Когда я пишу эти строки, я чувствую себя предателем. Почти всю жизнь Вторая мировая была моим символом веры. Еще бы: ведь мы, британцы — храбрые, покинутые всеми, непокоренные — в одиночку одолели самого злобного и могущественного врага в истории. Я родился через шесть лет после победы, но меня не оставляло ощущение, как будто я сам пережил военные годы — как пережили их мои родители, проявив доблесть и испытав немало лишений.
Я каждый день громил нацистов, расставив на полу спальни солдатиков, игрушечные танки и пушки. Я зачитывался книгами с претенциозными названиями вроде 'Люди, покрывшие себя славой' (Men Of Glory), где ярко и трогательно описывались невероятные подвиги, совершенные самыми обычными людьми, похожими на наших соседей. Я читал истории о приключениях выдуманного героя, — аса британской бомбардировочной авиации Мэтта Брэддока — в полной уверенности, что все это было на самом деле, и нисколько не волнуясь о том, что происходило с теми, на кого падали сброшенные им бомбы. Теперь я начал об этом задумываться.
Потом наступил черед патриотических фильмов, обогативших картину порядочности, спокойного бесстрашия и самоиронии — качеств, которые я считал самой сутью британского национального характера. И сегодня, когда я их смотрю, у меня перехватывает горло.
То был наш звездный час. Война стала для меня тем эталоном, с которым сравнивается все остальное.
Поэтому с тех пор, когда у меня в душе зародились сомнения, мне живется нелегко. Я, пожалуй, боялся убедиться, что все обстояло не совсем так. Но сама жизнь подбрасывала мне доказательства на этот счет.
Живя в России в конце советской эпохи, я убедился, что здесь Второй мировой придают даже большее значение, чем у нас. Один потрясающий ветеран войны даже помогал мне обустраивать мой офис. Это был подтянутый, абсолютно надежный старик, настоящий джентльмен, как две капли воды напоминавший сверстников моего отца. Только он говорил по-русски, был убежденным сталинистом, и по совместительству выполнял поручения КГБ.
У русских были свои военные фильмы, свои 'почетные шрамы'. И они не меньше нашего были уверены, что одержали победу в одиночку. Высадку в Нормандии они считали незначительным событием, а об Эль-Аламейне даже не слыхали.
Как-то я поймал себя на мысли: 'Они ищут в войне утешения, глядя на упадок, в который пришла их страна, и понимая, что проигрывают соревнование с Америкой'. И тут до меня дошло: ведь то же самое можно сказать и о моей родине.
Оказавшись в самих Соединенных Штатах, я обнаружил, что по мнению американцев Вторая мировая в основном велась на Тихом океане, и в любом случае была куда менее важным событием, чем их Гражданская война, или война во Вьетнаме. Это стало для меня вторым жестким и непрошенным уроком истории.
А теперь на очереди третий. Недавно, побывав в Америке, я купил две новые книги, которые несомненно возмутят многих британцев. Я читал их, не в силах оторваться, как невозможно оторвать взгляд от места катастрофы, и погрузившись в черное облако уныния.
Эти книги — реакция на то, как Вторая мировая использовалась, на мой взгляд неправомерно, для оправдания вторжения в Ирак. Нам говорили, что война 1939-45 гг. была справедливой, что ее целью было свержение злобного тирана, и война в Ираке столь же справедлива, а те, кто этому противодействует, поступают в духе дискредитированной политики умиротворения образца 1938 г. Не знаю, лично я, выступая против иракской войны, не чувствовал себя вторым Невилом Чемберленом (к этому человеку я и сейчас отношусь с презрением). Да и сегодня не чувствую.
Однако некоторые из тех, кто был против вторжения в Ирак, задаются одним весьма тревожным вопросом. Люди, 'рекламировавшие' эту войну, вели себя как новые Черчилли. Оказалось, что они ошиблись. А раз так, то можем ли мы быть уверены, что война, которую вел Черчилль, была справедливой?
Что если 'людям, покрывшим себя славой', на самом деле незачем было погибать и рисковать жизнью? Что если Вторая мировая была просчетом, напрасной тратой человеческих жизней и денег, из-за которой Британия утратила статус великой державы и превратилась в нищего, живущего на американское пособие?
Как это ни парадоксально, все это напоминает столь же 'неуютные' вопросы, которые мне часто задают британские читатели. Один из них, более 'мягкий', звучит так: 'Кто же на самом деле победил в войне, если Британия сегодня подчиняется Евросоюзу, в котором первую скрипку играют немцы?' Но есть и второй вопрос — его я все чаще слышу от наших ветеранов, видящих хамство и неразбериху, царящие в современной Британии, и вспоминающих о жертвах, на которые они шли ради нее: 'И ради этого мы воевали?'
Если эти вопросы подрывают основы вашего мира, остановитесь — не читайте дальше.
Две книги, о которых я говорил (скоро они выйдут у нас в стране) — это 'Черчилль, Гитлер и ненужная война' (Churchill, Hitler And The Unnecessary War) Патрика Бьюкенена (Patrick Buchanan) и 'Этот дым — люди: начало второй мировой войны, конец цивилизации' (Human Smoke: The Beginnings of World War II, the End of Civilization) Николсона Бейкера (Nicholson Baker).
