Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
День (Украина): непреодолимая воля наций

Уинстон Черчиллль о факторах Победы над нацизмом во Второй мировой войне

Уинстон Черчилль - ИноСМИ, 1920, 16.05.2021
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Черчилль — один из немногих политических руководителей, которые после Второй мировой войны имели право заявить: «Это — моя Победа». Хотя сам он всегда оценивал свои личные заслуги довольно сдержанно. Черчилль обладал поразительной способностью предсказывать развитие событий и не боялся говорить людям правду, какой бы горькой она ни была.

Совсем немного было руководителей, политических и военных, которые после завершения Второй мировой войны имели право заявить: «Это — моя Победа, я внес в нее особый, персональный вклад, годами, днем и ночью, работал, не зная усталости, чтобы приблизить ее». Бесспорно, одним из первых (если не первым) в этом очень коротком списке по праву должно стоять имя великого британского премьера (в 1940-1945 и 1951-1955 годах) Уинстона Леонарда Спенсера Черчилля.

Сам Черчилль всегда оценивал свои личные заслуги в Победе довольно сдержанно (по крайней мере, в публичном общении). Вот его высказывание, датированное раз 8 мая 1945 года: «Я не вижу в этом никакого моего личного вклада. Эта заслуга всецело принадлежит нашей великой нации, представители или потомки которой живут во всех уголках мира. Это в их груди пылает львиное сердце, а мне только выпала честь время от времени рычать по-львиному». Впрочем, ясно, что Черчилль четко понимал, каким будет его «след в истории». Именно поэтому (и это по-человечески вполне понятно) он был очень разочарован итогами первых послевоенных парламентских выборов в Великобритании в конце июля 1945 года, которые он проиграл лейбористам, упрекнув сограждан в «неблагодарности». Что ж, сэр Уинстон вполне возможно именно в этот момент вспомнил собственные слова: «Демократия является наихудшим видом правления… если не принимать во внимание другие».

Стоит обратить внимание на базовые, основополагающие фрагменты из публичных речей, бесед, публицистических статей Уинстона Черчилля, которые приходятся на годы Второй мировой. Кроме наслаждения от безупречного стиля автора и эталонного уровня владения им английским литературным языком (именно поэтому в 1953 году Черчиллю была присуждена Нобелевская премия по литературе за «высокое искусство исторического и биографического повествования, а также за блестящее ораторское мастерство в защиту гуманистических человеческих ценностей»), это чтение позволит предельно ясно понять фундаментальные вещи: 1) За что, собственно, боролись свободные Об соединений нации, Великобритания в том числе, во Второй мировой войне и какой была страшная альтернатива Победе; 2) Какие черты было необходимо проявить в эти героические времена всему народу и его руководителю; 3) Пределы компромиссов и вынужденных (и потому оправданных) союзов, в частности сотрудничества с СССР; 4) Мир после Победы — каким он должен быть, чтобы человечество никогда больше не страдало от ужасов войны; 5) Умение Черчилля предусматривать (часто пророческое) дальнейшее развитие событий — как локальных, так и глобальных. Вот, пожалуй, что поражает больше всего.

Наглядный пример. Май 1938 года. Сэр Уинстон пока — «просто» депутат. Еще многие не чувствуют, насколько близка угроза войны — в Британии тоже. А Черчилль в эти дни заявляет (речь в Манчестере): «Жизнь в Британии, ее слава, ее миссия в мире возможны лишь при условии национального единства, а национальное единство может быть возможно только во имя цели, еще более высокой, чем сама нация. Как бы ни отличались наши политические убеждения, какими бы ни были различия наших партийных интересов, какими бы разными ни были наше призвание и наше социальное положение, нас объединяет одно: мы будем защищать наш Остров от тирании и агрессии и, насколько это в наших силах, мы готовы протянуть руку помощи другим, кто, возможно, находится в более непосредственной опасности, чем мы сами. Мы отвергаем прогнившее и растленное пораженчество во всех его проявлениях. Мы хотим, чтобы наша страна была сильной и находилась в безопасности — а безопасность ей может дать только сила». Показательно, что еще до начала войны Черчилль говорит о «жизни Британии» и об угрозе существованию нации. И, конечно, о силе — он, участвовавший в десятках войн и знавший, что мир — это высочайшая воля нации, вовсе не был пацифистом. Может, именно это и спасло Великобританию в страшные годы, когда она практически в одиночку противостояла гитлеризму.

