Дом, где я вырос, был полон призраков советской тирании. Когда мои родители переехали туда, их соседом был Никита Хрущев. Когда я родился, в доме еще жил Вячеслав Молотов. Бутылки с зажигательной смесью, может, и дали ему нежелательную славу, но для нас он был обычным стариком, шаркающим ногами в подъезде.
Этот жилой дом находился неподалеку от Кремля и был предназначен для руководителей страны. Это было величественное розовое здание эпохи декаданса, но даже там удобства были минимальные. Провода крепились сверху к обоям, и когда я родился, еду все еще готовили на плите в углу.
На третьем этаже все время стоял человек в сером костюме, который курил и наблюдал за всеми. Мы полагали, что это был сотрудник КГБ. Спустя годы, когда рухнула советская система, мы выяснили, что были правы. Нам говорили, что все наши комнаты прослушиваются.
Мои родители были молоды, когда в 1980 году я появился на свет. Они были студентами, но мы жили в самом сердце московской властной элиты, потому что мой дед по материнской линии был выдающимся ученым. Он возглавлял биологические исследования в советской Академии наук, а это по сути дела означало, что он руководил биологией всей страны.
Читайте также: Лебедев выйдет раньше Ходорковского?
При коммунизме это выделяло тебя из общих рядов и давало право жить в поистине престижном доме - вместе с партийными боссами и генералами. А дом номер 3 в Романовом переулке был действительно престижным. Он был настолько перенаселен тенями из российской и советской истории, что занял центральное место в книге Рейчел Полонски (Rachel Polonsky) «Волшебный фонарь Молотова» - одной из лучших книг о России за многие годы. На фронтоне дома были огромные гранитные плиты, увековечившие память о почитаемых в стране людях. Этакий советский эквивалент памятных синих табличек в Европе. Но контраст между этими лидерами прошлого и советской элитой моей эпохи был просто поразительный.
Я помню тотальный дефицит товаров и пустые полки. Мы с матерью часами стояли в очередях, чтобы купить самые простые вещи. Этот советский навык пришелся весьма кстати, когда мы переехали в Британию. Моему отцу удалось купить машину только в 80-х годах. Это была «Лада», и она все время ломалась. Как-то раз, во время поездки в Волгоград (раньше это был Сталинград), мы застряли в пути из-за поломки, и нам пришлось ждать несколько дней, пока не привезли новую деталь.
Подобно многим семьям в Советском Союзе, у нас были странные и двойственные отношения с коммунизмом. Дед моей матери в годы войны был высокопоставленным руководителем, контролировавшим поставки продовольствия. Он организовал эвакуацию своего министерства на восток, когда к Москве подошли нацисты.
Он обладал властью и пользовался авторитетом. Но всему этому сопутствовал страх, который был у каждого высокопоставленного начальника того времени. Людей, с которыми он работал, отправляли в исправительно-трудовые лагеря за минутное опоздание на работу или за то, что они не могли точно доложить по памяти ту информацию, которую требовали от них более высокопоставленные партийные начальники. Как-то раз дед обнаружил, что у него на работе из сейфа пропали деньги. Он был настолько напуган тем, что могло случиться, если бы это стало известно, что положил туда свои деньги, выплатив людям зарплату из собственных скудных сбережений.
Также по теме: Бывший советский агент ведет антикоррупционные расследования
В 1952 году впал в немилость его начальник Анастас Микоян - пожалуй, самый приятный из близких друзей Сталина, запачкавших руки в крови. Микояна разнесли в пух и прах на партийном съезде. Если бы состоялась чистка, мой прапрадед вполне мог оказаться в расстрельных списках. Он до самой смерти был уверен в том, что лишь смерть Сталина, наступившая спустя пять месяцев, спасла его от гибели. Он был слишком напуган, чтобы говорить о том периоде: мой отец задавал ему вопросы, но прадед отмахивался от него, показывая пальцем в углы комнаты и как бы говоря, что подслушивающие могут прийти и забрать его семью.
