призваны сегодня создать новую мифологию войны и новую концепцию.
Назовем ее концепцией «Второй мировой войны без Победы». К чему сводится эта концепция?
Во-первых, основная задача концепции — доказать, что Вторая мировая война началась из-за сговора двух диктаторов, из-за пакта Молотова-Риббентропа, и СССР является таким же агрессором, как и Германия. То, что пакт Молотова-Риббентропа следует рассматривать в контексте всей договорной базы 20 — 30-х годов, учитывая сложную и запутанную дипломатическую систему, установившуюся в постверсальскую эпоху, стараются не упоминать.
У авторов концепта «СССР — агрессор» нет ответа на два основных вопроса: во-первых, если СССР несет полную ответственность за начало Второй мировой войны, то почему же в таком случае Великобритания и Франция не объявила войну Сталину, а только гитлеровской Германии? То есть, СССР в 1939 году не воспринимался в глазах западных государств как агрессор? И как объяснить то, что журнал Time именно в 1939 году объявил Сталина «человеком года»? Во-вторых, если Сталин — подельник Гитлера, то почему СССР не вступил в войну 1 сентября, а Красная Армия пересекла границу Польши только 17 сентября, в день, когда легитимное польское правительство окончательно эмигрировало? Что мешало Сталину ударить по Польше одновременно с Гитлером?
Остаются и другие вопросы. Например, было бы лучше, если бы украинские и белорусские этнические земли уже в 1939 году оказались в составе Рейха? Не согласись Сталин на пакт с Германией в 1939 году — не стало ли бы это основой будущего поражения СССР в войне? Кто виноват в том, что не состоялось советско-франко-британское соглашение в 1938 — 1939 годах? Кто «тянул резину» в переговорном процессе?
Если посмотреть на всю драматургию дипломатических переговоров конца 30-х годов, то пакт Молотова-Риббентропа станет лишь элементом большой игры, но далеко не основополагающим документом — договор о взаимном ненападении Германии и СССР был последним договором в целой череде подобных документов (в 1934 — 1939 годах Германия подписала аналогичные документы с Великобританией, Францией, Польшей, Литвой, Латвией, Эстонией и другими странами).
В принципе, довольно ясно высказался накануне 75-летия Победы министр иностранных дел Германии Хайко Маас: «Попытки бесчестным образом переписать историю, снова и снова предпринимаемые в последние месяцы, требуют от нас четкого прояснения позиции, которого вообще-то не должно бы требоваться перед лицом неоспоримых исторических фактов: только Германия развязала Вторую мировую войну своим нападением на Польшу. И только Германия несет ответственность за преступления против человечности, совершенные во время холокоста. Тот, кто сеет в этом сомнения и заставляет считать другие народы соучастниками, совершает несправедливость по отношению к жертвам. Тот превращает историю в инструмент и раскалывает Европу».
Второе. Злодеяния Гитлера приравниваются к злодеяниям Сталина. При этом авторы концепции не учитывают тот факт, что природа злодеяний была абсолютно разной. Сталин исходил из классового принципа и уничтожал либо классово чуждые элементы, а также тех, кто мог составить потенциальную опасность. Гитлер исходил из расового принципа: уничтожению подлежали евреи и ряд других народов, ассимиляции и вырождению — все остальные, кроме арийцев. Это отнюдь не оправдывает Сталина, и я очень далек от мысли о его реабилитации, но это объясняет, почему в ходе Второй мировой войны только 8,3 миллиона погибших советских граждан были военными, а почти 17 миллионов — гражданскими лицами, погибшими от рук нацистов. Кстати, из 10 миллионов погибших немцев почти 7,5 миллиона — боевые потери.
Третье. Один из последних документов Института национальной памяти обвиняет советский режим в том, что перед отступлением он ограбил Украину. «Большевики вывезли из Украины 550 промышленных предприятий, имущество и скот тысяч колхозов, совхозов, МТС, десятки научных и учебных заведений, центров культуры, исторические ценности». Вопрос: то есть, это все должно было достаться в руки нацистов и стать подспорьем в дальнейшем продвижении немецкой армии на восток? Или в Институте национальной памяти дальше верят, что Гитлер шел освобождать Украину, а потому все увезенное вглубь СССР могло стать основой экономики независимой Украины? Это наивность или глупость авторов?
Четвертое. Попытка выставить в роли единственной украинской силы в годы войны националистическое движение, которое, к тому же, выступало союзником Антигитлеровской коалиции.