Пата Бьюкенена я знаю лично и уважаю, но мне никогда не нравилось его позитивное отношение к движению 'Америка прежде всего' ("America First"), пытавшемуся не допустить вступления США во Вторую мировую войну. Что же касается Николсона Бейкера, то он приобрел известность только потому, что в свое время Моника Левински подарила Биллу Клинтону его роман Vox, чей сюжет связан с 'телефонным сексом'.
'Этот дым — люди' представляет собой не роман, а подборку коротких документальных 'сюжетов', намеренно систематизированных таким образом, чтобы подорвать общепринятые представления о войне. Книга получила достаточно позитивные оценки в американской мейнстримовской прессе, особенно в New York Times.
Бейкер — пацифист; эту наивную позицию могут позволить себе лишь граждане демократических стран с сильным военным флотом. Он тщательно подбирал материалы для книги, чтобы они соответствовали его собственным взглядам, но тем не менее многие приведенные им факты — особенно энтузиазм, с которым Черчилль и британское командование уже на раннем этапе войны относились к идее о бомбардировках гражданских объектов — ставят под вопрос общепринятую точку зрения на этот счет.
А вот еще один образчик: в газетной статье, опубликованной в 1920 г., Черчилль якобы клеймит 'зловещую конфедерацию' мирового еврейства. Я написал 'якобы', поскольку оригинала не видел. И еще потому, что не хочется этому верить, как не хочется верить другому фрагменту из книги Бейкера — он позволяет предположить, что Франклин Рузвельт участвовал в попытке ограничить количество евреев в Гарвардском университете. Сегодня подобные вещи любому стоили бы политической карьеры.
Многие считают, что целью войны 1939-45 гг. было спасение евреев от истребления Гитлером. Но никакими фактами эта оптимистическая точка зрения не подтверждается. Если война и спасла жизни кому-то из евреев, то лишь по случайности. С ее началом прекратилось движение "Kindertransport" — поездов, вывозивших детей-евреев из Третьего Рейха. Кроме того, игнорируя надежные сообщения о том, что творится в Освенциме, мы отказывались бомбить железнодорожные пути, ведущие к лагерю смерти.
Бейкер также изо всех сил стремится продемонстрировать, что решение Гитлера об истреблении евреев в Европе было принято, когда война уже шла полным ходом, а до этого предпринимавшиеся им шаги против евреев, пусть отвратительные и жестокие, явно не дотягивали до массовых убийств, поставленных на 'промышленную' основу. Тем самым автор дает понять, что Холокост стал не причиной, а следствием войны, и этот вывод особенно смущает.
Несомненно, многие также почувствуют себя неуютно, узнав о том, что в 1937 г., когда характер нацистского уже не был ни для кого секретом, Черчилль отзывался о Гитлере так: 'Весьма компетентный, хладнокровный, информированный функционер с приятными манерами, и обезоруживающей улыбкой; мало кто избежал влияния подспудного магнетизма его личности'. Через три года полуофициальная точка зрения, которой и сегодня придерживаются многие, стала диаметрально противоположной: Гитлер — дьявол во плоти, и по крайней мере отчасти, сумасшедший.
Впрочем, книга Бьюкенена по-своему потрясает основы еще больше. Он изображает Черчилля как человека, любившего войну ради самой войны, и предпочитавшего ее миру. В 1914 г., когда началась Первая мировая, двое его знакомых — Марго Асквит (Margot Asquith) и Дэвид Ллойд-Джордж — отметили: Черчилль 'сиял, лицо его оживилось, движения стали энергичны… он явно был счастлив'.
Кроме того, Черчиллю справедливо достается от Бьюкенена за то, что в межвоенный период он довел британские вооруженные силы до упадка. Именно Черчилль, будучи министром финансов, в 1925 г. потребовал провести масштабное сокращение Королевских ВМС, поэтому, став десять лет спустя главным борцом за укрепление обороны страны, он по сути критиковал собственные ошибки.
Что на это скажешь? Когда дело доходит до драки, каждая страна нуждается в людях, которым нравится война. Кроме того, все мы допускаем ошибки, но они забываются, если после этого человек в чем-то очень важном оказался совершенно прав — а именно это можно сказать о Черчилле.
Пусть сами американцы оценивают аргументы Бьюкенена о том, что лучше было бы их стране не вступать в конфликт; так или иначе, США извлекли немало преимуществ из войны, где сражались в основном Британия и Россия, а большую часть выгод прикарманил Вашингтон (и до сих пор снимает с них сливки).
Когда я думал над пугающими выводами Бьюкенена, у меня возникло несколько довольно грустных вопросов.
По мнению автора, Первая и Вторая мировая войны по сути представляли собой два этапа одного и того же конфликта. В 1914 г. мы вступили в войну против кайзера, поскольку опасались, что Германия оставит нас позади, и станет самой мощной морской державой мира. Однако в результате Первой мировой Британия была настолько ослаблена, что вместо Германии первой морской державой мира стала Америка.
