По мере углубления и расширения экономического кризиса мир ищет исторические аналогии, которые помогли бы понять происходящее. В начале кризиса многие уподобляли его 1982 или 1973 году, и это ободряло, поскольку в обоих случаях мы имели дело с классическими цикличными спадами.
Однако сегодня царит куда более мрачный настрой. Все чаще звучат упоминания о 1929 и 1931 годах, даже если некоторые правительства продолжают вести себя так, будто кризис - скорее классический, чем исключительный. Европа осторожничает, чтобы избежать долгов и защитить евро, в то время как Соединенные Штаты продвинулись вперед по многим направлениям, не желая упустить идеальную возможность для проведения крайне необходимых структурных реформ.
Но первая аналогия, приходящая на ум геополитическим стратегам, - это аналогия с 1989 годом, как в политическом, так и в экономическом смысле. Конечно, падение банка Lehman Brothers не имеет ничего общего с падением берлинской стены. Более того, на первый взгляд оно может показаться его полной противоположностью: крушение стены, символизировавшей угнетение и искусственные разделения, против краха казалось бы прочного и нерушимого института финансового капитализма.
Однако прошлый год, как и 1989, вполне может стать годом эпохальных перемен, последствия которых будут ощущаться десятилетиями. Конец идеологического противостояния Восток-Запад и конец абсолютной веры в рынки являются поворотными моментами истории. А то, что происходит в 2009 г., может поставить под угрозу некоторые позитивные результаты 1989 г., включая мирное воссоединение Европы и триумф демократических принципов над националистическими, если не ксенофобскими тенденциями.
В 1989 г. либеральная демократия одержала триумф над социалистической идеологией, которую воплощал и продвигал советский блок. Многие сторонники бывшего президента Рональда Рейгана считали, что именно он, пойдя на сознательную эскалацию гонки вооружений, подтолкнул советскую экономику к краху, тем самым в полной мере продемонстрировав превосходство либеральных обществ и свободных рынков.
Конечно, между 1989 г. и настоящим моментом существуют явные отличия. Во-первых и, пожалуй, прежде всего, революции 1989 г. и последующий распад Советского Союза положили конец глобальной биполярной системе. А в 2009 г., скорее всего, будет проложен путь к биполярной системе нового типа - на этот раз место Советского Союза займет Китай.
Во-вторых, если в 1989 г. демократия и рыночный капитализм казались безусловными победителями, то в 2009 г., в условиях распространения глобального кризиса, победителей трудно отличить от проигравших. Похоже, проиграли все, даже если одни пострадали больше других.
Однако история несправедлива, и Соединенные Штаты - несмотря на их большую ответственность за сегодняшний глобальный кризис - могут оказаться в лучшей форме, чем большинство стран, завязших в трясине. В лучшей форме, но не в одиночку.
Возникает ощущение, что на наших глазах формируется мир, в котором будут господствовать Соединенные Штаты и Азия. Азиаты - в особенности, китайцы и индийцы - повсюду, от поразительного факультета Массачусетского технологического института под названием Media Lab до гарвардских факультетов математики и экономики, словно римляне в Афинах в первом веке до нашей эры. Они восхищаются теми, у кого они столь многому научились и кого им предстоит превзойти в ближайшие десятилетия.
Но прежде чем появится этот новый порядок, мир может столкнуться с распространением беспорядка, если не хаоса. Что, например, произойдет с такой важной и уязвимой страной, как Египет, когда сотни тысяч египтян, работающих в странах Персидского залива, будут вынуждены вернуться на родину в результате кризиса в нефтедобывающих странах? Когда богатые становятся менее богатыми, бедные беднеют. А что будет с иностранными рабочими, которые потянулись за 'европейской мечтой', а теперь в открытых, казалось бы, странах Европы сталкиваются с потенциальными взрывами ксенофобии?
Последствия 1989 г. оказались менее долговечными, чем предполагали многие наблюдатели, и я в том числе. Можно лишь надеяться на то, что в конечном итоге последствия 2009 г. также окажутся менее драматичными, чем ощущаем их сегодня мы, основываясь на интуиции и наших исторических рефлексах.
Доминик Муази - приглашенный профессор Гарвардского университета и автор книги 'Геополитика эмоций' (The Geopolitics of Emotions)
