From The Economist print edition
В Америке назревают еще одни дебаты, связанные с Ираком и Афганистаном, и они могут иметь серьезные последствия для Запада. Обсуждения начались в Пентагоне, и речь в ходе этих обсуждений идет о будущем вооруженных сил США. Имея большой круг союзников и обязательств, супердержава совершенно справедливо хочет обладать 'всем спектром' военного потенциала, чтобы решать любые задачи — от всеобщей войны до небольшой акции по наведению порядка. Но вопрос о составе и соотношении сил в такой армии вызывает все больше споров. Да и затраты на эту армию могут оказаться слишком большими.
Если наибольшая угроза исходит со стороны укрепляющихся держав, таких как воинственная Россия или бесцеремонный Китай, то Америке и ее союзникам нужно вкладывать средства в самолеты, корабли и современные виды вооружений, чтобы противопоставить этим странам свою мощь. Если же самый серьезный вызов США бросают боевики и мятежники из разных уголков планеты (кое-кто уже называет такой вызов принципиально новым, 'четвертым поколением' способов и методов ведения войны), то им нужно больше личного состава, причем самых разных предназначений. К сожалению для всех налогоплательщиков, Америка отвечает на этот вопрос так: современная держава должна быть готова отвечать на оба вызова. Но сегодня обозначился совершенно четкий разворот от технологий в сторону живой силы.
Личный состав — он меняется
Перемены разительны. Та 'трансформация', за которую выступал первый министр обороны Джорджа Буша Дональд Рамсфелд (Donald Rumsfeld), предусматривала численное сокращение вооруженных сил и вложение средств в 'умное' оружие, средства ведения разведки и системы передачи данных. На смену массированному применению войск должны были прийти скорость, скрытность, точность и системное взаимодействие. В представлениях армии о 'будущем воине' он выступал в образе этакого киборга с каской, напичканной разными электронными штуками, с компьютерным дисплеем на защитном козырьке, причем все это было безо всяких проводов подсоединено к разным датчикам, разным видам вооружений и к товарищам по оружию. В новой форме должен был присутствовать встроенный подогрев и система охлаждения. Информация о физическом состоянии солдата должна была поступать напрямую к медикам. А искусственный панцирь-экзоскелет (своего рода индивидуальный корсет) должен был усиливать его члены.
Первоначальный успех, достигнутый в борьбе с афганскими талибами, а потом с Саддамом Хусейном в Ираке, казалось, подтвердил эти замыслы. Но кровавый хаос в Ираке, а также рост насилия на юге Афганистана показал, что Америка хорошо умеет уничтожать цели, но неспособна перестраивать и восстанавливать государства. Когда противник прячется среди мирного населения, огневая мощь мало чем поможет. Зачастую она может только еще больше навредить.
Таким образом, преемник Рамсфелда Роберт Гейтс (Robert Gates) с приходом в Пентагон столкнулся со своего рода контрреволюцией во взглядах и делах. От технических премудростей никто не отказался, но сухопутные войска теперь будут получать большую часть военного бюджета, и на эти деньги должны будут вербовать в свои ряды больше солдат. По мнению Гейтса, из-за того, что Америка обладает огромной мощью в борьбе с традиционными армиями, ее враги будут прибегать к асимметричным средствам при ведении войны. Иными словами, Америке придется вести продолжительные и изнурительные войны против мятежников и повстанцев, в которых нет ясно различимых побед, зато велики шансы оказаться униженной и оскорбленной.
В новом наставлении о противоповстанческих действиях, соавтором которого стал генерал Дэвид Петреус (David Petraeus), возглавляющий сегодня войну в Ираке, опровергается представление о том, что Америка не должна заниматься 'национально-государственным строительством'. В нем говорится, что борьба с мятежниками — это 'социальная работа с оружием в руках'. Для ее ведения требуется больше мозгов, чем мускульной силы, больше терпения, чем агрессии. Образцовый солдат должен быть похож не на терминатора из фантастического фильма, а на интеллектуала с 'выпускного курса школы войны', знающего языки, историю и антропологию.
Непрямолинейный подход
В целом, отход от техники в сторону человека можно только приветствовать. Некоторые скептики могут заявить, что главная задача Америки на будущее — полностью избегать любых малых войн и не развязывать их. Даже если в этой идее и есть доля здравого смысла, история говорит о том, что это практически невозможно: американские войска постоянно втягиваются в военные конфликты на территории иностранных государств. И работа военных стратегов состоит в том, чтобы добиваться возможного, используя разные варианты действий, а не ограничивать количество таких вариантов, которые имеются у демократически избранных политиков.
Эта перспектива вызывает сомнения двух видов. Первое заключается в том, не ошибается ли Пентагон, придавая столь большое значение созданию новых боевых бригад. В условиях, когда американские части в лучшем случае проводят 15 месяцев в поле и лишь год дома, армия, естественно, хочет, чтобы ей дали больше солдат для фронта в целях снятия нагрузки. Но большим армиям часто очень трудно бороться с партизанами в далеких точках. Спросите французов об Алжире, русских об Афганистане, да и самих американцев о Вьетнаме. За исключением британцев в Малайе, трудно вспомнить западную оккупационную державу, успешно громившую повстанческие движения в современную эпоху.
Постколониальная политика, рост озабоченности по поводу прав человека, быстрое распространение информации — все эти, в общем-то, хорошие вещи еще больше затрудняют достижение победы оккупационной армией. Поэтому вполне возможно, что в данных условиях лучше отступить и начать действовать через местных союзников. Редко когда повстанческим движениям удавалось свергнуть действующее правительство. В 'войне с террором' большую часть самых важных приспешников 'Аль-Каиды' поймали для Америки ее союзники на местах. Укрепление таких союзнических сил на местах — это самый лучший способ для спасения и восстановления Ирака и Афганистана. И он способен помочь избежать будущих интервенций.
Если быть откровенным, следует признать, что Пентагон много говорит о наращивании 'потенциала партнерства', но в этом отношении могут понадобиться более радикальные шаги. В первую очередь, речь здесь идет о создании новых подразделений специалистов для обучения таких союзников, о внедрении западных военнослужащих в местные вооруженные силы с целью совершенствования их действий, чтобы они могли, скажем, наводить на цель авиацию или организовывать восстановление гражданских объектов. Генералы жалуются на дробление армии, но они уже сейчас сами занимаются созданием целого ряда таких специальных подразделений. По крайней мере, игра стоит свеч.
Другая серьезная проблема, появляющаяся в связи с переносом внимания с разрушения на восстановление, касается сокращения расходов на обычные виды вооружения. Безусловно, высвобождающиеся средства стоит в большей степени направлять на увеличение численности личного состава, избегая некоторых слишком футуристических проектов. На сегодня шансы всеобщей войны с Россией или Китаем чрезвычайно невелики, а опасность поражения в Ираке и Афганистане вполне реальна. Но урезание других военных программ не может продолжаться бесконечно. Составляя 4 процента ВВП, военный бюджет США по историческим меркам очень мал. Во времена вьетнамской войны он равнялся 9 процентам ВВП, а в период войны в Корее — 14 процентам. В Европе эта проблема стоит острее: многие из американских союзников тратят на оборонные нужды меньше допустимого по нормам НАТО минимума в 2 процента. Если Запад хочет создать эффективную и умную армию будущего, ему придется за это платить.
___________________________________________________________
Мы остаемся 'всемирным крестоносцем' в белом плаще ("Los Angeles Times", США)
Пересмотреть стратегию США ("In The National Interest", США)