Но несмотря на это, обе мои бабушки активно выступали за коммунизм. Они по-прежнему защищают его. Я могу понять, почему так привлекателен лозунг «от каждого по способностям, каждому по потребностям». Но меня поражает то, что даже сейчас они верят в Сталина. Обе с гордостью говорят о том, как они плакали, узнав о его смерти. И нельзя сказать, что они не ведали о происходившем во время его правления: о голоде, о лагерях, о страхе. Однако мои бабушки утверждают, будто Сталин не знал о происходящем. Допускались ошибки, ситуация выходила из-под контроля, но Великий Вождь ни в чем не виноват.
Такие взгляды в России - не редкость, но мне трудно понять, как два столь опытных и мудрых человека могут придерживаться таких убеждений. Возможно, это просто стремление к стабильности и безопасности, обещанной коммунистами. Когда я был ребенком, обе бабушки активно утверждали, что единственная альтернатива коммунизму - это анархия.
К моменту моего рождения мой отец, Александр, в коммунизм уже не верил. По всей нашей квартире были спрятаны запрещенные книги Александра Солженицына. Отец видел, в каком состоянии находится страна, и совершенно справедливо винил в этом систему. Однако эти сомнения не помешали ему пойти после выпуска в службу внешней разведки, хотя многие в нашей семье такое решение не одобряли. Он немедленно обрел в своих рядах репутацию человека с острым умом, отличной памятью и способностью запоминать детали.
Читайте также: Александр Лебедев начинает новый проект против российской коррупции
Его отец никогда не состоял в коммунистической партии и не одобрял те льготы и привилегии, которые партия предоставляла своим членам. В результате этого его карьера блестящего инженера-оптика застопорилась. Даже мой дед по материнской линии не одобрял решение отца, хотя и работал на советское государство. Он видел во внешней разведке наследницу того чудовищного репрессивного аппарата, которого он так боялся в молодости, хотя к 1980-м годам внешняя разведка и контрразведка в оперативном плане были разделены.
Тем не менее, для молодого и амбициозного человека, каким был мой отец, эта служба была привлекательной перспективой. Он видел в ней возможность ездить по миру, развиваться и даже выступать за перемены изнутри.
В детстве я не знал, что представляет собой его настоящая работа. Официально он был дипломатом, и сомневаться в этом у меня не было никаких оснований. Правду я узнал, когда мне было 11 лет, и я нашел в ящике стола несколько наград, полученных им за заслуги перед своей страной. Меня посвятили в тайну, и эту тайну я нес с гордостью. Я был еще ребенком, и эта мысль будоражила сознание, даже очаровывала. В стране серых бюрократов мой отец был человеком особенным.
Моей первой жизненной школой стал элитный детский сад в Москве. Детское воспитание в советские времена резко отличалось от либерального западного стиля: тебе приказывали делать гимнастику, спать после обеда, есть все, что клали тебе на тарелку, как бы несъедобно это ни выглядело. Как-то раз я упал и разбил нос. Но я знал, что обращаться за помощью к воспитательнице не стоит - сочувствия там не найдешь. Поэтому я убежал в лес и спрятался.
Свои первые каникулы я провел на радиоактивных пустырях Чернобыля. В 1989 году, спустя три года после аварии, мой дед проводил исследования, как радиация повлияла на животный мир в этом районе. И он взял меня с собой. Помню стоявшие повсюду брошенные машины и гигантские, раздувшиеся грибы. Мы подстрелили на озере утку, а потом проверили ее счетчиком Гейгера. Радиация была в норме, поэтому мы разожгли костер, зажарили ее и съели.
Также по теме: Воспоминания Владислава Третьяка и советский кошмар
Когда мне было восемь лет, отца отправили в командировку в наше посольство в Лондоне. Он в свои 29 лет был невероятно молод, чтобы получить столь престижную работу, хотя реальность его повседневной работы была далеко не такой захватывающей, как мне казалось. Большую часть времени он проводил в кабинете, читая газеты. Периодически он встречался с людьми, а потом писал домой о происходящем.
