Майкл Макфол написал в блоге на вебсайте Живого Журнала, что его первый день в Москве в качестве посла США «начался с большим шумом». На самом деле, большой шум начался на второй день, когда нового посла подверг резкой критике главный государственный телеканал за встречу с оппозиционными политиками и с активистами гражданского общества. Российско-американские отношения, безусловно, переживут данный инцидент, однако он отчетливо высвечивает фундаментальные проблемы и вызовы перезагрузки, а также предыдущие попытки улучшения взаимоотношений.
Телевизионный персонаж Михаил Леонтьев, известный своими зажигательными комментариями, подверг Макфола резким нападкам в своей программе «Однако» на первом российском канале ОРТ. Он раскритиковал карьеру нового посла, который является ученым и поборником демократии в России и других странах. Леонтьев также задал риторический вопрос о том, зачем Макфол приехал в Россию – не «доделывать ли революцию» (этой фразой он обыграл название одной из научных книг Макфола «Неоконченная революция в России»). Вслед за выступлением Леонтьева появился видеорепортаж о том, как лидеры оппозиции и активисты выходят из американского посольства в Москве, что стало реакцией на состоявшиеся встречи с послом. Учитывая то, как действуют российские государственные телеканалы, передача эта наверняка была согласована с руководством страны.
Еще по теме: Майкл Макфол — посол из "ближнего круга" Обамы
Хотя Москва всегда болезненно относится к предполагаемому вмешательству в свои внутренние дела, особенно со стороны американских представителей, и вдвойне болезненно относится к этому в обстановке неопределенности, сложившейся после декабрьских протестов и накануне мартовских президентских выборов в России, в программе Леонтьева была явно несоразмерная реакция на события. Во-первых, Макфол был не организатором этих встреч, а их участником; встречи организовал заместитель госсекретаря Уильям Бернс (William Burns), сам в прошлом работавший послом в России. В таком контексте присутствие Макфола было обычным делом и имело второстепенное значение. Во-вторых, это была отнюдь не первая встреча из проведенных Макфолом в Москве, как сообщают некоторые российские СМИ (включая государственные, которым следовало бы знать об этом получше). За день до этого он представил свои верительные грамоты в российском Министерстве иностранных дел и сопровождал Бернса на целый ряд важных встреч с высшими российскими руководителями в Кремль и Белый дом (где работает премьер-министр со своими помощниками), а также на встречу с министром иностранных дел Сергеем Лавровым. И наконец, российские руководители прекрасно знают, что приезжающие в Москву высокопоставленные официальные лица из США фактически всегда встречаются с оппозиционерами. И, как принято в мире дипломатии, об этих встречах они были уведомлены заранее.
Вызывают вопросы и другие аспекты этого спора, в частности, присутствие камер у американского посольства для видеосъемки убывающих российских гостей. Так получилось, что возле посольства оказались и правофланговые манифестанты из путинского движения «Наши», которые, работая на камеру, оскорбляли активистов гражданского общества, часть из которых, вместо того, чтобы подавать пример демократической толерантности, отвечала им точно так же. Все это выглядело как элементарная «подстава».
Но зачем был нужен этот эффектный трюк? Безусловно, российские лидеры пытаются отбить у американцев не только всякую охоту вмешиваться в дела российской политики, но и поддерживать тех, кто стремится не допустить переизбрания Путина. Таков весьма прозрачный сигнал первого уровня, поданный Леонтьевым во время программы; и российские руководители могут рассчитывать на то, что их американские коллеги воспримут данный сигнал как санкционированный властью. Высокопоставленные российские чиновники уже заявили об этом Белому дому как публично, так и в частном порядке. Но либо их не удовлетворил результат, либо они предпринимают дополнительные меры предосторожности в напряженной обстановке накануне выборов. Бернс предпринял массу усилий, дабы показать, что у США нет таких намерений, заявив газете «Коммерсант: «Мы не заинтересованы – у нас нулевая заинтересованность – во вмешательстве в российскую политику».