Сопоставим два материала. С одной стороны рекомендации Института национальной памяти, согласно которой следует считать, что украинцы воевали на стороне Антигитлеровской коалиции. С другой — видеоролик с участием директора Института национальной памяти Антона Дробовича: «Единственным действительно украинским субъектом в годы войны было освободительное движение — люди и организации, которые боролись за независимость Украины от обеих тоталитарных систем».
Как историк, я много работал в архивах — и как раз над тематикой националистических движений в годы войны. Как сопоставить данное высказывание с многочисленными противоположными данными — не представляю. Может, есть объяснения, как соотносятся с «борьбой УПА (запрещенная в России организация — прим. ред.) на стороне Антигитлеровской коалиции» переговоры представителя бандеровцев Ивана Грыньоха с немецким командованием во Львове в начале 1944 года относительно снабжения националистических отрядов оружием и амуницией?
Касательно новой концепции истории и роли в ней УПА. В 60-е годы член высшего партийного руководства КПК Чэнь Бода пытался доказать, что всю тяжесть борьбы с японским империализмом в годы Второй мировой войны вынес на себе именно Мао Цзэдун, при этом было сделано все, чтобы показать Гоминдан и его лидера Чан Кайши абсолютно случайными и мелкими явлениями в истории национально-освободительной борьбы китайского народа. Что показательно — в Китае концепция Чэнь Бода сработала. Наверное, некоторые ура-патриоты считают, что она может сработать и на Украине?
Почему бы не признать честно очевидный факт: Организация украинских националистов (запрещенная в России организация — прим. ред.) на этапе до 1942 года ориентировалась на Германию — причем как бандеровская часть, так и мельниковская. Различия в политических концепциях обеих групп носили скорее персональный характер, чем идеологический. В 1939 году Ярослав Стецько, ближайший соратник Степана Бандеры, писал: «Украинский национализм — это одно из проявлений единого духа, другими проявлениями которого являются итальянский фашизм и немецкий национал-социализм». В 1941 году, провозглашая украинское государство во Львове, тот же Стецько заявлял: «Новосозданное украинское государство будет тесно сотрудничать с Великой Германией, которая под руководством своего фюрера Адольфа Гитлера творит новый порядок в Европе и помогает Украине». Константин Гиммельрайх в своих воспоминаниях пишет о том, что националисты летом 1941 года с нетерпением ожидали, когда же ОУН будет переименована на «украинское подразделение НСДАП».
Украинский коллаборационизм в годы Второй мировой войны существовал — и это неопровержимый факт. Западные историки много спорили в последние десятилетия о коллаборационизме народов, обладающих государственностью, и безгосударственных народов. Украинский коллаборационизм — это отдельное явление, и историки еще должны будут исследовать это явление. Все попытки показать, что ОУН и УПА действовали чуть ли не во всей территории Украины, антиисторичны по своей сути. Наличие небольших групп националистов в Одессе или в Донбассе — это не показатель «всенародности» явления. Поэтому история ОУН и УПА — это яркая, самобытная, но абсолютно узкорегиональная, а не общеукраинская тема, абсолютно не противоречащая общей концепции истории Украины. Равно как не противоречит друг другу то, что хорват Анте Павелич возглавлял пронацистский марионеточный режим в Загребе, в то время как другой хорват, Иосип Броз Тито поднимал антигитлеровское восстание в районе горы Биоково. Во Франции вообще доминирует концепция, согласно которой де Голль был мечом Франции, а Петен — щитом Франции (эта концепция была особенно популярна во времена президента Франсуа Миттерана, которому необходимо было оправдать свое сотрудничество с оккупантами). У каждого народа есть свои скелеты в шкафу — главное их не прятать, а объяснять. Потомки потом разберутся, кто прав, а кто не прав.
Кстати, если уж по справедливости: главным автором концепции необходимости поиска контакта с Великобританией и Францией в самом начале 1943 года были отнюдь не бандеровцы, а деятель мельниковской ОУН Ярослав Барановский, однако в мае 1943 года он был застрелен во Львове — как считается, представителями конкурирующей ОУН, руководимой Степаном Бандерой. Но это так, к слову…
Пятое. Дискредитация советских полководцев. Естественно, во главе советских войск стояли далеко не святые люди. В военной среде не бывает святых. Особенно если понять, какую школу жизни прошли будущие маршалы. Большинство из них в ранней юности приняли участие в гражданской войне на стороне большевиков, карьерные лифты для них открылись после того, как в 1937 — 1939 годах были уничтожены легендарные комдивы и комбриги. Они принесли с собой новый стиль командования. Расхожее мнение, что Сталин уничтожил лучших полководцев и этим обрек армию на поражения первых дней войны, вряд ли является справедливым. Известно, что генералы обычно готовятся к прошлой войне. Этим объясняется беспомощность Буденного, Ворошилова, Тимошенко в первые дни войны. И в противовес им появляются новые полководцы, которые не боялись брать инициативу в свои руки, мыслили абсолютно нестандартно. Да — не жалели живую силу. Да — иногда стирали с лица земли города. Они были циничны и целеустремленны. Но только ли они? Американский генерал Паттон, которого журналисты корили за жестокость с солдатами — не тот ли типаж? Британский маршал авиации Артур Харрис, стирающий с лица земли Дрезден и Гамбург, при этом неся ответственность за жизни минимум 500 тысяч мирных жителей — это ли пример, достойный подражания? Я уже не говорю о Хиросиме и Нагасаки, ядерное уничтожение которых с военной точки зрения не имело никакого смысла.