Приезд в Британию стал потрясением. Все было такое яркое и красочное: одежда людей, машины, ассортимент товаров в магазинах. Появилась свобода говорить, свобода покупать и свобода путешествовать, и мы ощутили себя, как на другой планете. Я немедленно полюбил эту планету. В Британии мне нравилось все, даже погода. Это прекрасная смесь - и когда выходит солнце, британцы по-настоящему ценят его.
Каждое лето мы ездили в Россию в отпуск, и во время одного из таких отпусков распался Советский Союз. Помню, как я вышел погулять со своей сибирской лайкой, и в это время по улице мимо нашего дома поехали танки, вставшие возле Кремля. Вскоре после этого мы возвращались от моей бабушки по отцовской линии, а в это время начал действовать комендантский час. Мы ехали в метро, и вдруг людей начали выводить наверх, а станции закрылись. Выйдя на улицу, мы увидели там солдатские патрули с автоматами. То был вечер путча против Михаила Горбачева, когда старая гвардия предприняла последнюю попытку развернуть вспять его реформы.
Моя бабушка была полностью за переворот. Она хотела спасти Советский Союз любой ценой. Ее муж, мой дед, сказал, что если начнут бить коммунистов, то на наш дом нападут в первую очередь, потому что он был полон советских руководителей, военачальников и партийных боссов. Как-то вечером пришли какие-то люди и нарисовали у входа свастики. С тех пор я начал оглядываться, подходя к подъезду.
Читайте также: Освобождение Лебедева под угрозой из-за пропажи штанов
Но мои родители были против путча. Они ходили на митинги протеста к Белому дому, где заседал Верховный Совет, и где собирались москвичи, чтобы громко заявить о том, что возврата к старому не будет. На стенах в метро висели плакаты с фотографией Бориса Ельцина и надписью «Разыскивается». Путч вызвал яростные споры у нас дома между моим отцом и бабушкой по материнской линии. Отец говорил, что Ельцин - патриот. Бабушка считала его преступником, угрожающим государству, которому она служила всю свою жизнь.
Нам пришлось возвращаться в Лондон еще до окончания кризиса, и в Россию мы приехали лишь год спустя. К тому времени Советский Союз распался, и даже ребенку было понятно, как много в стране изменилось. Москва стала другим городом, а недавнее прошлое исчезло из виду. Менялись названия улиц. Исчезали достопримечательности. Сносили исторические памятники, а вместо них появлялись безобразные новые здания. Это была очень русская черта - стремление полностью избавиться от прошлого и начать все с нуля. Так было в 1917 году, так было и в 1991-м, правда, в меньшей степени. Все, что люди знали, перевернулось с ног на голову.
Россия стала дикой страной. Про смерть можно было услышать где угодно. Людей останавливали под дулом пистолета, просто чтобы снять с них одежду. Мой дед начал носить с собой в куртке пистолет, оставшийся со времен Второй мировой войны. В выходные мы ездили за город, и он учил меня им пользоваться - так, на всякий случай.
Раньше у людей в квартирах были тонкие деревянные двери, а подъезды стояли открытые. Теперь повсюду появились гигантские металлические двери. Пуленепробиваемые. С двойной обшивкой. Из стали. И люди вели себя странно. Все, что не было заперто, начинало буквально заполняться дерьмом. Люди гадили в любом свободном месте, делая это в лифтах и в подъездах, которые еще не запирались на замок.
Также по теме: Парк Горького - брилиант в короне советской Москвы засиял снова
Я могу себе представить, почему восточные немцы или чехи были так рады краху коммунизма, но в России все было иначе. Это была сверхдержава, а россияне - гордый народ. Они гордились, что живут в стране, которая может выступать против Америки, в то время как другие ее боялись. И вдруг все внезапно рассыпалось. Моя бабушка по матери не скрывала того, что чувствует себя полностью правой, и что ее самые мрачные прогнозы сбылись.