Примечательно то, что Леонтьев нападал на Макфола, а не на Бернса, хотя тот старше по рангу и сам определял график работы. Возможно, сделано это было из уважения к Бернсу, которому удалось весьма результативно работать в должности посла, не обижая при этом российских руководителей. А вот репутация Макфола как борца за демократию превратила его в удобную мишень для нападок. Это мог также быть тщательно выверенный сигнал, посланный с наименьшим риском – и прямое предостережение Макфолу о том, что за ним будут тщательно наблюдать.
Еще по теме: Почему Макфол в России — хороший выбор
Москва, вполне возможно, подала также сигнал второго уровня. Что примечательно, российские официальные лица мало говорят об этом деле, во главе наступления идут СМИ, «Наши» и блогеры (которые пишут комментарии к посту Макфола в ЖЖ). Российские лидеры как бы говорят США: «Попробуйте, какова на вкус демократия». (В ответ на репортаж Леонтьева Макфол заметил в Твиттере: ««Однако» ни слова не сказала о трех годах перезагрузки. Мои вчерашние встречи с руководителями из Белого дома/Кремля были самыми теплыми. Плюрализм!» Он точно подметил и сообщил об этом контрасте – и о его последствиях.) Нагнетание обеспокоенности по поводу оппозиционных партий это долгосрочная стратегия многих российских лидеров. Сталкиваясь со снижением своей популярности накануне переизбрания в 1996 году, Борис Ельцин пытался высказать те же самые аргументы Соединенным Штатам, демонизируя российскую коммунистическую партию. Точно так же, многие подозревают, что носящая неподходящее название Либерально-Демократическая партия России была и остается инструментом властей по дискредитации оппозиции.
Если труды и заявления Макфола до назначения на государственную должность вызывают подозрения у Леонтьева и ему подобных россиян, которые скептически относятся к американским мотивам и действиям, то его назначение на должность в Совет национальной безопасности вполне могло придать администрации Обамы больше гибкости при реализации политики перезагрузки. У любого специального помощника президента существуют пределы и ограничения политического влияния, но репутация Макфола придавала его начальникам больше авторитета. Это было очевидно, когда и активисты-правозащитники, и неоконсерваторы-республиканцы совместно поддержали его утверждение в должности посла, несмотря на проволочки в Сенате.
В этом смысле незначительная, по общему признанию, драма с Леонтьевым и сам Макфол стали символом важной, но неразрешенной дилеммы перезагрузки, а также более ранних попыток примирения России и США в период после окончания холодной войны. Как добиться содействия Москвы в приоритетных вопросах американской безопасности, и одновременно с этим подтолкнуть ее руководителей к другим действиям, которые противоречат их личным интересам или взглядам на интересы национальной безопасности России? Вашингтон пока не нашел ответ на этот вопрос.
Читайте также: Новый американский посол уже столкнулся в России с критикой
В первые дни пребывания Макфола в России данная проблема заняла центральное место. Заместитель госсекретаря Бернс приехал в Россию, чтобы добиться от нее поддержки по целому ряду вопросов, включая Иран, Афганистан и Сирию. (Бернс, который ранее был помощником госсекретаря по Ближнему Востоку, во время этого турне также посетил Египет и Турцию.) После его встречи с министром иностранных дел Сергеем Лавровым представитель МИД заявил, что Россия «выступит против любой новой резолюции» с санкциями по Ирану.
Многолетняя проблема заключается в создании баланса между американскими приоритетами безопасности в отношении России и американскими целями в других областях, от российской демократии и расширения НАТО до интервенций США в Ливии и бывшей Югославии. Неспособность Вашингтона снять эту напряженность стала важным фактором, вызвавшим крах попыток предыдущих администраций Клинтона и Буша наладить с Россией отношения сотрудничества. Нет нужды говорить о том, что поведение Москвы также сыграло здесь свою роль. Конечно же, политика США и России тесно переплетена между собой, и каждая из сторон живо и остро реагирует на реальные и предполагаемые действия и намерения друг друга.