Между полководцами не было особой дружбы, а некоторые — к примеру, Конев и Жуков, Жуков и Малиновский — попросту ненавидели друг друга и постоянно плели при этом взаимные интриги. Но и между наполеоновскими маршалами наблюдалась та же история — все они в первую очередь живые люди со своими слабостями.
И да — полководцев судят по выигранным сражениям, по победам. У нас же сегодня пытаются подать историю в другом русле. Не победы выходят на первый план. Не боевой путь того или иного маршала. У нас акцент делается на то, что Жуков был жестоким и грубым человеком, «потопившим немцев в крови», Конев — необразованным крестьянином, Рокоссовский — развратным типом, чрезмерно любившим водку и оргии, Василевский и Гречко — бездушными служаками, Черняховский — пьяницей и грубияном. Естественно, на фоне этого «сброда» как антагонисты предстают прекраснодушный и бесстрашный Роман Шухевич, играющий на фортепиано, умело скрывающийся от преследований и подающий надежды спортсмен-легкоатлет, а также его друг Степан Бандера — рыцарь без страха и упрека, бескомпромиссный и пламенный революционер. То, что в реалии друзьями их можно было назвать только с натяжкой, и что в конце жизни идеологически они вовсе разошлись — об этом умолчим. Создается миф, и новый миф требует полного разрушения предыдущей мифологии.
Шестое. Попытка доказать, что СССР — не главный победитель в войне. Схема достаточно простая: необходимо доказать, что без союзников СССР не выиграл бы войну, и — более того — именно союзники (Великобритания и США) внесли основной вклад в Победу.
Да, действительно, после декабря 1941 года вклад союзников в организацию победы действительно велик. СССР получил 11 тысяч 400 самолетов американского и 7 тысяч самолетов британского производства, 12 тысяч 700 единиц бронетехники, огромное количество грузовиков (легендарные «катюши» устанавливались на американские платформы), 2/3 мотоциклов, используемых Красной Армией, алюминий, олово, мясные консервы. Великобритания нанесла существенный урон живой силе и технике нацистов в Африке (и слава Богу, что Роммеля не было под Сталинградом или Москвой). Более половины авиации Люфтваффе были задействованы на Западном фронте. То есть, вклад США и Великобритании в общую победу неоценим. Я уже не говорю о системе дипломатических отношений в годы войны, о системе договоров, которые заложили основу послевоенного мира. Но давайте воздавать каждому по заслугам, не приуменьшая значение других.
Немецкий ученый Рюдигер Оверманс доказывает: основные потери (не менее 70%) Германия понесла именно на Восточном фронте. И основные битвы Второй мировой войны тоже имели место на Восточном фронте. И основные потери среди мирного населения (как и среди военных) понесли именно народы Центральной и Восточной Европы — не случайно после окончания Второй мировой войны, при создании Организации Объединенных Наций СССР получил три места в новосозданной организации — отдельно СССР, отдельно УССР, отдельно БССР. Так был оценен вклад народов в общую победу. Справедливости ради, Великобритания также выторговала отдельные голоса для своих доминионов и даже для некоторых колоний (Британская Индия). Но сама аргументация, почему СССР получил три голоса, — очень важный момент.
Наконец, давайте вспомним о поздравительной телеграмме У. Черчилля в адрес Сталина 9 мая 1945 года: «Я шлю Вам сердечные приветствия по случаю блестящей победы, которую вы одержали, изгнав захватчиков из вашей страны и разгромив нацистскую тиранию». Это ли не признание решающей роли в войне?
Седьмое. Противопоставление Украины остальным народам СССР, «историческая сепарация». Я уже вспоминал о работах Тимоти Снайдера, в которых особый момент был сделан на Украине как конечной цели Гитлера. С другой стороны неосторожные заявления российских политиков (в том числе Путина) относительно того, что Россия и сама бы выиграла войну, без помощи других союзных республик (камень в украинский огород) также не добавляет конструктива в нынешней ситуации вокруг исторической правды.
