Польша в советское время: мучительное отсутствие суверенитета

Интервью с Ежи М. Новаком (Jerzy M. Nowak) – дипломатом во времена Польской Народной Республики и суверенной Польши, автором книги «От гегемонии до агонии», посвященной Организации Варшавского договора; бывшим постоянным представителем Польши при НАТО.

Gazeta Wyborcza: Во время последнего визита Барака Обамы в Польшу президент Бронислав Коморовский (Bronisław Komorowski) вспоминал, что в колонном зале президентского дворца был подписан Варшавский договор. Сейчас минула 20-ая годовщина прекращения его действия. Как это происходило? Спокойно? Или все же в кругу прежних союзников возникала обеспокоенность и напряженность?

Ежи М. Новак: Организация Варшавского договора разлагалась постепенно с момента революций в Центрально-Восточной Европе, и в первую очередь – смены режима в Польше. Это продолжалось два года, хотя некоторые симптомы перемен появились раньше. С 1986 года, т.е. с приходом к власти в СССР Михаила Горбачева, некоторые страны-участницы Договора, особенно ПНР, стремились к определенной автономии.

В Варшаве говорилось о партнерстве с Советским Союзом, т.к. требования полного суверенитета в рамках Варшавского договора казались нереальными. Т.н. план Ярузельского, подразумевавший как раз партнерство с СССР вместо зависимости, не принес никаких эффектов, кроме усиления личной позиции генерала по отношению к Горбачеву. Не хватило постулата о расширении сферы суверенитета, хотя сейчас подобные претензии выдвигать легко.

- Все ли, включая Москву, до июля 1991 года хотели прекращения действия Договора?

- Москва этого не хотела, но остается фактом, что Организация была распущена без единого выстрела. Этого никто не мог себе вообразить, потому что военная махина была огромной и исправной. Все могло пойти иначе. В регионе стояли советские войска, они могли попытаться изменить ситуацию силой.

- Как этого удалось избежать?

- Благодаря мирным революциям в регионе, реализму Горбачева, понимавшего, что прежние формы зависимость уходят в прошлое, и мудрости тандема премьер-министра Мазовецкого (Tadeusz Mazowiecki) и главы МИД Скубишевского (Krzysztof Skubiszewski). Они удерживали горячие головы в Праге и Будапеште от того, чтобы не распускать ОВД конфронтационным, внезапным, односторонним образом, а добиться согласия СССР на мирный роспуск.
 
Важно было также не спровоцировать консервативные силы в СССР, которые были готовы свергнуть Горбачева и попытаться остановить перемены в советском блоке. В ходе долгих переговоров Москву удалось убедить, что применение силы себя просто не оправдает. Это было большое и недооцененное достижение.  […]

- Понимали ли россияне, что некоторые союзники ведут дело к роспуску Организации?

- Не вполне, особенно военный истеблишмент. Россияне не воспринимали участников Договора суверенными союзниками, а, скорее, помощниками. Это была абсолютная зависимость. Это показывает, что Москве было сложно смириться с независимостью стран-членов, даже после 32 лет существования Организации.

- Под конец тоже?

- Тандем Горбачев – Шеварднадзе и их окружение были ориентированы либерально. Они хотели сохранить влияние в регионе, но на основе демократического переустройства ОВД и признания руководящей роли СССР. Но быстро оказалось, что новым демократиям это не подходит.

Пресс-секретарь главы советского МИД Геннадий Герасимов говорил, что если нам не удастся преодолеть расхождений в рамках Варшавского договора, то нам следует идти своим путем, остроумно назвав такую позицию «доктриной Синатры» (от слов его песни «Я сделаю это по-своему»).

Но в 1990 году Шеварднадзе ушел, а его место занял гораздо более консервативный министр Александр Бессмертных. Начались обвинения в неблагодарности, завуалированные угрозы. Россияне рассчитывали на сохранение уклада, при котором страны-сателлиты получали видимость независимости. Они вновь заняли покровительственную позицию, хотя это уже не производило большого впечатления.

Но когда Организация и ее военная штаб-квартира начали сыпаться (офицеры союзников начали просто уезжать домой), россияне попытались создать сферы влияния в странах Варшавского договора. Они предлагали распустить все военные союзы, включая НАТО, и заменить их европейской системой коллективной безопасности с некой формой управления крупными державами. Потом вместо военного союза они хотели создать исключительно политический, а в самом конце - заключить двусторонние соглашения с отдельными странами, оговаривающие, что те не будут заключать соглашений, которые покажутся Россия нарушающими ее интересы. Они согласились распустить Организацию, лишь когда все это не вышло.