До прихода на государственную службу Макфол и бывший сотрудник администрации Клинтона Стивен Сестанович (Stephen Sestanovich) продвигали концепцию «двойного участия» в американской политике в отношении России, которая также носила название «избирательное взаимодействие». Если говорить о ней кратко, то они утверждали, что Соединенные Штаты могут и должны сотрудничать с Россией, где это возможно, одновременно делая то, что они считают необходимым в областях, в которых существуют разногласия, даже в отношении решительно настроенной российской оппозиции.
На первый взгляд, такой подход кажется разумным и вполне логичным. Но претворить его на практике оказалось сложно. (Наибольший ущерб нанесла администрация Клинтона, которая оставила своим преемникам солидный багаж проблем.) Соединенные Штаты действительно могут проводить политику «двойного участия», делая одновременно два дела («идти и жевать резинку», как говорят о ней в Госдепартаменте), в том смысле, что государственные чиновники вполне способны сформировать такую политику, в которой действия по сотрудничеству складываются в одну коробку, а острые разногласия в другую. Но Вашингтон не в состоянии контролировать российскую реакцию – да и, коль уж на то пошло, реакцию Китая или Пакистана на аналогичные подходы в политике. Корень проблемы в том, что у нас совершенно разные национальные интересы, приоритеты и восприятия. И политика «двойного участия» в глазах второй стороны вполне может выгдядеть как «политика рукопожатий и плевков».
Многие согласятся с тем, что Соединенные Штаты должны отстаивать свои ключевые национальные интересы, даже если Вашингтон и Москва расходятся во мнениях, или что у представителей администрации нет иного выхода, кроме публичного отстаивания демократии и прав человека в России из-за особенностей внутренней политики США. Действительно, официальные лица США обязаны продвигать и отстаивать жизненно важные национальные интересы страны – те, которые абсолютно необходимы для безопасности и процветания Америки – вне зависимости от того, что об этом могут подумать остальные. Но у США много и других интересов, которые до этого уровня не доходят. И одна из главных обязанностей президента – четко устанавливать и расставлять такие приоритеты. Но ни одному из американских президентов после окончания холодной войны сделать это не удалось.
Опросы общественного мнения регулярно показывают, что американская политическая элита гораздо больше заинтересована в продвижении демократии за рубежом, чем американский народ, который обычно ставит этот вопрос гораздо ниже таких тем как ядерное распространение, терроризм и энергетическая безопасность. Более того, аргумент о подчинении американской внешней политики политике внутренней кажется весьма странным, когда его выдвигают люди, зачастую требующие от других государств игнорировать свою собственную внутреннюю политику (и речь здесь не только о России, но и о Китае с Пакистаном). Похоже, им кажется, что свою собственную внутреннюю политику мы изменить не можем, но они очень надеются, что изменить других мы в состоянии.
Подобно всем важным политическим вопросам, таким как выбор между свободой и безопасностью, или роль и масштабы государственной власти, противоречия между сотрудничеством и разногласиями это, в конечном итоге, вопрос баланса, но не вопрос выбора по типу или-или. А поскольку американские ответы на них со временем могут меняться, та точка равновесия, которая существовала в прошлом веке, в прошлом десятилетии или в прошлом году, сегодня может оказаться уже смещенной. А так как Соединенные Штаты все чаще вынуждены принимать трудные бюджетные и финансовые решения, все больше полагаясь на дипломатию при реализации своих международных целей, поиск правильной точки равновесия заслуживает серьезного внимания.
Пол Сондерс – исполнительный директор Центра национальных интересов (The Center for the National Interest) и издатель National Interest. С 2003 по 2005 годы работал в Госдепартаменте.
