В 1939 году Джозеф Кеннеди (Joseph Kennedy), работавший тогда послом США в Британии, обратился к президенту Франклину Рузвельту с просьбой ограничить показ за рубежом фильма Фрэнка Капра (Frank Capra) "Мистер Смит едет в Вашингтон". В качестве обоснования он выдвинул довод о том, что фильм является "обвинительным приговором нашему правительству", и что из-за него "наши союзники будут относиться к нам негативно". Фильм Капры, в котором он изображает Вашингтон, где властвуют крупные корпорации и льстивые и продажные политики, также вызвал гнев у лидера сенатского большинства, демократа из Кентукки Элбина Баркли (Alben Barkley). Баркли пожаловался, что кинофильм представляет собой "гротескное искажение" политики Вашингтона, создавая впечатление, что Сенат это просто "сборище недотеп".
Больших перемен за прошедшие 70 лет не произошло.
В наши дни, заметьте, современному мистеру Смиту нет нужды ехать в Вашингтон. Сенатская трагикомедия ежедневно транслируется на весь мир сетями CNN и Интернетом. Иностранные наблюдатели за вашингтонской политикой в изумлении смотрят на эту систему, представляющую миру эпохальную драму, слепленную из минимума законотворчества, а также республику, в которой даже уверенная победа не может гарантировать успех. Раньше американские выборы имели какие-то последствия. Сегодня они просто определяют ту партию, которую народ будет ненавидеть в следующий раз.
Это одно из объяснений нынешнего плачевного состояния дел, когда партия, занявшая Белый Дом и контролирующая обе палаты Конгресса, не может решить, как принять закон о здравоохранении, ставший прогрессивным Священным Граалем со времен Гарри Трумэна. Конечно, есть и другое очевидное объяснение, состоящее в том, что Демократическая партия просто не очень-то соображает в политике.
Если во многих странах (включая Британию) законы принимаются слишком легко, то в Вашингтоне сделать хоть что-нибудь стало слишком трудно. Сегодня препятствие в виде 60 голосов стало скорее правилом, нежели исключением. Кроме тех редких случаев, когда демократы имеют слабое сверхквалифицированное большинство (которое они обычно бездарно расходуют впустую), власть, как это ни парадоксально, принадлежит партии меньшинства. Меньшинство это зачастую вполне успешно загоняет в тупик любую крупную инициативу. Безусловно, обструкционизм меньшинства может носить принципиальный характер. Но главная привлекательность обструкционизма заключается в том, что он освобождает оппозицию от ответственности за что бы то ни было, и в то же время, выставляет большинство в, скажем так, глупом виде. Бывший премьер-министр Британии Стэнли Болдуин (Stanley Baldwin) говорил как-то о прессе, что такого рода "власть без ответственности" является "прерогативой проституток на протяжении веков". А жалобы демократов на то, что "такова система, дурачок", вряд ли произведут впечатление на избирателей, если по любым разумным меркам эта система становится неработоспособной и капризной: ведь они вполне обоснованно и справедливо презирают Конгресс, кто бы там ни заправлял.
Каким же значимым может быть один-единственный голос! Жалобы и стенания, которые последовали за ошеломляющим поражением в Массачусетсе Марты Коукли (Martha Coakley) (с поражением демократа Коукли республиканцы получили 41 место из 100 в Сенате, лишив демократов "супербольшинства" в 60 голосов, которое позволяло им принимать законы без необходимости искать поддержки у своих оппонентов – прим. перев.), услышали и на противоположной стороне Атлантики. Теперь, когда в сенатских волнах утонули столь необходимые два процента голосов, законы о здравоохранении и о квотах на выбросы ждет нелегкая участь. Внезапно оказалось, что лозунг "Да, мы можем" на самом деле означает следующее: "Ну, при всех равных обстоятельствах мы хотели бы попытаться, но на самом деле, все ужасно сложно и трудно. Поэтому мы и пытаться не будем".