Кроме того, под давлением американцев мы вынуждены были отказаться от военно-морского альянса с Японией, который защищал нашу империю на Дальнем Востоке в ходе войны 1914-18 гг. Именно это решение, более чем любое другое, стоило нам нашей империи. Превратив Японию из друга во врага, и не обладая при этом достаточной военной мощью на суше и на море, чтобы защитить наши владения, мы сделали все, чтобы в 1941 г. Токио счел нас легкой добычей. После падения Сингапура в 1942 г. с нашим потенциалом и репутацией в Азии было покончено навсегда, и торопливое предоставление независимости Индии стало неизбежным.
К еще более печальным выводам приводит описание Бьюкененом процесса нашего вступления во Вторую мировую войну. Я всегда считал, что тем моментом, когда мы могли остановить Гитлера, была оккупация Германией Рейнской области 7 марта 1936 г. Бьюкенен, однако, показывает, что тогда никто не был заинтересован в активных действиях. Никто? Да, никто, включая Черчилля. 13 марта он вынес абсолютно пустопорожний вердикт: 'Вместо вооруженной акции возмездия, как это произошло бы двадцатью годами раньше, Франция избрала правильный и положенный курс — обратилась в Лигу Наций'. Затем он еще малодушнее призвал 'герра Гитлера' поступить по-джентльменски и вывести с Рейна войска.
Бьюкенен считает, что в 1938 г. Британия и Франция не смогли бы спасти Чехословакию, даже если бы захотели, и я подозреваю, что он прав. Это, впрочем, бледнеет по сравнению с его 'вивисекцией' британских гарантий военной помощи, предоставленных Польше в марте 1939 г. Гитлер понял, что наша 'решительная позиция' — не более чем пустой блеф, и не принял ее во внимание. Поляки были разгромлены, подверглись массовому истреблению, их страна была стерта с политической карты. А после поражения Гитлера Польша на полвека оказалась под пятой СССР.
После этого мы вступили в войну, которая стоила нам колониальной империи, многих самых выгодных рынков сбыта, остатков превосходства на море, и львиной доли национального богатства — которую Рузвельт с ликованием выжал из нас в обмен на ленд-лизовские поставки.
Прямым результатом этого стало вступление Британии в Общий рынок, членство в котором с тех пор мало-помалу подрывает наш суверенитет.
Может быть, разумнее было поступить подобно американцам — держаться в стороне от схватки в ожидании, пока Гитлер и Сталин выпустят друг другу кишки? Действительно ли Гитлер хотел войны с нами и разрушения Британской империи?
Больше всего в демонтаже нашей империи были заинтересованы США. Гитлер так и не построил надводного флота, способного бросить вызов нашему, и, к счастью для нас, запоздал со строительством подводного флота, достаточно сильного, чтобы удушить Британию блокадой. Мы с огромным трудом выиграли Битву за Британию, но какова была бы наша судьба, если бы годом позже он не бросил свои главные силы против России, а задействовал их для нападения на нашу страну? Он, однако, этого не сделал. Гитлеровский 'план' вторжения на Британские острова — знаменитая Операция 'Морской лев' — была лишь смутной второстепенной идеей, от которой он быстро отказался. Неужели правда, что он не был особенно заинтересован в войне с нами, и в завоевании нашей страны? Помощников Гитлера всегда ставило в тупик его восхищение Британской империей — на эту тему он мог распространяться часами.
Конечно, он был диктатором и злодеем. Но ведь Иосиф Сталин в этом смысле мало чем отличался от Гитлера — а ведь он стал нашим уважаемым союзником, которому Британия поставляла оружие, а наша пресса и политики, включая Черчилля, расточали похвалы. Если вспомнить, как выглядела ситуация к рождеству 1940 г. то получится, что Сталин истребил даже больше людей, чем Гитлер, и захватил почти столько же стран. В 1940 г. мы едва не объявили ему войну, а он в ходе Битвы за Британию приказал британским коммунистам саботировать наши военные усилия против нацистов. Кроме того, заключив альянс с Гитлером, он снабжал Германию топливом и другими материалами, которые были необходимы люфтваффе для бомбежек Британии.
Все выглядит не так просто, да? Оглянитесь на историю 20 столетия, и вы увидите: Британия дважды вступала в борьбу с Германией, неся при этом колоссальный ущерб. Никто не отрицает проявленного нашими соотечественниками героизма и самопожертвования. Но что мы получили в итоге? Германия господствует в Европе под 'дымовой завесой' ЕС, наша империя и владычество над морями утрачены, нас одолевают все проблемы, характерные для великой цивилизации, пришедшей в упадок, а наш ближайший друг, США, с улыбкой занял наше место на мировой арене — и это уже навсегда.
Войну мы, правда, выиграли…
___________________________________________________
Война по-германски ("The Weekly Standard", США)
Война, которую выиграли не мы,… а русские ("The Sunday Times", Великобритания)
Не стоит забывать, как была выиграна война: мы победили благодаря самопожертвованию русских и китайцев ("The Guardian", Великобритания)
Россия — недостающее звено в британской мифологии Победы ("The Times", Великобритания)