- В вашей книге о роспуске ОВД есть высказывание генерала Ярузельского, который, пожалуй, впервые публично говорит о том, что зависимость Польши от СССР была для него мучительна.

- «Сателлистские отношения были мучительны», - так говорит Ярузельский, и подробно поясняет это, например, значением поддержания западных границ Польши. Это отражает внутренние метания в существовавшей системе подчинения, особенно патриотически настроенных людей.

Однако многие говорят, что Ярузельский считал так постфактум либо очень глубоко это скрывал, потому что он считался идейным коммунистом. Я думаю, он чувствовал, что в ОВД нарушается суверенитет, он понимал геополитическую обусловленность ялтинской системы. Он не использовал всех возможностей добиться большей независимости, но одновременно пытался быть патриотом.

Румыния вышла из прямого подчинения СССР. Ярузельский доказывает, что она заплатила за это жестокой диктатурой Чаушеску. Действительно, Польше было сложнее быть более независимой, чем Румыния, потому что мы имели большее стратегическое значение для Красной армии в случае войны с Западом.

Но мы были большей по размеру страной со второй по величине армией Варшавского договора, где было больше патриочески сознательного населения. Эти преимущества можно было использовать лучше.

- Вы участвовали в переговорах с СССР. Как бы вы охарактеризовали их дипломатию?

- Упорство и последовательность, прекрасное знание традиций, секрета переговоров и международного права, что мы порой недооцениваем. Иногда даже жестокость и коварство. Успеха можно добиться, если противопоставить им подобные качества и смелость. Парадоксальным образом на низших уровнях иногда удавалось добиться большего, чем на самом высшем, где оказывать противостояние было невозможно. Считалось, никто не мог идти против Брежнева.

- Вы являетесь, пожалуй, единственным дипломатом, который работал в ОВД, а потом стал представителем Польши при НАТО. Как можно кратко описать различия?

- У НАТО иной фундамент: не только с политической точки зрения, но и в аспекте политической культуры. Каждый знал, что Варшавский договор - показной и неравноправный, что все военные планы разрабатывались и утверждались в Москве в командовании отдельных видов вооруженных сил, а военная структура функционировала отдельно от партийно-политических центров.

Нам были навязаны военная доктрина и методика обучения, опиравшиеся на ошибочный принцип обороны посредством нападения. Огромные запасы вооружений, в т.ч. ядерных, создавали угрозу взаимного уничтожения, включая уничтожение Польши, которая в случае военного конфликта находилась на транспортном пути Красной армии в восточную Германию.

Наша армия была ориентирована на то, чтобы быть большим военным округом СССР, подразумевалось, что она будет принимать участие в десантировании на Данию и юг Норвегии. Мы специализировались на инженерных и десантных войсках, обеспечивали структуру перемещения целых советских армий на Запад. Это было дорого, а прежде всего, создавало огромную опасность, риск воздушных нападений или атаки с использованием тактических ядерных вооружений. Были оценки, что в случае войны с Западом в течение двух недель могло быть уничтожено 40-60 процентов польской территории.

- Коммунисты объясняли, что Варшавский договор защищает наши западные границы.

- Я не отвергаю полностью этот аргумент. Советскому руководству было важно, чтобы  у нас функционировало самостоятельное, в меру дееспособное государство. Сателлит, но настолько самостоятельный, чтобы здесь не было волнений или восстаний, чтобы его не пришлось удерживать силой или полицейскими методами. Но я отвергаю тезис, что мы не могли ничего сделать для увеличения степени нашей независимости. Однако поле для маневра было ограничено, а смелости мало. После 1956 года был шанс на финляндизацию Польши, но длилось это недолго.

- У американцев сложился имидж гегемона в НАТО. Сравнимо ли это с ролью СССР в ОВД?

- В каждом союзе есть свой гегемон или лидер. Разница в том, что в НАТО идеи рождаются в процессе дискуссий, иногда даже чрезвычайно откровенных споров, в том числе с американцами, которые, играют, скорее, роль лидера (при этом признаваемую не всеми), чем гегемона. Французы могли выйти из военных структур НАТО, и никто на них за это не нападал, а потом они спокойно в них вернулись.

У нас было по-другому. ОВД имела прежде всего полицейский характер (интервенция в Чехословакию) и опиралась на принципы неравноправия. СССР был непререкаемым гегемоном и внутренним диктатором. И это был военный союз, а НАТО имеет военно-политический характер. […]