Последствия таких перемен выходят далеко за рамки небесполезного напоминания о том, что несмотря на обнадеживающую риторику, американского президента сдерживает конституция и слабость, можно даже сказать, недееспособность его коллег-демократов. Президент Барак Обама преднамеренно выставлял себя в роли лидера эпохи пост-глобализации. Было сделано так много обещаний на самых разных фронтах, что значительная часть из них неизбежно будет нарушена или проигнорирована. Либо же они будут искажены в ходе законотворческого процесса.
Неудивительно, что европейцев не впечатляет этот президент и его неспособность выполнить обещания, данные не просто американским избирателям, но и всей нашей планете. Предвыборные устремления всегда оказываются под завалами жестоких политических реалий. Однако контраст между предвыборной поэзией и прозой реального правления редко бывал таким резким.
Наиболее отчетливо это проявляется в таких вопросах, как климатические изменения и будущее тюрьмы в Гуантанамо. Европейские лидеры ждали от Обамы большего на конференции по изменениям климата в Копенгагене. Стреноженный Конгрессом, Обама сделал все, что мог. Но это "все" мало кого удовлетворило. Европейцам вновь напомнили, что президент США в вопросах внутренней политики имеет гораздо меньше власти, чем любой премьер-министр. Это было напоминание о разделении власти. Теперь лишь самый сумасшедший оптимист поставит на то, что закон о квотах на выбросы и торговле ими будет принят в текущем году.
Нечто подобное можно сказать и о Гуантанамо. Обама обещал закрыть тюрьму, и это обещание стало самым четким сигналом о том, что новая администрация порвет со своим предшественником. Однако прошел год, а Гуантанамо все еще действует. И опять в дело вступают политические реалии, которые диктуют истеричные, страдающие недержанием конгрессмены, с каменными лицами и с пустыми мозгами утверждающие, что Соединенные Штаты не могут надежно запереть на замок узников Гуантанамо на американской земле. Такие политические реалии остановили всякое продвижение вперед. Но в какой-то момент начинаешь задавать себе вопрос: зачем вообще нужно это большинство, если от него нет никакого проку?
Дело в том, что обещание Обамы закрыть Гуантанамо стало главной причиной для вручения ему Нобелевской премии мира. А теперь, когда он оказался не в состоянии решить проблему заключенных, эта награда еще больше выглядит до нелепости преждевременной. Это не только выставляет президента как слабого человека. Дело гораздо хуже, ведь он рискует показаться смешным и нелепым. Политики люди живучие, они в некоторых случаях могут пережить даже неодобрение и осуждение. Но издевательства и насмешки вещь намного более губительная.
Еще одним раздражителем, который навязал всему международному сообществу самый смехотворный в мире законодательный орган, стало отсутствие в ключевых точках нашей планеты американских дипломатических представителей. Бразилия больше года прожила без посла США, потому что Сенат медлит с принятием решения. Вакантными остаются также важные должности во Всемирной торговой организации и других органах.
Знайте же, это важный показатель того, насколько сильно изменился Вашингтон. В фильме Капра Джефферсон Смит воспользовался обструкцией, чтобы оказать героическое сопротивление системе. Сегодня даже слабой угрозы обструкции достаточно, чтобы партия большинства с воплями бросилась наутек.
Но возможно, сейчас демократы захотят взять пример со Смита с его эпическим выступлением в этом фильме: "Вы думаете, я сдался. Вы все думаете, что я сдался. Так вот, я не сдался. Я намерен остаться здесь и сражаться за это проигрышное дело. Даже если эту комнату заполнит вся эта ложь, если сюда заявятся все эти Тэйлоры со своими армиями". Если демократы не проявят характер, будет трудно понять, за что они выступают. И еще труднее будет понять, почему избиратели должны поддержать кандидатов от демократов в ноябре (на промежуточных выборах – прим. перев.). Возможно, система и нелепа, но что есть, то есть. И когда этой системой правильно управляют, можно многое менять и многого добиваться. Игра есть игра. И если Демократическая партия этого не поймет, ей не стоит жаловаться, когда избиратели – и все мировое сообщество – решат, что ее дело проиграно.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Раньше американские выборы имели какие-то последствия. Сегодня они просто определяют ту партию, которую народ будет ненавидеть в следующий раз.
