Встречи «большой двадцатки» в этом месяце – сначала министров финансов в Бусане, Южная Корея, а затем глав правительств в Торонто – обозначили момент, когда крупнейшие игроки мировой экономики переключаются с бюджетного стимулирования на сокращение расходов. Не все согласны с этим.
До встречи в Бусане министр финансов США Тим Гейтнер высказался против «обобщённого, единообразного перехода к реализации планов по консолидации» и подчеркнул необходимость «продолжать согласованное восстановление частного сектора». Но другие министры финансов не поддержали предупреждений Гейтнера. Вместо этого они подчеркнули «важность надёжных государственных финансов» и необходимость «мер по обеспечению налогово-бюджетной устойчивости». Никто уже не обращает внимания на осторожные, постепенно реализуемые стратегии выхода из кризиса: поиск изменения баланса почти незаметен в официальном отчёте о встрече.
Данное изменение, в первую очередь, затронет Европу. Незадолго до встречи в Бусане страны южной Европы объявили о значительных мерах по консолидации в надежде успокоить рынки ссудного капитала. Вскоре после этого британский премьер-министр Дэвид Кэмерон заявил о «предстоящих тяжёлых годах», канцлер Германии Ангела Меркель обрисовала план урезания расходов на 100 млрд долларов США, что сделал и французский премьер-министр Франсуа Фийон, заявив об аналогичном плане на сумму 80 млрд долларов.
Развитые страны столкнулись с мрачной бюджетной ситуацией: в 2009 году средний дефицит составлял 9% ВВП; к тому же, существует вероятность повышения коэффициентов государственного долга примерно с 70% ВВП до кризиса до более чем 100% ВВП в 2015 г. Согласно расчётам МВФ, для достижения 60% коэффициента долгов к 2030 г. потребуется бюджетная корректировка в среднем почти на девять процентных пунктов ВВП с 2010 по 2020 гг. Хотя в прошлом некоторые страны производили корректировку подобных масштабов, всеобщая консолидация такого рода является беспрецедентной.
Насколько болезненной будет данная корректировка? В прошлом в некоторых странах консолидация проходила вполне гладко, поскольку реализация программы сокращения бюджетных расходов сопровождалась снижением долговременных процентных ставок, сокращением частных сбережений или притоком экспорта вследствие снижения обменного курса (либо всем этим одновременно). Но сегодняшние условия характеризуются низкими процентными ставками и высоким уровнем частных долгов, так что ни то, ни другое, скорее всего, не поможет, – единственное, остаётся надеяться на эффект обменного курса. Вообще-то, в Европе уже началось снижение обменного курса, и многие наблюдатели считают, что падения евро с 1,5 долларов в конце 2009 г. до 1,2 доллара в последние дни будет достаточно для кратковременного смягчения отрицательного эффекта сокращения бюджетных расходов на экономический рост.
Но это сработает лишь в том случае, если этому не станут подражать США и если они будут служить потребителем последней инстанции. А этого может и не произойти. Даже если США и далее будет откладывать сокращение бюджетных расходов, Конгресс США едва ли смирится с ростом курса американского доллара, что сделает европейских экспортёров более конкурентоспособными и сместит ношу поддержки восстановления на американских потребителей.
Ещё важнее то, что всё более обеспокоенные рынки облигаций начнут рано или поздно ставить под вопрос надёжность государственных финансов США. Налогово-бюджетная ситуация в США ничем не лучше ситуации в крупнейших европейских странах, таких как Германия, Франция или Великобритания; в действительности, она хуже. ЕС первым оказался под давлением лишь потому, что является фрагментированным, вследствие чего рынки начали ставить под вопрос платёжеспособность слабейших стран ЕС, и потому, что в ЕС нет эффекта «убежища».
К счастью, в развивающихся странах ситуация с государственными финансами в корне отличается, что в некоторых случаях было спровоцировано изменением движения капитала (в результате краха мировой торговли), однако без необходимости внутренней корректировки. Несмотря на то, что бум внутреннего кредитования может быть угрозой в будущем, банки развивающихся стран, в основном, остались невосприимчивы к последствиям финансового кризиса. В результате, внутренние нефинансовые секторы не столкнулись с перспективой отмены кредитования.
Ещё важнее то, что налогово-бюджетные проблемы в данных странах носят гораздо менее значительный характер, чем в развитых странах: вообще-то, их почти нет. Начальные точки таковы: соотношение государственного долга к ВВП составляет 40%, а средний дефицит бюджета, в виде доли от ВВП, на четыре процентных пункта ниже, чем в развитых странах. Учитывая гораздо более быстрый потенциальный рост, для поддержания коэффициента долгов примерно на уровне 40% потребуются лишь незначительные усилия.
Что если ЕС и США одновременно вступят в фазу длительной бюджетной корректировки, в то время как развивающиеся страны будут следовать далее по курсу? Что если расхождение между Севером и Югом внутри «большой двадцатки» увеличится ещё сильнее?
Возможны четыре последствия.
Во-первых, рост мировой экономики сильно замедлится. Что бы ни делали развивающиеся страны для поддержания внутреннего спроса и переориентирования экспорта с развитых стран на другие развивающиеся страны, европейский и американский слоны (да и японский) слишком велики, чтобы их болезнь никак не повлияла на мировой экономический рост.
Во-вторых, разница в экономическом росте между развивающимися и развитыми странами будет увеличиваться, что, в свою очередь, усилит приток капитала и квалифицированной рабочей силы в развивающиеся страны.
В-третьих, развитым странам потребуется кредитно-денежная поддержка, что подразумевает сохранение политики низких ставок в течение долгих лет, в то время как кредитно-денежные потребности в развивающихся и развитых странах будут радикально отличаться. Это неизбежно приведёт к разрушению фиксированных связей обменных курсов под давлением, поскольку одна и та же кредитно-денежная политика не может подойти обоим регионам.
Наконец, вместо решения общих проблем, как это было в 2009 г., членам «большой двадцатки» придётся решать проблему своего различия. Это станет важнейшим испытанием для организации, демонстрирующей эффективность во время кризиса, но всё же ей придётся пройти испытание, возникшее в результате данной новой фазы мировой экономики.
Встреча в верхах в Торонто станет первой возможностью оценить способность «большой двадцатки» приспосабливаться к новым условиям.