Мой отец ушел с государственной службы и начал заниматься бизнесом. Он попробовал все. Он испытывал жажду деятельности и хотел попробовать все то, что ему не разрешали делать при коммунизме - покупать и продавать. Ему нравился этот процесс. Он хотел взять все те великолепные вещи, которые видел на Западе, и привезти их в Россию. Помню, как он начал продавать обувь. Одна партия не пошла, и у нас дома стояли тысячи и тысячи коробок с туфлями. Но в целом дела у отца шли весьма неплохо. Вскоре у него появилась новая машина, водитель и охрана. Он знал, насколько опасно заниматься бизнесом. В 1990-е годы в Москве люди решали деловые споры не за счет повышения конкурентоспособности и эффективности в работе, а просто убивая своих конкурентов. Это все равно, что розничная сеть Tesco вместо конкурентной борьбы за цены и услуги начала бы просто сажать за решетку и отстреливать всех и каждого из сети супермаркетов Sainsbury's.
В 1997 году я впервые почувствовал, как хаос врывается в мою собственную семью. Я учился в закрытой школе в Британии, но ездил на каникулы домой. В один из таких приездов я понял, что мы - тоже в опасности, когда моего отца вызвали на допрос в милицию. Он точно знал, что произошло. Конкуренты отца дали взятку высокопоставленному начальству, чтобы оно арестовало его и прикрыло его бизнес. Он говорил мне, что такое происходит постоянно. Вскоре в квартиру моего деда прибыла милиция. Они там все разворошили, а мы с мамой молча стояли и наблюдали за происходящим.
Это было только начало. Чуть позже мы нашли пулю в стене за креслом моего отца у него на работе. Стреляли из дома напротив. В следующий раз нам сообщили, что его готовятся убить. В соседнем здании провели обыск, и возле одного окна нашли гранатомет.
Читайте также: Лебедев - Путин должен пойти на реформы или он станет российским Мугабе
Мой отец отказался уезжать. Он видел свободные страны и отказывался верить в то, что в России такое недостижимо. На свои деньги он начал финансировать свободную прессу, особенно - «Новую газету», самое свободное и самое смелое печатное издание в России, журналистов которого убивают с ужасающей регулярностью - просто за то, что они говорят правду. Все это время милиция нас преследовала, бесконечно допрашивая отца.
Даже сейчас мой отец отказывается отступать, когда видит несправедливость, коррупцию и прочие нарушения. При этом он не думает об ущербе ему лично и его бизнесу. За это я уважаю его. Он - патриот, и поэтому считает, что его страна заслуживает лучшего.
Я - тоже патриот. Я родился в России и горжусь этим. Я хочу делать все возможное для того, чтобы она заняла подобающее место в мире как одна из ведущих стран, причем, не только в экономическом и военном плане, но также в политике и культуре. Тем не менее, сейчас я живу, в основном, в Британии, и моя британская половина помогает лучше увидеть те вызовы, с которыми сталкивается Россия. Жизнь в свободной, либеральной и открытой стране, где есть нормы отправления правосудия и власть закона, создает резкий контраст с той несправедливостью, что существует сегодня в России.
А моя русская половина, та, что выросла в доме с прослушкой в двух шагах от Кремля - она показывает мне, насколько легкомысленно люди в этой стране воспринимают британские свободы. Когда я вижу, как государство посягает на гражданские свободы, или как технические достижения и неэтичное поведение начинают угрожать неприкосновенности нашей частной жизни гораздо более утонченными способами, чем мог себе представить КГБ, в моей голове начинает звучать сигнал тревоги.
Именно понимание того, насколько хрупкими являются эти свободы, заставило меня заняться делами Independent, Evening Standard и организации The Journalism Foundation, которая поддерживает и продвигает свободную журналистику во всем мире. Когда вы выступаете сегодня в Британии за свободу, это может показаться чем-то само собой разумеющимся и даже банальным. Но я вырос в одном из самых несвободных мест в мире в то время, когда оно правило четвертью земного шара. Свобода никогда не станет для меня банальностью. Вот поэтому я надеюсь на то, что данные организации смогут защищать свободы в одной моей стране и помогать создавать более сильное, здоровое и открытое навстречу миру общество в другой. Я смотрю на это с оптимизмом.
Евгений Лебедев - владелец изданий London Evening Standard и Independent, а также главный редактор independentvoices.com.