1940 год. Тяжелые времена — на кону само существование Британии как независимого государства. Именно тогда Черчилль, обращаясь к народу, с поразительной откровенностью говорит, что не может обещать ничего, кроме крови, тяжелого труда, пота и слез — ведь борьба идет за право народа на свободную от тирании жизнь, и будет очень тяжело. Именно тогда, выступая в парламенте, сэр Уинстон заявил: «Британский народ добровольно пожертвовал огромной частью своих тяжело обретенных свобод для того, чтобы иметь возможность во время войны лучшим образом послужить делу свободы и чести, которому он без остатка посвятил все свои достижения и самого себя. Парламент стоит на страже этих пожертвованных свобод, и поэтому его священной обязанностью будет восстановить их в полной мере, когда Победа увенчает наши усилия и нашу стойкость».

И далее — фрагмент из той же речи в парламенте 21 ноября 1940 года: «Мы должны пройти еще очень долгий путь. Я никогда не скрывал ни от нации, ни от парламента мрачную сторону опасностей и испытаний, которые нам угрожают, ведь мы видим их явно перед собой, и я знаю, что именно в тяжелые минуты британские лучшие качества сияют особенно ярко и именно в этих невиданных испытаниях суть наших демократических институтов, которые создавались так тяжело и так медленно, раскрывается во всей своей внутренней и непобедимой силе».

Однако сохранение парламентской власти — именно, власти Палаты общин, было для Черчилля даже во время войны делом принципа, потому что война с нацизмом была для него прежде всего столкновением двух систем: гитлеровского тоталитаризма и парламентской демократии, в преимущество которой он свято верил. Именно поэтому Черчилль с 11 мая 1940 года возглавлял Военный кабинет, совмещая должности премьер-министра и министра обороны, никогда не ставил вопрос о передаче ему всей полноты власти, в обход парламента. И еще — он (как видно и из фрагмента приведенной выше речи) говорил своему народу горькую, даже невыносимую правду. В то же время ни на миг не теряя веру в Победу и волю к ней. Это было очень важно и повлияло на ход войны.

Пожалуй, ни одно из исторических заявлений премьера Британии не вызвало (и до сих пор вызывает) такой волны комментариев, анализов (и осуждений со стороны правых и крайне правых экспертов: мол, был сделан изначально неправильный выбор), как его слова о поддержке Советского Союза после вторжения Гитлера 22 июня 1941 года.

Процитируем самого Черчилля: «На протяжении последних двадцати пяти лет никто не был таким последовательным врагом коммунизма, как я. Я и сейчас не отказываюсь ни от единого слова, которое я когда-либо говорил о нем. Но все это меркнет перед тем зрелищем, которое открывается перед нами сейчас. Прошлое с его преступлениями, ошибками и трагедиями отступает в сторону. Я вижу русских солдат, стоящих на пороге своей родной земли, охраняющих поля, которые их отцы обрабатывали с незапамятных времен. Я вижу их, стоящих на страже своих домов, где молятся их матери и жены — потому что бывают времена, когда все молятся — о безопасности своих любимых, о возвращении своих родных, своих воинов, своих защитников. Я вижу десять тысяч сел России, где средства к существованию так тяжело выжимались из земли, где еще существуют первоначальные человеческие радости, где девушки смеются, а дети играют… Я вижу, как на это все надвигается ужасная нацистская военная машина… Я вижу также тупые, вымушторанные, покорные, жестокие массы свирепой гуннской солдатни (показательно: слово «гунны» Черчилль применял не раз, характеризуя нацистов! — И.С.), надвигающейся, подобно стае ползучей саранчи».