Альфред Розенберг в самом начале войны пытался убедить Гитлера в том, что Украина в случае признания ее независимости может дать Рейху минимум 1 миллион солдат, которых можно будет использовать против Сталина. При этом Розенберга считали идеалистом и мечтателем — какая независимая Украина? «Унтерменшен» («недолюди»), к каковым относились подавляющее большинство славян, не имели права носить оружие и могли быть использованы на физических работах. Расовая теория — превыше всего! Кстати, ряд нацистских идеологов также пытались доказать, что «галициянер» (жители Галичины) имеют мало общего с украинцами, поскольку в их жилах течет кельтская кровь, а в работах Емельяна Огоновского в ХІХ веке (хорошо известных в Германии) утверждалось, что галичане являются потомками готов, то есть, почти что родственниками немцев. Галичину решили не присоединять к Рейскомиссариату «Украина», а оставили в составе Генеральной губернии «Польша». Все это отчасти объясняет, почему немцами была разрешена дивизия СС «Галичина», но не дивизия «Украина».
Выходит, сегодня те, кто пытаются выделить в отдельный военный вопрос» Украину, вычленив ее из общесоветского дискурса, формально продолжают дело Розенберга? «Украинцы освободили Освенцим» (на том основании, что фронт, принимавший участие в освобождении, назывался Первым Украинским) — это из той же оперы. Раз войсковое формирование называлось «украинским» — значит, в нем воевали только этнические украинцы? А в Белорусских фронтах — только белорусы? Излишнее акцентирование внимания на этническом факторе в большой войне — это попытка некорректного наложения современных понятий и границ на реалии 80-летней давности. Мы же не вычленяем судьбу австрийских солдат из общей судьбы воинов Третьего Рейха? Для немцев Украина была частью СССР, о чем прямо заявил представитель немецких властей Эрнст Кундт на встрече с делегацией бандеровского украинского государства в июле 1941 года в Кракове: «Возможно, вы чувствуете себя союзниками Германии. Но по военной терминологии для нас не существует такого союзника, как Украина. Мы — завоеватели территории Советского Союза!».
Можно говорить и о других элементах новой концепции. Но она сводится к одному: необходимо разрушить, уничтожить культ Победы. Обесценить или отменить день 9 мая — перенеся его на 8 мая (мол, так празднуют на Западе). При этом мы должны не праздновать, а скорбеть. Хотя какое отношение имеет наша Победа к их часовым поясам — не пойму. В Киеве в момент подписания Акта о безоговорочной капитуляции Германии часы показывали 1:01, 9 мая. В пригороде Берлина, Карсхорсте — 23:01, 8 мая. В Вашингтоне вообще было 17:01, 8 мая. Все по-честному. Зачем использовать разницу в часовых поясах для манипуляций исторической правдой и исторической памятью?
Растворив Великую Отечественную во Второй мировой мы получили исторический коктейль, посильнее коктейля Молотова. В идеологическом плане. Казалось бы, вроде ничего не изменилось — Великая Отечественная и раньше считалась составной частью Второй мировой. Но теперь исчезло понимание того, что все события, имевшие отношение к СССР, перестали восприниматься как единая связка, единое пространство, с единой системой ценностей и дефиниций. Отказавшись от 9 мая и превратив Победу в День скорби, мы нивелируем доблесть наших предков и доблесть оружия, которое было не русским, не украинским, не белорусским и не казахским, а общим. Мы сознательно вырезаем себя из общего контекста, обособляемся, отмежевываемся.
Но есть еще один момент. Победа — это точка в войне. Отказ от победы — это отказ от понимания того, что война закончилась. А значит, отсюда и следующий посыл: война продолжается. Возможен реванш. Возможен пересмотр результатов войны — и этот пересмотр тихой сапой сегодня продолжается: нивелируется значение институтов, созданных в качестве инструментов достижения мира на планете и недопущения новых конфликтов; перекраиваются границы государств и снова сильные увеличивают свое влияние за счет слабых; происходит реабилитация тех, кого считали преступниками; в мире снова формируются гегемоны и блоки вокруг них. Экономический кризис, предшествовавший Второй мировой, снова проявляется — под металлические звуки неомилитаризма.
Именно поэтому так необходима память о подвигах предков и о Победе. 9 мая наполняется новой символикой и новым значением.
Константин Бондаренко, глава правления Института украинской политики и Фонда «Украинская политика»