А дальше — во-первых, снова повторена клятва: «У нас есть только одна цель, только одно-единственное верное стремление. Мы твердо решили уничтожить Гитлера и все следы нацистского режима. От этой цели нас ничто не отвлечет — ничто. Мы никогда не начнем переговоры, мы никогда не будем договариваться с Гитлером или с кем-либо из его банды. Мы будем сражаться с ним на суше, мы будем сражаться с ним на море, в воздухе до тех пор, пока, с божьей помощью, мы не уничтожим саму его тень и не освободим народы Земли от его ига». И после этих слов — ключевая мысль, которая во многом определила решение Черчилля о союзе с СССР (со Сталиным, это, безусловно, так): «Любой человек или государство, которые борются против нацизма, получат от нас помощь». Здесь, несомненно, была своя логика. Логика Победы.

Сейчас, спустя многие десятилетия, легко критиковать это решение — особенно для тех, кто ставит нацистскую Германию и СССР (в персональном измерении — Сталина и Гитлера) на одну доску, напоминая при этом (справедливо!), что до того Великобритания много месяцев сама противостояла нацистской агрессии, а Сталин «плодотворно» договаривался с Гитлером. Это так, но Черчилль в тех обстоятельствах просто не мог поступить иначе, сказав: «Что Сталин, что Гитлер — чума на оба ваших дома». Шла война с Германией, и он не имел права, как Гарри Трумэн, тогда сенатор, заявить: «Если мы увидим, что побеждает Германия, нам (США. — И.С.) следует помогать России, а если будет побеждать Россия — следует помогать Германии». Это Трумэн еще мог тогда позволить себе делать такие заявления из-за океана.

Следует иметь в виду, что Черчилль не отрекся от своего решения и в дальнейшем даже после многих лет «враждебного союза» и конкуренции со Сталиным, после знаменитой резко антисталинской речи в Фултоне (которую называют еще «Мускулы мира»). Вот его оценка в 1948 году: «После того, как немцы разбиты, легко осуждать тех, кто всеми силами стремился поощрять военные усилия русских… Но что произошло бы, если бы поссорились с Россией в то время, когда немцы все еще имели триста-четыреста дивизий на полях сражений? Наши надежды вскоре нас обманули, но все же в то время у нас не могло быть других надежд».

Мы уже говорили об удивительной способности Черчилля прозревать будущее. Он ясно видел и будущее новой, объединенной Европы после войны. Из его выступления в Цюрихе (ноябрь 1946 года): «На мой взгляд, первым шагом к воссозданию европейской семьи народов должно быть налаживание партнерства между Францией и Германией (подобная декларация между де Голлем и Аденауэром появилась только в 1962 году. — И.С.)… Духовное возрождение Европы без участия Франции и Германии с их огромным культурным наследием просто невозможно». И еще — весьма существенное уточнение: «Структура Соединенных Штатов Европы, если это сообщество будет построено на надежных, хорошо продуманных принципах, должна быть такой, чтобы экономический уровень каждого государства, входящего в них, не имел определяющего значения. Малые страны будут играть в новом объединении не менее важную роль, чем большие, потому что авторитет той или иной страны будет определяться, главным образом, ее вкладом в общее дело». Интересно сравнить это с политической практикой сегодняшних ЕС-овских чиновников.

***

Определяющая миру роль Черчилля в преодолении нацизма доказана убедительно — общей Победой. Просто необходимо возвращаться к его размышлениям и высказываниям, поскольку это, кроме присущего ему высокого литературного уровня, отражает богатейший опыт этого выдающегося политика, который всегда мог настаивать на своей позиции для упорядочения жизни на основе наказания Зла.